Ревность

       «Когда она умирала... Нет, этого чувства словами не передать. Сейчас это чувство ушло. И я, как ни пытался, не мог позже его в себе вызвать. Ничего не выходило. Я его забыл.

        Помню, как пахло больницей. Помню лица медсестер. Помню ее лицо, постаревшее, осунувшееся, предсмертное... А чувство?.. Нет, не помню. Хотя знаю, что оно было.

         Помню не чувство, а мысль. Мысль, которая сопровождала чувство. Мысль заключалась в том, что на всем белом свете есть только один человек, который ей по-настоящему близок. Этим человеком был я. И мы, она и я, одни на всем белом свете. Мы никому не нужны...

       …Вокруг нас простиралось вечное одиночество, вернее, застывшее пространство, в котором существовали некие одушевленные предметы. Эти предметы называли себя людьми. Они двигались и делали вид, что живут полнокровной жизнью.

        Но я видел, что они мертвы. Я был чужд этому миру. И мир был и к ней и ко мне равнодушен. Я знал, что с ее исчезновением мир не изменится. А он обязан был измениться. Это было бы справедливо. Так мне казалось... Позже я понял, что не только мир равнодушен ко мне, но и я равнодушен к миру. Мне было наплевать, жив мой сосед по лестничной клетке или его давно гложут черви…


       Из моего измученного воображения испарились воспоминания о ее любовниках. Я, всегда до исступления ревновавший свою жену к ее прошлому, вдруг осознал мелочность этих чувственных страданий перед лицом надвигающейся смерти.

      Ревность к ее прошлому вернется ко мне через много лет, когда все, что связано с ее ужасным концом, как-то поблекнет, и я останусь один на один с тягостными воспоминаниями о ее частых изменах.

       Я буду вспоминать ее хрупкие плечи, перламутровый блеск зубов, открытых в пленительной улыбке, разворот головы, завитки волос на затылке… И меня будет изводить мысль о том, что все это принадлежало еще кому-то…»


                (Фрагмент романа «Восходящие потоки»)




.