Лагерь в горах Адыгеи

Мы дорогу свою не закончили
Мы не все что хотели – допели …
А вдали над болотными кочками
Машут лапами синие ели,
Нам бы в баньку хмельную под пятницу
Да под праздник расслабиться в стельку…
Ах, как время проклятое катится,
Дробью лет по брезентовой стенке!
Пусть не спеться всему недопетому,
Пусть не вспомнят …
Да в этом ли суть?
Мы не стали при жизни поэтами-
Будем жить, пока ноги несут.

          
   Если все-таки спросить (нынче же модно докапываться до истины) – что нам мешает жить нормальной человеческой жизнью, тем более в отпуске? Куда-нибудь в профилакторий, санаторий, на море, на дачу в конце концов… По правде сказать, вразумительно не ответишь. Это скорее всего – вера. Только не потусторонняя, а совершенно конкретная вера в иную жизнь здесь, параллельно обычной земной жизни. Это примерно также, как на корабле в автономном плавании в средние века, без связи с внешним миром. В этой автономии нашего туристического мира не все просто и гладко (особенно с детскими лагерями), однако и там приходит время, когда чувствуешь: ну вот, ты нужен им, и они нужны тебе, и каждый нужен каждому весь: с недостатками (у кого их нет), с плюсами (желательно, чтобы он сам меньше их осознавал), с вредностями и так как начинаешь ценить человека за то, что он просто есть. Вот Федоров рубит дрова – будет тепло и светло, вот Юля в который раз вываливает мокрую палатку из мешка и пять человек в течение часа, глотая дым костра, будет помогать сушить ее… Даже самый отъявленный лентяй (молчу – кто) приносит вечером в ладонях огромного светлячка и рассказывает, как он красиво летает, а может ползает… И думаешь: а ведь он замечает в жизни то, мимо чего остальные прошли… Вот такой, бестолковый, безалаберный, всю жизнь на подталкиваниях, а все его любят. Выходит, тоже нужен. Вот так, постепенно, на первый взгляд в беспорядочном броуновском движении души и характеров под воздействием внешней красоты природы и внутреннего микроклимата, глядишь, проявляется то, ради чего все это: самопожертвование, чуткость, свойство замечать трудности других, преодолевать, делится с товарищем и тому подобное.
Что касается других сторон таких лагерей – мы их стараемся не замечать, хотя учитываем впредь. Кстати, проблем всегда больше во взаимоотношениях с родителями, вполне определенно конкретизирующими информацию.

    Себя не похвалить трудно. Я это сделаю. Наш маленький коллектив вправе гордится такими лагерями. Ибо за долгие годы перестройки если что-то раньше и было в других местах – сегодня уже благополучно погибло. Сегодня энтузиаст в коллективе, как слон в квартире, он всем мешает. А то, что у этого слона может быть очень тонкая кожа – кому это интересно?
 
    В этом отношении я за два десятка лет очень хорошо усвоил (теперь серьезно похвалю других), что коллектив Курской АЭС очень помог у нас, в одном отдельно взятом Курчатове, сохранить как вид вот таких энтузиастов. Спасибо коллеги! В этом году(*) мы провели лагерь в горах Адыгеи, недалеко от местечка «Хаджох» (ты помнишь, товарищ, местечко Хаджох, костер с неостывшей золою? – Ох лучше бы, мама, я маленьким сдох, чем там под огромной скалою…»). Это из туристского поэтического наследия наших лагерей.

     Раньше мы проводили лагеря в Крыму в Карпатах, под Туапсе и, наконец, в Хаджохе. Это третий по счету лагерь в полюбившейся нам Адыгее.

А начинался он так:
Кто-то тронулся из нас
То ли я, то ли поезд,
Что-то рельсы не туда
И пейзаж мне незнаком …
В недописанный роман,
В незаконченную повесть
Я купил себе билет
И уехал с рюкзаком.
                МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

     Сразу после выхода газеты со статьей о Хаджохе бывшие участники похода, а нынче – чистенькие, отглаженные, ужасно «цивильные» школьники и школьницы притащили на очередную встречу эту газету. Было очень шумное обсуждение, все, конечно, делали вид, что не узнали этого романтика-лентяя, опять были воспоминания и самый главный вопрос: а когда будет продолжение? За окном осень и чертовски холодно. У окон на северной стороне – тем более. Природе абсолютно наплевать, что график отопительного сезона с половины октября. В рукавицах очень неудобно держать ручку. Но – продолжение следует. Теперь деваться некуда и мы снова тащим огромные продуктовые мешки через туннель на третью платформу к нашему поезду. (Кстати, ответственными за самый большой мешок, насколько я помню, были Скогорев и Корниенко).
                ПОЕЗД

    Штурм поезда был нами очень хорошо запланирован и прошел без потерь. Конечно, без учета параллельного ущерба проводнику. Он забился в свое купе и с ужасом смотрел, как постепенно заваливается его вагон барахлом, Начиная от полиэтиленовых сумок и кончая связками гремящих труб. Внесли даже пластиковую байдарку. Забегая вперед, скажу, что отношения с проводником сразу не заладились. Тут и отказ от постелей -– мы пользовались своими спальниками, и отсутствие чайных денег – мы делали свой чай, и неимоверное количество барахла и т. д. и т. п. Белым цветом выделялось только купе, где расположились Федоров с Батыревым. Они не решились вытащить из рюкзаков свои чистые спальные мешки и взяли белье. Когда пришла пора расставаться с поездом проводник попросил у нас(!) книгу отзывов и все хотел записать нам благодарность за хороших детей. Какая жалость, что среди нашего барахла, где можно было найти все, не оказалось такой книги!

     Не прошло и полутора часов, как мы устроились в вагоне. Сначала почему-то не хватало мест. Ни проводник, ни высшее образование, ни бесконечное метание от туалета до титана не помогли разделить количество мест на количество нас. Кругом из-под мешков торчат ноги, головы, все почему-то перемещаются с места на место … Проводник кавказкой национальности ругается вслух по-грузински, мы - про себя по-русски. Тоже не помогает. Тогда на пути перемещающейся массы выставили инструкторские заслоны и снова начали от туалета. Считаем: раз, два, .., четыре … Почему четыре?! Кричат ..: «А мы заняли для Чухи!» (Это Чуйков - старший). А кто шестой? Все утверждают, что он был, но переместился. Комплектуем. Через купе – снова пустое место занято для Чухи (Это уже средненький). Мы их потом стали звать ЧУ –1, ЧУ –2. Мы также знаем, что дома есть еще младший ЧУ – 3. Вопрос: сколько мест не будет хватать, когда с нами будут ездить все трое. Разместились. Скоро уже будем под Белгородом, пора и на боковую, да и время – четыре утра. Проводник вытаращил глаза: какой Белгород? Поезд через Белгород не идет. Кто-то слегка нервным голосом спрашивает: а Харьков будет? Послушайте, куда вы едете? – заорал проводник – поезд идет через Воронеж! Вот тебе и на, а народ в Харьков телеграммы из Курска поотправлял: дяде, брату, свату… До меня с пятого на десятое дошел истинный смысл происходящего и я по протоптанной через мешки тропе бросился к расписанию. Так и есть. Прибываем в Белореченск в восьмом часу утра. А электричка на Хаджох – если не изменяет память – около шести утра. А следующая уже к вечеру. Вот это сюрприз! И что делать с этой оравой? Поделился с инструкторами: думайте. А впрочем, самое главное едем. Обитатели нашего бродячего мира засыпают. Только ближе к последнему купе бренчит гитара. Там Аня услаждает самых старшеньких. Конечно, чем-то Митяевским. Все, спать. Дальше шло как по маслу. К обеду раскачались, попросыпались. Стали потрошить то, чем набили сумки заботливые руки мамы: жареные куры, сыр, колбаса, конфеты… Было радостно смотреть, как в маленькие животики перетекает содержимое больших сумок – легче будет тащить. Перестука колес не слышно, их напрочь заглушил стук челюстей. Были проблемы с кипятком. Проводник наотрез отказался заводить свой титан. Берете чай – будет кипяток. Заключили экономически выгодную сделку. Сначала, правда, пытались разжалобить, посылая Ванятку с Апальковым Димой – но разве можно им отказать?! У Ванятки печальные глаза и характер как у маленького котенка – игрули. Дима спокоен и рассудителен. Против такой пары устоять трудно, но проводник устоял. Сдался только после небольших продуктовых подношений. Зато потом чай пили бесперебойно. А поезд катил себе и катил по новому перестроечному маршруту, увозя нас все дальше от Курска и все ближе к загадочной стране Кавказ.

Размыты в грязь альпийские луга,
От плача гор раздулись вены-реки,
А мы с тобой плывем как два калеки,
Как два слепца, втыкаясь в берега.
Нам надо плыть – иного не дано,
Сквозь грозы, град,
Не съежимся, не охнем,
Еще успеем встать, еще обсохнем,
А надо будет - спрячемся на дно.
И пусть мы рождены не для побед
И с тех, что мир трясут и помнят деды –
Мы суп с дождем глотаем на обед
И в этом – наши личные победы.
(из будней Хаджоха).

     С электричкой нам не повезло. Договорились еще в поезде, что по прибытию я бегу узнавать расписание. Наш скорый медленный поезд еще докатывал последние метры мимо Белореченского вокзала, а я уже бежал, втыкаясь в большие сумки встречных будущих пассажиров. Пробежал метров сто к вокзалу и, заворачивая к нему обратил внимание, что состав, который я оббегал – электричка, А на стекле круглые буквы слились в родное слово «Хаджох». Заскочил на подножку и забарабанил по двери. Высунулся машинист и сказал, что в этот вагон посадки нет. И вообще, еще рано, и что я успею три раза обежать вокруг всего вокзала с заходом в туалет на каждом. Тем же галопом помчался назад, но все равно не успел – наш вагон уже стоял гордо выпрямившись, вся недвижимость громоздилась на платформе и из этой кучи на меня глядела сотня глаз …

     Потом бегали за билетами, грузились, пересчитывались. Отправление из-за нас задержали. Тихо, без выяснений и скандалов, просто сказали: «Ребята, не волнуйтесь, поедем, как скажете, ни одна пуговица из вашего склада не останется на платформе». Это вам не Курск, - сказали мы друг другу. В электричке, конечно, все улеглись спать, поскольку в поезде допоздна уничтожали домашние запасы.

     В Хаджохе во всю светило солнце, был самый настоящий юг, в который мы верили. Теперь внимание тому, кто не знает, что такое организация лагеря в условиях, когда все свое с собой. Внимание тому, кто думает, что наши лагеря – это выезд с горсткой кукол-марионеток к морю, где и всего только - снять штаны и подставить среднерусские зады под южное солнышко. Будьте любезны, перед нами горы, а море далеко за ними и кому-то оно достанется, если хватит сил, если будет погода, если где-то повезет и подъедешь, сил… Да и с нами не марионетки – дернешь веревочку и пошел, и пошел,.. а настоящий набор «кот в мешке». Каждый знает чего он хочет, каждый имеет свою меру ценностей. И не плюнешь в сердцах и не скажешь: а иди-ка, ты, парень домой. Это только в песне: ты его не брани – гони!

     Итак, здесь мы расстаемся. График лагеря очень жесткий. На всю организацию два часа прощания. С корабля у нас только бал и сегодня три группы должны выйти на маршрут. Четвертая – альпинисты, уйти на базовый лагерь (поляна в горах) и там обустраиваться. В группе в среднем 17 человек и два руководителя. По одному руководителю остается с группой пересыпать продукты на первый поход. Вторые руководители убегают искать транспорт для заброски на начало маршрута. Я ухожу узнать обстановку. У каждого в голове одна молитва: не приведи, господь, дождь. Тогда все резко осложниться. Для нас это первый подарок судьбы, что дождя нет. Все местные в один голос утверждают – первый день без дождя! И лета не было, и картошки нет. Уладив дела на турбазе, возвращаюсь в наше привокзальное стойбище. Подопечные, строго отпрашиваясь, поочередно убегали на местный рынок прожигать жизнь. Не чета нам, не думали о будущем, им подавай все сегодня. Арбуз, давай, мороженое – само собой, пирожное – чем больше слоев, тем приятнее.

     Пришла машина, она повезет снаряжение альпинистов к лагерю. Погрузились, и расставание неизбежно. Мы с первой пешеходной группой потащились с мешками на турбазу сдавать продукты и затем – вниз к реке, готовить обед. Машина со снаряжением и сопровождающими ушла, остальные налегке пешком двинулись в горы. Они – налево, мы – направо. Нам семь футов под килем, им – ясного неба.

     Внизу, у реки, на небольшом пятаке, откуда мы обычно начинаем сплав, невообразимо много народу. Здесь предстоит второе прощание. Пока руководство пешеходки ищут транспорт, - готовим обед. У них с транспортом сложнее, им нужно заброситься под перевал Лагонаки. Дальше, через три перевала, - к морю. В эту пешку уходят все опытные, можно сказать, легендарные водники: Федоров, Батырев, братья Холодовы, Скрипкин, Чуйков (ЧУ-2) … А пока я их лихорадочно использую в сборке катамаранов. Нам тоже надо сегодня пройти часть маршрута. Но вот и первая неувязочка: Яша Зорин вместе с продуктами сдал на хранение запчасти от катамарана. Пришлось рассказать ему анекдот, как ученик слесаря уронил на голову своему учителю молоток и тот ему сказал: ты, Яша, не прав! Яша оправдаться не успел, прибежала Татьяна Крупницкая (руководитель славной пешеходки, рвущейся к морю) и крикнула: быстро, ребята, машину нашли! Прощание с этой группой было коротким. А напрасно! Лишний раз подтвердилась пословица: «В кругу друзей не щелкай клювом». Уходя, они забрали часть наших продуктов, в том числе, сахар, кофе и макароны. Горевали не долго, решили сплавиться километров на пять и самых длинноногих с утра послать за продуктами. Всем остальным отдыхать. Заслужили. А пока в нашем маленьком муравейнике дела шли примерно так:

-    Марьяна, - кричит Куликова, - посоли суп!
     Марьяна (Штырова) долго бродит от костра к костру (полиэтиленовый пакет с солью на земле), что-то перекладывает, куда-то уходит. Минут через пятнадцать слышен ее голос:
-   Скажите, пожалуйста, а где соль? Суп уже наполовину выкипел, соль лежит у нее под ногами, дело идет к вечеру.
-   Марьяна, - кричит Куликова, - разлей суп по мискам! Через полчаса слабо доноситься: - Скажите, пожалуйста, где поварешка?
     Суп уже остыл, костер погас, нарезанный хлеб зачерствел, поварешка висит на перекладине рядом с костром …

     Несмотря ни на что, мы до темноты успели поесть, собрать и упаковать вещи, построить и спустить на воду все суда и кое-что отснять на видеокамеру. Без осложнений прошли первые пороги, добрались до места ночевки, поставили палатки, и как всегда, легли спать под открытым небом. Вода в реке тихонько прибывала, характерно для горных рек, о чем-то тихо шумела, создавая неповторимый в нашем приключенческом кино. А что будут приключения – в этом я был уверен. Они еще впереди. А пока – ночь, звезды и шум горной реки …

     А все-таки продолжение нашей истории придется начать с …

                МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ.

     Конец октября ознаменовался даже для такого маленького городка, как наш, событием – День туризма. На станции туристов собралось нас человек 25, которых свели когда-то большие рюкзаки и дальние дороги. Этот день, пожалуй, тот прекрасный повод снова и снова – и так каждый год – вытаскивать из тысячи житейских будней друзей и удивляться: а ведь собрались, а ведь помнили, а ведь не потерялись … Что говорить о дне встречи? Много было всего: много прошли, много успели … Не успели только одно – понять, как быстро катиться жизнь. И для нас, слава Богу, мало что меняется в этой жизни, поскольку мы остаемся теми же. Надо же, нас – прожженных и просоленных, взволновало событие, которого мы никак не ожидали: с цветами и конфетами ввалилась молодая туристская поросль – наши Хаджохские друзья. Что греха таить, каждый из нас тешит себя иногда мыслью, что по его тропинке пройдут другие. И, естественно, это встреча поколений пролила бальзам на душу: кому-то они нужны эти далекие-далекие костры из нашего прошлого.

     Были представлены все поименно друг другу примерно так: «А это Хромов Александр. Он бывал … в том числе под руководством Анатолия Милостного, что само по себе повышает риск любого похода до предела …». А Саша Мезенова, хлопая своими ресницами (когда она ими хлопает, мне все кажется, что над головой летит какая-то большая птица и ударяет крылом об крыло), прочитала нам свое путевое стихотворение. Вот с него я и начну.
Едем к морю в электричке,
Спим в вагоне по привычке,
А за окнами – гроза
Блещет в спящие глаза.
Гром бессилен - спят друзья,
Едут к морю. С ними – я.
Мне уютно и тепло,
Вижу горы сквозь стекло,
В сером небе – облака,
Под мостом шумит река.
Вспоминается вода
В нашу первую неделю
(с освещением – беда;
поезд едет по туннелю).
… Утром, смех, веселый спор
- Как в котле варить топор.
Вот и горы Туапсе,
Очень весел тут народ
- Каждый ест свой бутерброд!
И как в сказке, по волнам,
Солнце выкатилось к нам …
Вот бы к солнцу в наш кружок
Трехпудовый пирожок!
Только нету ни шиша,
Чем же жизнь не хороша!
 
     Первая ночь прошла «как бы во сне». Поезд, электричка, сборка судов и упаковка груза, первые километры сплава – все это умотало. Наконец-то под ногами твердая и уютная земля, теплая подстилка, спальник, костер, тихая ночь… Я занимаюсь копчением сала, часть ребят ушла в Хаджох за продуктами, часть резвится в реке. Капитаны готовят катамараны к тренировке. Дежурные распределены по дням. над головой – облака, сгущающиеся у горных хребтов. Немножко тревожно: как раз, где-то там наверху, идут наши группы к морю. Довольно прохладно, поэтому перевороты в пороге отменили. Правда, без купания все равно не обошлось: при заходе в порог вылетела из седла Марьяна Штырова и долго что-то там под водой делала. Потом она объяснила, что выполняла жесткие инструкции – ни в коем случае не упускать весла. Вот она и вцепилась мертвой хваткой обеими руками в весло. А выгребать нечем. Хорошо что инструкции не отменяют инстинкта самосохранения. Марьяну с веслом водрузили на свое место. Больше девочки не выпадали – урок впрок. Саша Мезенова в спасательном жилете вплавь прошла порог: на ней отрабатывали спасательные работы. Саша получила синяк на ноге, а остальные – представление о том, как они далеки от благородной цели – спасти девчонку.

     Над головой слегка громыхало: горы сердились и напускали на нас маленькую грозу.
ЧУ-1 наконец-то завершил ремонт байдарки. Что делать… Снаряжение, можно сказать, доисторическое. Слегка проехавшись по камням на первых порогах, ЧУ-1 с напарником гребли «до последнего». Байдарка набирала воды и через каждый километр сплава погружалась так, что над водой торчали только каски отважных сплавщиков и мельтешили весла. Зато на стоянках байдарочники испытывали непередаваемое и неиспытываемое другими блаженство: задом истекающим холодной речной водой, они садились в костер и ждали, когда закипят. В свези с тем, что на маршруте встречались опасные пороги, был четко расписан походный строй при сплаве и сигнализация. Первым шел я в самой маленькой лодочке (девочки прозвали ее «корытом»). Дольше шла «клизма» – катамаран получивший это название за то, что в первом Хаджохе на нем капитанил доктор Сергей Буянков. Сейчас капитаном был Дима Корниенко, старпомом – Скогорев, а матросами – девочки. Замыкал кавалькаду маленький катамаран, где не было капитанов, зато матросы хоть куда – Ванятка и Дима.

     Вода прибывали и мутнела. К ночевке надо было думать о чистой питьевой воде. Экипажи предупреждены что будет чалка. Поэтому все шли рядом. Появились признаки чистой воды и я скомандовал чалку. Первым прилепился к берегу маленький катамаран с маленькими седоками. На «клизме» не рассчитали скорость воды (виноваты матросы) и она врезалась в «маленьких». Весло у Ванятки вырвало и он мертвой хваткой вцепился в свисающие над водой корни дерева. Весло стремительно навсегда скрылось. Река шумела и заглушала Ваняткины монологи в адрес экипажа «клизмы». В противном случае матросы должны были наверняка покраснеть. Причалили все в пятидесяти метрах ниже. Все, кроме двойки. Я орал, махал руками, прыгал и просил их отпустить берег – здесь поймаем – все напрасно. У Ванятки намертво заклинило руки на корнях. Пришлось посылать человека с веслом. Весь вечер шли разборки, а закончилось все мирным ужином. Даже Антошкин ел в этот вечер манную кашу. По старой традиции поставили палатки и улеглись спать под деревьями у костра. С утра зазвенел колокольчик – смеялась Лиза Разинькова.

     А и правда, смешно смотреть, как моргают, недоумевают, отупело невосприимчиво смотрят на мир спросонья глаза твоих друзей, если на них брызгать водой или просто подергать за что-нибудь. Но еще нужно уметь смеяться, как Лиза. И где она так смеяться научилась?

     Начинался новый день, как всегда на радость Сережи Антошкина - с каши. Не беспокойтесь, родные и далекие, с утра каша с мясом! Во время раздачи – гвалт и все ревниво глядят, как двигается поварешка над мисками. Я тоже гляжу и всеми фибрами души мысленно подсказываю: «Ну положи побольше в миску Мирошниченко, ну положи!» Я очень боюсь, что с Шурика к концу похода слетят шорты и он этого не заметит. Поели, и пошли… Все, ребята, пора идти дальше.

   …И пошел дождь…
     Дождь как плохой человек: он идет за тобой по пятам, что-то прячет под серой складчатой одеждой. Ты как поздний прохожий чувствуешь свое абсолютное бессилие перед ним. Знаешь только одно – ударит, ну когда? Там, наверху, дождь ударил, когда главный Кавказский хребет был уже позади. Правда белый пароход мог появиться только в воспаленном мозгу усталого, грязного, полуголодного человека. До моря еще очень далеко, дальше чем от Курска – если на поезде. Леша Скрипкин тащит два рюкзака: свой и Юлин – греется, Денис Губанов идет завернувшись в полиэтиленовый тент от палатки. На грязь уже никто внимания не обращает. По каменно-глинистым склонам реки Белой то и дело съезжают кто как может: на заду, на боку, на четвереньках. Грязь ложится, как масло на бутерброд – толсто и ровно (когда сам себе мажешь). Потом это смывает дождь, потом все повторяется. Все это у нас ласково называют «пешка», Таня с Наташей (инструкторы) идут замыкая колонну. У них свои проблемы. Девочки отстают, ребята «рвут постромки». То и дело приходится их осаживать. Вот опять ребят невидно за поворотом реки (река – два метра в ширину). Юля отстает. У нее целая история: вчера вечером не стала есть кашу – оставила на утро. утром миска вылизана до блеска. Недалеко село Бабакаул. Слава богу, заподозрили тутошних поросят, которые гуляют сами по себе, они ли? Вот и живот вроде выпирает. Потом все образовалось и было море, и белый пароход, и солнышко. Переполненные, галдящие пляжи и кафе под зонтиками.

     Я все это пишу только по рассказам участников похода, может путая где-то последовательность событий или не совсем точно их передаю. В одном уверен: не однажды побывав в такой же шкуре, в основе ошибиться не могу. Очень хорошо себе представляю, как группа пришла в Дагомыс босиком (ботинки ставшие от воды и дороги втрое объемнее, переброшены через рюкзак). Как резко отличались они от местных отдыхающих, вдруг проступившими на куртках и штанах бурыми пятнами глины. Как отрешенно глядели они на пеструю толпу гуляющих, витрины, асфальт, сникерсы и памперсы и не могли включиться в эту бестолковую, суетную жизнь. Но, пожалуй, главное, что их отличало: не прошло и дня – затосковали ребята по тому миру из которого сошли вниз. Искупались, постирались, просушились и – на электричку, к Хаджоху, встретиться с друзьями и снова уйти на маршрут. Что еще было на этой «пешке»? Теряли тропу – без тропы идти гораздо сложнее. Незапланированно разделились на две группы, догоняли, встречались. Были крупные разборки: ну, заблудились – бывает, покричали помирились и забыли. Через час с лишним Дмитриев вдруг выпадает из своего анабиоза и заявляет: «а я вот первый раз в походе – и не заблудился!» Снова дым коромыслом, снова разборки. А Дмитриев, взбудоражив всех, опять впал в анабиоз. Татьяна Крупницкая потихоньку допила валерьянку из аптечки, забыв, что предстоит еще один маршрут. Вообще, периоды активного состояния Дмитриева – короткие, как вспышки молнии – успевали выводить группу из равновесия, однажды, в момент присутствия в бренном мире он уловил фразу: «Опять миска потерялась». Нисколько не задумываясь, он тут же изрек: «А я всю жизнь с одной миской хожу и не потерял!». Его кто-то спросил: «И сколько же ты ходишь?».

-    А второй раз, - отметил Дмитриев и ушел в параллельные миры. Половина группы была в отпаде от смеха, половина – от ярости.

     Праздновали Федорову день рождение под перевалом. Вечер был как раз без дождя и небо, представьте, в звездах. Ночь была прекрасна! Именинник – тоже. Всем понравилось делать подарки. Ребята разошлись, начали дарить девчонкам звезды. Когда мне рассказали об этом я не мог удержаться и съязвил: «Легко дарить то, что тебе не принадлежит, к тому же, тащить не надо». Глупость, конечно, сморозил. На самом деле дарить звезды – благородное дело, хотя и опасное. «Да не сгори, горящий, да не сожги одариваемого!».

     А нам тем временем дождь дал короткую передышку. Серость куда-то сдуло, солнышко мигом прогрело долину реки и разогретые Ванятка с Димой устроили небывалый аттракцион. Никто до сих пор не может вспомнить подробности, я тоже. Все смотрелось как-то в целом. Река делала очень плавный зигзаг, огибая скальный выступ, течение было так себе. Плыву впереди на своем «корыте», вдруг слышу – заверещал Ванятка. Пока я разворачивался, к верещанию добавились крики: «Весло держи, весло!» Все три больших катамарана скребут брюхом гальку у берега, кто-то бежит уже по берегу, по-моему, Шурик Мирошниченко с веслом. Двойку с Димой и Ваняткой, медленно вращая, выносит к центру реки, у Димы нет весла. Из большой четверки выпадает Скогорев, неуклюже вновь забирается в нее и, что бы повторно не выпасть, хватается за первое, что попадется под руку. Этой опорой оказалась сидушка, болтающегося рядом катамарана, на которой громоздиться Антошкин. Сидушка ломается и Антошкин валиться в воду.

     Все это как в ускоренном кино: мельтешит, орет, перемещается – и ничего не понятно. Я с разгона долбаю своим «корытом» двойку, подталкивая ее к отмели. Кто-то помог Антошкину вынуть голову из воды, а голова эта удивленно таращит своими глазищами и не может понять – почему оказалась под водой. А виновник всей свалки – Дима Апальков – со спокойствием Будды взирает на все это с отмели, куда я их загнал. Видите ли, он выронил весло, заглядевшись на скалу, поднял панику Ванятка, сидушка связана плохо и вообще, если кто-то захотел искупаться, то причем здесь Апальков?

     Однако, небесная канцелярия гнала нас вперед. Там уже что-то громыхало, как будто божьи слуги разбивали мебель на дрова. С первыми каплями дождя встали рядом с железнодорожным мостом, найдя крохотную горизонтальную полянку. Едва успели поставить палатки и укрыть тентами, как грянул такой дождь, которого я давненько не видывал. А наши подопечные скорее всего отродясь не переживали такого. Весь следующий день сушились, полоскались во вспухшей реке – собирались к отъезду в Хаджох, девчонки весь день кашеварили. Мирошниченко стирал шорты, не снимая их с себя. Я по-прежнему удивлялся – почему они с него не сваливаются: скорее всего на его бедрах есть крючки, вот он и стирает их не снимая.

     Первый маршрут закончился солнцем, отсутствием насморка и даже кое-каким запасом, так горячо любимой Антошкиным, манной каши.

     Как всегда было жаль расставаться с группой. Они, говоря туристическим языком, были «чайниками», но уже вместе с ними прожиты километры и дни, дожди и пороги … Старшенькие и младшенькие, общительные и не очень, философы и пересмешники ели из одного котла и спали в одной палатке. Вот Антон и Илья, споря и спотыкаясь, тащат в горы рюкзаки и катамаранную упаковку, между двумя судорожными вздохами успевают вслух поразмышлять о превосходстве четырех ног над двумя. Шутка шуткой, но Куликова была за ними как за каменной стеной – гребли, что надо. Мне тоже приходится порой быть философом и я при расставании думаю: странная это штука – жизнь. Если еще вчера казалось, что высокая звенящая нота расставания будет звучать долго, то уже сегодня звучат другие ноты. Вот, пожалуйста, на смену Илье и Антону пришел не меньший философ – Дмитриев. И снова жизнь в кренделях и завитушках – ей-Богу, не соскучишься.
 
     А пока идет дождь. На нашей поляне сыро и холодно и нет «старичков», с которыми прошли огонь, воду и медные трубы и пойдем дальше.

     Они приехали уже на последней электричке. Скатились к нашему костру сверху, по темноте и грязи, треща кустами. По их суровому виду стало понятно: устали. Ладно. Вода – наша стихия. Здесь отогреются и «зачирикают». Пожалуй только Таня с Юлей бурно и радостно вопя, возвестили о своем прибытии. С ними всегда встречаемся так будто не виделись три столетия. Потом у костра, конечно, рассказы, рассказы, рассказы …

     Утром простились с предыдущей группой и внимательно разглядели прибывших. Да, горы запросто не сдаются: Женя Холодов покашливает, как охрипший пес, Аня с температурой, перекупалась в море, многие простудно сопят. Погода продолжает пытки дождем. Однако, вариант переждать был всеми отвергнут. Очень уж много задумано и надо спешить. Сборы в этот день затянулись из-за дождя. Уходили, когда над рекой сгустились сумерки. Тропа к реке – сколькая и крутая – прокатила половину группы на пятой точке. Я смотрел на девочек, наших курчатовских модниц, в мокрой, заляпанной одежде, с котлами, веслами в руках, скользящих по этой тропе вниз, к речке, чтобы на ночь глядя куда-то еще плыть, где-то там, еще ставить лагерь и неизвестно как устраивать ночлег … Правда, быстро пришел в себя. Достаточно было спросить: а сам-то ты чего?
   
     А на ночь устроились прекрасно. Уже при полной темноте на высоком берегу растянули полиэтиленовый шатер, разожгли огромный костер и под шатром устроились, все высушив под непрекращающимся дождем. Куликова запаковывала каждого в спальник и давала каждому по ложке зверского напитка, где на три капли спиртового раствора приходилось три ведра перца. Слабым голосом Женя Батырев просил добавки – не дали: уж слишком он был активным для больного. Кстати, это издевательство быстро закончилось – через три дня все были как новые пятаки. Уложили мы в эти три дня и весь наш тренировочный маршрут по нижней части Белой. Особых приключений не было. Ну, разве что я выпадал из катамарана. Кстати, никто ничего не понял. Вот только что скомандовал чалку и вдруг меня нет. Да и я сам ничего не понял, как и почему нырнул довольно глубоко. Выяснилось уже потом - развязалось стремя на правом бедре и я без опоры полетел в воду.

     Показал ребятам сад, затерянный в прибрежном лесу, где растут яблоки величиной с арбуз. Набрел на него случайно, когда искал воду для питья. Мало сказать, что мы объелись яблок, груш и всего прочего. Наверное, там впервые я реально понял, что значит выражение – лезет из ушей, когда пихаешь в рот.

     Последнюю ночь маршрута опять провели под железнодорожным мостом. Ночь, правда, могла бы быть тревожной, не прекратись дождь. Поляна, когда начинали ставить палатки, возвышалась над водой на два метра. Когда стемнело вода уже подходила к костру. Мы утыкали весь берег метками, контролируя поведение взбесившейся реки. К счастью, уровень начал падать. Никогда не забудется: ночь, костер, тепло, тихо …

     На мост со скоростью больной черепахи вползает ночная электричка, дразня нас светлыми окнами, иного, неподвластного нам, уюта: сухого, комфортабельного и железно-надежного. Вдруг слышим сверху, с небес, здоровый хор голосов: «Во-дни-ки!». Такой радостный, счастливый и незабываемый вопль! Задираем головы и видим – все население электрички прилипло к окнам с нашей стороны, один из вагонов как будто вывернут на изнанку: его пассажиры, высунувшись из окон насколько можно, машут нам руками, головами, ушами … В какой-то момент даже показалось, что колеса вагона с другой стороны крутились в воздухе и вот-вот кто-нибудь вывалиться из окна. Но в воду никто не упал. Электричка растворилась в ночи, а мы долго еще находились в какой-то блаженной эйфории: надо же, где-то у черта на куличках, на необозримых пространствах, которые только и делают, что разделяют людей, вдруг свои, родные, неугомонные, пролетевшие над нашим костром из ночи в ночь, физиономии! Это была наша первая группа, которая, пройдя пещерные города, устремилась глотнуть соленого морского ветра.

      Здесь я вынужден сделать отступление не относящееся к делу.
     Отныне и до конца отъезда из лагеря дождя больше не будет. Будет жара и солнце. Будет Кавказское лето. Будет все, что хотите, в том числе и то, чего мы не как не хотели. Дима Корниенко в эти горячие дни заболел воспалением легких. Антона Денисова кто-то или что-то укусило и он встретил нас в базовом лагере с неимоверно вздувшейся щекой. У одной девочки – обострение с почками, у другой – истощение нервной системы и полный упадок сил. Это все официальные диагнозы врачей-специалистов, так как больных мы были вынуждены доставлять в стационарную больницу.

     Причины многих болезней я знаю наверняка, однако не могу раскрыть. Можно ли было устранить причину? Можно, вот только оправданно ли средство для достижения цели? Дети эгоистичны, самоуверенны и раздражаются, когда доказываешь или убеждаешь их на примерах, не воспринимаемых ими по той простой причине, что они мало жили, мало видели да и себя-то еще не поняли. Вот Денис – бродит босиком по наклонной скользкой плите над мощным и опасным порогом. Оттаскиваю его, а он бубнит: «Да что я, маленький что ли?». Десять минут назад объяснили – к воде не подходить! И вот уже Аня на самом краешке карниза, над бесноватой водой нарисовалась. Надо бежать … Да она же пловчиха, она же с этой водой на «ты». Ну что ты ей докажешь, если она свой бассейновый опыт переносит на все случаи жизни!

     Пустое дело – упаковать нормально спальник или палатку и в сухом спать. Так нет же, и не упакуют и сушить потом не заставишь: да он же сухой! Мокрый он – это когда из спальника натекает ведро воды. Или:
-    Мы сегодня палатку ставить не будем (?)
-    Это еще почему?
-    А у костра спать будем.
-    А дождь?
-    А вот дождя не будет.
-    Все сказали? А теперь ставьте палатку!
     И вот так все время и очень долго, и целых двадцать дней. И загонять спать приходится. Попробуй не поспать Н плюс 1 день! Будьте уверены, даже сидя на горячей сковороде "Н" плюс 2 дня можно схватить простуду. Однажды на Памире выходим с группой из отчаянного положения, около трех суток не спали. Самый молодой из нас (заметьте, самый молодой! вроде должен быть и самым здоровым) свалился в обморок. Хорошо, что были уже внизу. Но что вы нас учите на чужих примерах, нам давай самим наступить на грабли! И наконец, случай, подобно которому не разу не было в многолетней практике походов – у Жени Холодова аппендицит. Стечение многих обстоятельств привело к тому, что рядом была больница, и что мы находились в базовом лагере. Правда, больница была для взрослых и Женю охотно оправили бы в Майкоп, но мы устроили демонстрацию протеста и убедили всех.
Тем более до нужного возраста не хватало несколько дней. И еще, отталкиваясь от темы, хочется сказать о хороших людях, живущих там в Хаджохе, Белореченске, Майкопе: подойдите к кассе, спросите, откуда и во сколько идет ваш поезд – кассир выйдет и покажет вам даже переходной мостик и рельсы по которым вам ехать. Сделайте то же самое в Курске – вас пошлют туда, куда билетов не надо покупать.

     … А пока светило солнце и мы с утренней электричкой возвращались в Хаджох, чтобы закрутить новую петлю маршрута и проведать альпинистов. Аня выздоровела, Холодовы не чихали, у Юли был сухой спальник в рюкзаке, Дмитриев отсчитывал километры пути и доказывал всем, что мыть миску в походе – великое заблуждение, Куликова соображала, чтобы такое придумать по случаю окончания первой части маршрута.
 
     Словом, все были заняты, остальные спали и видели во сне далекий Курчатов. И все это вместе ехало по солнечной дороге в сторону от обычных будней.
 
     В Хаджохе рельсы заканчиваются: все – дальше ехать некуда. По этой причине мы здесь и выходим. С вечера высушиться не успели, я расположился все просушить здесь же, на площади – солнышко располагало. Дальше – надо было забираться в сторону базового лагеря вверх по реке и думать о продолжении маршрута. Поэтому побежал на турбазу договориться о транспорте. Договорился. За одно взял остатки своих продуктов – впереди еще неделя лагеря.

     Площадь к нашему возвращению неузнаваемо преобразилась: на бордюрах, на кустах, даже на фонарных столбах висят оболочки, надувашки, веревки, содержимое рюкзаков вывалено на бетон и все приобрело вид галантерейного склада для дивизии. Посреди барахла группами по 2-3 человека сидят наши и производят какие-то манипуляции руками. Я сначала обалдел от такой мирной картинки, от такой странности их поведения. Обычно они что-нибудь едят, а тут – нет. Оказалось, что в ознаменовании промежуточного финиша Куликова каждому вручила шоколадное яичко с несъедобной начинкой. Шоколад был съеден, а из начинки нужно было что-то сконструировать. У меня начинкой был заяц: мне нечего было конструировать и я пошел читать нотации ЧУ-2, который умудрился повесить на просушку палатку в самое теневое на всем Кавказе место.

     Шофер, подвозившего нас автобуса, подсказал, где хорошее место для лагеря и к вечеру мы уже разбивали его на действительно прекрасной полянке в лесу, над спокойной заводью, что для горной реки вообще редкость. Поскольку стоять здесь долго – всех за дровами. Через полчаса вернулись все, кроме Тани. Денис и Дмитриевым приволокли дерево, которое я им велел закопать (?): через несколько тысячелетий возможно и образуется каменный уголь, вот тогда и сгорит. Дерево было абсолютно сырым. Еще через полчаса вернулась Таня. Она несла в руке веточку, но зато сухую.

     Вода в реке после недавнего разгула стремительно падала. Через два дня можно выходить на маршрут с верховий Белой. Ребята вполне готовы (конечно, мои самые опытные: Батырев, Федоров, Холодовы, ЧУ-1, ну и я). Остальная часть группы пройдет тем временем по небольшому притоку Белой, по его красивым водопадам, которых аж 14 штук. Ну и, наконец. мы должны успеть пройти участок каньона с красивым, водопадного типа, порогом, в котором, как и два года назад, отработать всевозможные аварийные ситуации.

     На следующий день повезло, ходили в гости к альпинистам и в районе турбазы «Горная легенда» договорились с ростовчанами о заброске в верховья Белой. Вечером Женя Холодов отказался ужинать. На вопрос о причине старший Холодов буркнул, что у него болит живот. Ну, болит и болит, утром пройдет.

     Утром маленький карманный будильник подвел и я проснулся в 6 утра. Через 30 минут мы должны со всем барахлом быть на дороге, у моста, до которого 3 километра – там нас подберет ростовская машина. Я вылетел из одной палатки, влетел в другую, где мирно посапывали те, которые уже должны быть в пути. Да, что-что, а эти ребята по тревоге могут делать чудеса. Этого у них не отнимешь. Пробегая по телам спящих, я успел им выкрикнуть всю информацию «Рюкзаки.., весла.., спасжилеты.., жду на дороге.., машину подгоню!». И побежал к «Горной легенде». У вы я опоздал и машины уже не было. Уныло шлепая назад уже издали увидел своих «сотоварищей». Они живописно разлеглись вдоль обочины дороги рядом с катамаранами, грязные и довольные – вроде успели!? Я представил себе, как они тягали вверх по крутому и, после дождей скользкому склону рюкзаки и катамараны, спросонья, неумытые и без завтрака…

     Унылость мою прогнало другое: теплое и огромное чувство. Наверное, это было чувство благодарности и еще чего-то к этим ребятам, уже способным на жертвы и лишения и их молчаливую философскую стойкость.

     Как быстро летит время! Я еще очень хорошо помню Федорова, Холодова, Батырева в лагере под Туапсе, совсем крошек, зависающих над огромным обрывом на веревке. Ну совсем капельки были! И вот, пожалуйста, вместе идем в верховья Белой, что под силу только опытным  водникам. Ладно, ребята, пошли вниз, к костру, попьем чайку, подумаем, что делать… «Как дела, Женя?». «Да вроде лучше…». Было видно, как он хотел пойти с нами, да и нам без него будет не то. Внизу посовещались с Куликовой. Хоть Женя и сопротивляется, но надо показать его в больнице. За одно старший Холодов и Батырев поищут в Хаджохе транспорт, а все оставшиеся займутся доводкой снаряжения. Отправили ребят с Куликовой на попутке в Хаджох. Часа через три на машине вернулись Батырев, Холодов и Федоров: у Жени аппендицит! Куликова осталась с ним в больнице. В общем, все нормаль уже прооперировали. Шофер торопил: «Быстрей, быстрей…». Вместо Жени пошел ЧУ-1 – Леша Чуйков. Накануне он самостоятельно искупался в пороге хотя по плану мы должны были купаться в нем после возвращения с верховьев Белой. В связи с этим я был очень зол на него, но замену определил коллектив – пусть реабилитируется. К тому же ЧУ-1 очень хотел с нами пойти.

     Где-то через полчаса мы уже тряслись в железной погремушке крытого кузова к поселку Гузерипль. Нам, конечно, досталось на этом маршруте … Однако, в любую спокойную свободную минуту в основном вспоминали Женю. Все же было не по себе. Когда закончился маршрут, еще подходя, еще издали, с воды, уже кричали фигуркам у костра лагеря: «Как там Холодов?». И услышав: «Нор-маль-но!», наконец расслабились.

      А этот, последний маршрут нашего лагеря был действительно прекрасен! Мы увидели реку в темных скалистых берегах там, где кончаются все дороги и водники – редкость, потому что – заповедник. Из местного санатория высыпали отдыхающие с видеокамерами и все время снимали нас: как мы шустро организовывали обед, как готовились к сплаву, облачались в свои доспехи, как уходили, скрываясь за поворотом … Потом были одни мы и река. Ночевка в заповедном буковом лесу, где пахло картинами Шишкина и сказаниями Бажова. Грибы сами лезли в котел и земля под листвой и хвоей казалась горячей. Пороги проходили легко, даже с какой-то лихостью. Группа действительно оказалась хорошо подготовленной.

     В Гранитном каньоне исполнили лебединую песню – зачалились в отвесных скалах на бешенной воде, где не было видимых зацепок. Вылезли сами и вытащили катамараны. Даже порог «Московская бочка», где я однажды хлебнул воды, прошли по сложному пути, играя на киносъемку.

     В базовом лагере к нашему возвращению уже дымили костры групп: все вернулись с маршрутов, чистили «перышки» и ждали заключительного мероприятия – «Арбузслета». Мне показали легендарное дерево, к которому привязывали Ванятку за его искреннее желание свести с ума Татьяну Крупницкую. У него с Апальковым Димой тоже была лебединая песня: ушли тихонько погулять, устали и прикорнули в ста метрах от лагеря. В связи с отсутствием таких заметных фигур, лагерь был поднят по тревоге и прополз на животе столь обширный театр военных действий, что приснись это безмятежному Ванятке он бы понял – как ценят и любят его. В результате – публичная казнь у дерева позора. Кстати, он сам с гордостью показывал это дерево с остатками веревки.

     Арбузслет провели на одном дыхании. На каждого участника было по арбузу, т.е. около 70 шт. Их катали на скорость головами и противоположным местом, их ели со связанными руками, их семечками поражали бегущие цели, арбузу посвящали оды, и репортажи вели выборные от групп корреспонденты…

     В итоге были победители и проигравшие, но каждому досталось в соответствии с лагерным законом: заслужил – получи, не заслужил – все равно получи! Было весело всем и грустно – каждому. На костре сгорело чучело, наряженное туристом, сгорал последний наш кострово-палаточный вечер.

     Потом будет электричка и наш вагон в ней – похожий на лазарет. И Женя Холодов, доставленный, едва выпрошенный у врачей, будет лежать на спальнике и слабо улыбаться – рядом друзья. К нему каждый считал долгом подойти как на поклон. На другой лавке – Саша, завернутая в спальник и тоже с виноватой улыбкой. Массаж, уколы, питье, режим … Все шло по предписанию врачей. А поезд спешил к дому.

     Потом будет интервью – я, по возможности, с кем мог переговорил – получилось много. Да вот, видимо, скромность заела и много чего еще не написал. Потом будет наш общий вечер на станции туристов и будет много прекрасных, трогающих душу слов ...
     И, наконец, будет маленькое стихотворение, которое я хотел бы поставить
               
                ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Ни в сказке и не где-то,
А просто – было лето.
А просто – горы были
И даль в соленой пыли,
И рядом – друг навеки,
И очень злые реки.
… А может были слезы
От маленькой занозы
От слова без ответа.
… А может просто лето
Сгорало без остатка.
И мокрая палатка –
Холодная планета?
… И только у поэта
Останется тетрадка.
А в ней слова про лето …

Вот и все.
(*)-1995год