Орлиное гнездо

В конце 80х проблема рабочих кадров в геологосъёмочных экспедициях стала очень острой. Причина проста – низкая заработная плата. Не хватало радиометристов, промывальщиков, горнорабочих. Тогда было разрешено брать на полевые работы учащихся старших классов, не моложе 15 лет, по два-три человека, не более. Как-то и это выручало. Вот и пришлось взять двух школяров под личную ответственность. Работали ребята под присмотром старших, но дети, есть дети. Не доглядели. Отыскали пацаны в скалах орлиное гнездо, да и спёрли у орлов двух только-только оперившихся птенцов. Принесли на стоянку, а потом и на базу партии. Получили пацаны по первое число. Но возвращать птенцов было некогда, да и не имело смысла. Орлы бы их, после человеческих рук, не приняли. Так сказали знатоки. Так и появились в партии «дети полка», два осиротевших орлёнка.
Поместили их на камнехранилище. И стали они общей заботой геологов. Когда те надолго разбредались по своим  делам, и мамой и папой становился им завхоз Паша. А с каждым возвращением, геологи отмечали – подрастают птенцы. Вот уж и определились, кто есть кто. Более крупный и серьёзный стал Карлом, а помельче, да посварливее и крикливее – Кларой. Такая получилась орлиная парочка, Карл да Кларочка. Потихоньку детки матерели, и, как-то не заметно стали подлётывать, восхищая коллектив. С рассветом горластая Клара начинала требовать чего-нибудь поклевать. Завхоз рубил им мясо, а Клара с Карлом торопили его пронзительными криками. А однажды утром их крик разнёсся с высокой лиственницы, стоявшей посреди базы. Орлята наши становились на крыло. Теперь завхоз клал на пенёк кусок сохатины, а птицы рвали его своими клювами, вцепившись в кусок огромными когтями. Причём, первой на пенё всегда успевала Клара. «Кто раньше встал, того и сапоги». Насытившись, она пускала на пень Карла. Потихоньку они стали подлетать выше и выше, делая первые нерешительные круги над базой. В тот полевой сезон, в связи со спецификой работ, вертолёт базировался на базе партии, и взлётов-посадок за день бывало по 10-15 штук. Сначала рёв взлетающего вертолёта вызывал у птенцов ужас. Со временем они стали воспринимать его спокойно и даже как-то оживали при  появлении в небе далёкого вертолётного гула. Если это случалось, когда орлы летали над базой, они быстро возвращались к своей лиственнице. Когда же вертолёт садился и замолкал двигатель, те взлетали и кружились над ним, словно приветствуя большого собрата по небу.  Ближе к осени орлы стали отлучаться надолго, а однажды не вернулись совсем. Мы были спокойны и рады за них. Теперь не пропадут. Было и грустно. Все привыкли к ним, а они к нам, коли брали корм, практически из рук. Клара же отзывалась на своё имя, отвечая приветственным криком.
Пришла зима, партия вылетела в посёлок на камеральные работы. Для тех, кто не в теме – на обработку полевых материалов. База партии у нас была многолетняя. На зиму там, в складах, оставались и продукты, и оборудование, и спецодежда. За зиму туда пару раз вылетали люди, обычно, после сильных снегопадов – стряхнуть с укреплённых палаток снег. Не то проломает, когда насыпает по полметра. Всё, что оставалось на базе «висело» на начальнике. И никогда базу не трогали местные, оленеводы или охотники. Чукчи ли, эвены, орочи. Честные люди, с детства воровству не научены, как и мы, вроде бы, христиане православные. Улыбаешься, читатель мой? Да и мне грустно. Бывало, оленеводам приспичит – в тайге всякое случается. Возьмут чего из продуктишек, отогреются в домике. И слав богу. Только потом, любыми путями оповестят и расплатятся. Честь и хвала. Только однажды, пролетая над базой, увидали лётчики свежий след снегохода, идущий к базе от перевала. Прилетели в посёлок – лети, мол, на базу проверь, не пошкурил ли вас лихой человек. Тут же и вылетели. База зимой с воздуха выглядела заброшенной и стылой. Домик и палатки нахлобучили пышные снеговые шапки. Только что не в валенках. Подо мной был мой дом, и я радовался встрече с ним. А след снегохода обрывался у складов, стало тревожно. Кто-то влез в мой дом.
Сели на вертолётной площадке. Лётчики дали нам час, чтоб не остыл двигатель, т.к. печку с собой не брали. Ребята ушли стряхивать снег, а я с летунами на склад. Нас пограбили, и на душе было скверно. Мы стояли посреди базы и обсуждали положение, строили догадки. Мы понимали, на что рассчитывал вор – снег скроет все следы. И вдруг! Над головой раздался орлиный крик. В изумлении все задрали головы. Над нами кружили два орла. Та, что поменьше, была Клара. Я узнал её крик. Они кружили над нами, и Клара что-то кричала, словно пытаясь что-то поведать нам. А мы с ребятами словно обалдели. Мы размахивали руками и громко звали своих орлов по именам. Они услышали издалека голос брата по небу и устремились на встречу с ним, к своему родному гнезду. Мы не верили своим глазам, не верили ушам своим. Мужиков, как говорится, проняло. А орлы набирали высоту круг за кругом. Вот они стали меньше и исчезли из виду. А мы ещё долго стояли молча, переживая увиденное, будто и забыв напрочь, зачем прилетали сюда.
Мы летели назад по следу снегохода. На перевале он исчез, и за перевалом нигде не проявился. Пурга сделала своё дело, а вор знал своё дело и знал приметы здешней погоды. Мы уже знали, кто он – этот опытный хищник. Сомнения не было – дело рук Дровокола. Только, не пойман – не вор. Этот человек считал себя хозяином здешней тайги. Постоянно браконьеря в тайге и на реках, он поставлял икру, рыбу, мясо на стол районной старшины, и за их спинами чувствовал себя как дома. Подлец – к подлецу. Сколько верёвочке не виться… А я летел и думал о наших орлах. Мне было хорошо, и ни о чём плохом думать просто не хотелось.