Ночной спортсмен

Северяне – люди весёлые, а порой, просто бесшабашные какие-то. Я про нашу братву, про геологов. Видать полевая вольница формировала в них черты авантюристов и флибустьеров, этаких рубах-парней, парней, порой, безрассудных до глупости. Особо это проявлялось в длительных северных отпусках, и с мужиками, оторвавшимися от семейных забот и обязанностей. В свободном, т.с. полёте.
У Алексея слабоваты были бронхи. Северные врачи рекомендовали ему наведываться на предмет профилактики в Гагры. Да и путёвочка в тамошний пансионат обходилась всего в 30 рублей. Остальное доплачивал родной профсоюз. Плохо, по «совковому» жили. Вот и вырывался он туда при первой возможности. Помогал гагрский микроклимат, пронизанный испарениями многочисленных масличных растений. Так что, к концу путёвки мой герой, кашляющий, чихающий и задыхающийся по приезду, этаким козликом допрыгивал на одной ноге до пансионата «Чайка», что приютился на приличной горушке. Он и мне настоятельно рекомендовал, а я уж вам с его подачи.
Тогда, при советской власти, у грузин с абхазами было просто-напросто взаимное, скажем так, неуважение. Однако смешанный брак, в дальнейшем, делал семью изгоем, как среди грузин, так и среди абхазов. Вот вам такой интересный пример. На автостоянке было два охранника. Один – абхаз, другой – грузин. Дежурили по очереди. Ставишь вечером машину грузину, он зовет пропустить стаканчик хорошей виноградной чачи, и тут же анекдот тебе, про абхазов.
 - Ти знаешь, пачиму  наши победили немцев в Сталинграде? Благодаря абхазам. Потому, что они поставили в Сталинград три тонны аджики. Вах !
 На следующий день вечером тебя радушно, со стаканчиком  хорошей виноградной чачи, встречает абхаз. И тут же тебе анекдот про грузина.
 - Адын зарубэжни карыспандент спрашивает у грузина: Какой город самий красивий, самий  балшёй в мирэ? – Грузин ему: «Ва! Канечна Тбилиси». -Карыспандэнт  тагда гаварит: « Очен жялка, если на нэво амэриканцы бросят атомную бомбу». – Грузин нэмношька падумаль и гаварит радасна: « А ти знаешь, навэрна Эрэван ещё болше, чем Тбилиси».
И чача из одного, вроде бы, винограда, и грузина не всегда от абхаза отличишь, и места благодатные – живи да радуйся. Нет, вон чего натворили.
А тогда оказались два мужика в одной комнате в пансионате. Один северянин, наш герой. Второй – горняк из Кривого Рога. Подружились парни. Родон принимают – ванны рядом. Анекдоты травят, персонал веселят. Один раз про часы песочные забыли, да и заснули в ваннах, персонал на уши поставили. Весёлые ребята. Потом ещё по стаканчику Иверии в «Трёх бочках» приняли , это после родона-то. Как с гуся вода – молодые , здоровые. И вот решили они посетить ресторан «Гагры», что на западной окраине города, послушать красивую музыку, развлечься слегка. Решили – сделали, а что из этого вышло, смотрите ниже, мотайте на ус, на будущее.
Посидели хорошо. И музыку послушали, винца хорошего попили, потанцевали – ну полный кайф. А домой добираться километров пяток, да в южную ночь, да с бутылочкой «Хванчкары», да вдоль ласкового моря – это уж в дополнение к полному кайфу. Медленно брели вдоль пальмовой аллеи, прочерченной в ночи линией шаров-фонарей, отражавшихся в чёрном зеркале моря, сливающегося с теменью южной ночи. Прошли с полпути и присели на лавочку возле телефонной будки. Под «Хванчкару» слушали тихий шелест морской волны. Видимо он и натолкнул Алексея на мысль о ночном заплыве. Виталий отказался сразу, ему хорошо было и без того, а упёртого Алексея заклинило.  Решено. Раздевшись, он вручил вещи Виталию. Тот посоветовал купаться неглиже, чего, мол, в мокрых трусах потом идти, всё равно вокруг на километры ни души. Алексей подумал, и раздумал. Словно предчувствие какое. Море ласково приняло его, и он махал сажёнками, переходя на брасс, и снова махал, пока не устал. Перевернувшись на спину он увидел справа огни Гагры, а на приличном  расстоянии пальмовую аллею, прочерченную ниточкой фонарей. Где-то там дожидался его Виталий. А вокруг была тишина, и ни одного дельфина тебе. Спят, наверное, по ресторанам не шастают. Ему было хорошо, будто он один на один с этим морем, с этой ночью, со всем миром. Не знал Алексей, что он в погранзоне, что купаться ночью здесь запрещено, а он теперь – нарушитель границы.
Он медленно грёб к берегу и искал взглядом телефонную будку с Виталием и одеждой. Чем ближе к берегу, тем больше одолевала тревога. Он не видел телефонной будки, ни в право, ни в лево. Выскочив на аллею, Алексей взволновался не на шутку. В обе стороны на километры выстроились пальмы с однообразными шарами-фонарями. Ситуация. В какую сторону податься? Делать нечего, нужно искать. И двинул наш герой наобум влево лёгким спортивным шагом, переходящим в бег трусцой. От джентльменов  удачи его невыгодно отличали  семейные трусы предельно вызывающей раскраски.
Выражение лица, вероятно, совмещало черты героев Крамарова, Вицина и Никулина в момент напряжённой работы мысли. А мысль работала чётко. Телефонной будки не было. Не пора ли в обратный путь. Двинул назад, изображая спортивную ходьбу. Не всполошился бы Виталий, да не понёс бы вещи безвременно утопшего в органы. Не сбежал бы я в Турцию, к тому же. Такие мысли роились в бесшабашной Алёшиной голове, когда он понял, что сзади его высвечивают фары автомобиля. Он тревожно оглянулся. Медленно по аллее его догоняла машина с милицейским проблесковым маячком. Алёша продолжал свою спортивную ходьбу, стараясь не выдать волнения, когда из поравнявшегося «уазика» прозвучало ехидно-доброжелательное – Далеко ли держите путь, пан спортсмен, в столь поздний час? Алексей, что-то плёл про поддержание спортивной формы, прекрасную погоду и чудесный город Гагры. Какое-то время параллельными курсами двигались молча. Потом Алексей деликатно поинтересовался – нет ли  поблизости телефонной будки.   – Хотите позвонить тренеру? – улыбался из машины ехидный мент. Со словами – Ищи, северянин, должна где-то быть.  – весёлые менты укатили вперёд, оставив Алёшу в полном недоумении. «Откуда знают, что северянин? Где искать эту чёртову будку, и зачем, если Виталий заявил о нём-утопшем, и предъявил вещьдоки в виде штанов и штиблет? В полном раздрае чувств спортсмен опустился на ближайшую лавку и погрузился в мрачное раздумье. «Вечно тебя не туда заносит, дурака. Тогда, в Магадане, конечно, посерьёзней дело повернулось. После «Приморского» на берег вышли хорошо разогретые. Лёд в бухте по трещинам разошёлся. Вода в канавах меж льдин  чёрная, и холодом веет. Девчонки давай подзуживать. Мол, что, мужики, слабо окунуться? Мужики, конечно,  давай распоясываться – да нам раз плюнуть….  А в воду то плюхнулся он один. Пацанами на Сахалине они на спор меж льдин бултыхались. Так то ж днём. А тут ночь. Фонари далеченько. Знал, что в холодной воде спасает только движение, вот и гребанул изо всей дурацкой мочи, аж бурун сзади. С полминуты туда, вода припекает. Ну и бегом назад. Развернулся в канаве-то, а куда назад? Темно, как у афро- американца в желудке. Фонарей нет, а бортик ледяной отвесный  под полметра. Блуданул слегка. Может и орал тогда чего, друзья не говорили. Только вылетел он на берег как косяк селёдки от касатки. В штаны вдевали всей компанией, члены не слушались. Разогрели, конечно. Всё по Высоцкому. Обошлось.»
А здесь-то. Южное море, ласковый морской эфир, и так залететь. Грёб он, понуро, здаваться, вдоль пальм и вереницы предательски одинаковых фонарей. Потом отошел, возрадовался, что не клюнул на дружеский совет Виталия. Он представил себя входящим в отдел милиции в повязке из пальмовых листьев, и совсем развеселился. Впереди замаячила телефонная будка. Рядом на лавке прикемарил уставший Виталий. Менты пытали его, у кого он спёр целый гардероб. И тогда он сдал им друга. Он упросил их быть снисходительными к северянину, закостеневшего от мороза на своей Чукотке, и сидящему в море сутками, чтобы отогреться. И что не нужен ему ни берег турецкий, ни Африка, и никакой он не нарушитель границы СССР. Менты пожалели, только пожаловались Виталию, что почти каждый северянин им, как зуб в носу – одна головная боль.
А друзья допили Хванчкару и двинулись домой. Утренняя заря гасила звёзды, светлел небосвод, а море продолжало шелестеть о прибрежную гальку.