Дама в чёрном

Отказаться от привычки видеть её, было трудно. Но теперь её нет в городе. Доктора нашли у неё заболевание лёгких и рекомендовали покинуть дождливый хмурый Петербург и поехать к южному морю, к солнышку. Как бы он хотел быть с ней рядом, но после их объяснения решил больше никогда её не видеть. Зачем мучить себя? Она не может его любить, значит надо к этому привыкнуть. Надо строить свою жизнь без неё. Надо выбросить её из своего сердца.
Они находились в дальнем - дальнем родстве. Вместе росли. Он привык о ней заботиться. Он привык её любить. Вся она была, как прекрасный цветок. И такой беззащитный. Казалось, подует сильный ветер, и цветок не выдержит. Осыплются его нежные лепестки. Или кто-нибудь сильный и грубый не заметит хрупкости цветка и  по-неосторожности сломает его.
  Она, казалось, к нему тоже была привязана. Но этой весной что-то изменилось. Она часто уходила гулять одна. Подолгу молчала. Когда он, пытаясь вывести её из задумчивости, что-нибудь спрашивал, отвечала невпопад. Он мучился, терялся в догадках, ревновал. И однажды решил покончить с неопределённостью, объяснился в любви. Она отвечала, что всегда знала это, что он самый лучший, самый верный её друг, но никем более  не может быть. Было видно, что это объяснение её не столько взволновало, сколько расстроило.
Он ушёл и решил больше никогда её не видеть. Значит у них разные судьбы. Значит надо научиться жить без неё. Но на следующий день она сама ему позвонила, и он помчался на её зов. А она? То была нежна и мила с ним, то холодна. И не было тому никаких объяснений. «Да она играет со мной! Зачем? Разве это не жестоко?! Нет, он не позволит с собой так обращаться!»
Целых три дня он не видел её, не слышал её голоса. И страшно мучился. Он уже готов был нарушить данное себе слово, как она сама позвонила. Она уезжает и хочет проститься. И он, конечно, помчался, накупив для неё разных разностей. Он так хорошо знал, что она любит: какие цветы, какие духи, какие конфеты. Но что она думает? О чём молчит? Что заставляет её грустить? Почему она бывает так жестока с ним порой?
В квартире царил тот беспорядок, который предшествует дальней поездке. Коробки, чемоданы…
Она уезжает! Не надо больше заставлять себя её не видеть. Он просто не сможет этого сделать! Разве это возможно?!  А она? Пряча глаза, она уверяла, что ему не надо за неё волноваться. Она уезжает не одна, с сестрой, – голос её дрогнул – она вернётся… Скоро… Может быть…. И она напишет. Она непременно напишет ему, как только они устроятся!
Прошла неделя, другая. От неё не было вестей. Он не находил себе места. Что она? Как? То он воображал её весёлую, загорелую, в окружении молодых людей. То его воображение рисовало своего счастливого соперника. «Но разве он, этот счастливчик, может её любить, как люблю её я?» То он вспоминал её покрасневшие в день отъезда глаза. Плакала? Почему? И как нежна она была с ним!
Он перестал спать и, совершенно измучившись, решил поехать в тот город, где она.
Даже если она его прогонит, всё лучше, чем неизвестность. И так, всё решено. Дня три – четыре ему понадобиться, чтобы собраться: уладить свои дела, взять билет.
Был тёплый вечер с тихой грустью надвигающейся осени. Он шёл по пустынной аллее парка. Он не спешил домой. В последнее время он плохо переносил замкнутое пространство своей пустой квартиры. Впереди на скамье одиноко сидела женщина. Он не мог видеть её лица –  оно было в тени широкополой шляпы, низко надвинутой на лоб – но в позе, в манере держать голову, было что-то знакомое. Кто она, эта женщина? В эту пору?! Одна! Почему она показалась ему знакомой? У него не было знакомых женщин, вернее, он их не замечал. А та, единственная, которую он любил, которая только одна и  занимала его мысли, далеко сейчас. Тем не менее, сердце его забилось учащённо. До скамьи оставалось несколько метров и он, стараясь не смотреть, как заворожённый на даму (кажется, она была в чёрном… да, в чёрном) опустил глаза и поднял их только тогда, когда поравнялся со скамейкой.
На скамейке, к его удивлению, никого не было. Он остановился, огляделся. Куда она могла так внезапно, так бесследно исчезнуть? Он двинулся дальше и, пройдя несколько метров, оглянулся. На скамейке сидела та же дама. Только поза её несколько изменилась. Она повернула голову и неотрывно и призывно смотрела ему вслед. Остановился. Подойти к ней? Зачем?! Что он ей скажет: куда она исчезала и откуда появилась? Нелепо.
Торопливым шагом он вышел из парка и вскочил в отправляющийся автобус. Завтра! Завтра же он уедет. Как он мог так непростительно долго сомневаться?!
Из глубины салона он почувствовал на себе напряжённый взгляд. Она? Та дама, которая оставалась там, в парке на скамейке? Откуда она здесь? Он медленно повернул голову навстречу взгляду. Да, это была она. Он был в этом уверен, он чувствовал это, хотя ему всё ещё не удавалось увидеть её лицо.
Домой он почти бежал. Тук-тук – стучали за ним каблучки. Да она преследует его! Он резко повернулся. «Послушайте, что вам от меня…» Нет, никого нет. Ни-ко-го! Нервы расшалились. Он плохо спал в последнее время. Завтра, завтра же он уедет – и будь, что будет!
Он поднял голову, взглянул на своё окно и вздрогнул. В его квартире неясно мерцал огонёк. Ему даже показалось, что какая-то тень метнулась от окна. Он, наверное, ничуть бы не удивился, если бы открыв дверь ключом, увидел всё ту же даму в чёрном.
Прыгая через несколько ступеней, он взбежал на четвёртый этаж и, волнуясь, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Руки сделались липкими от волнения, а в горле пересохло. «Вот сейчас… сейчас всё разрешится!» Неожиданно дверь подалась, словно кто-то открыл её изнутри. В прихожей долго не мог найти выключатель. И всё это время (в сущности несколько секунд) он ощущал чьё-то присутствие у себя за спиной. Наконец, щёлкнул выключателем, сбросил пальто и распахнул дверь в комнату. В квартире никого не было, а на чёрной поверхности стола ярким белым пятном выделялся конверт. Как он сюда попал? Почерк был незнакомым. Дрожащими руками он разорвал конверт.
  «Её больше нет, – писала сестра, – она тихо и спокойно приняла свой уход. Только очень жалела вас, дорогой друг. Последними словами её…» Прочитанное не сразу дошло до его сознания. Произошло что-то страшное и непонятное. Он ещё раз пробежал глазами первые строчки письма, он повторил их вслух. Наконец, до него стала доходить непоправимость происшедшего. Чудовищность! Несправедливость! Голова его упала на стол, грудь сотрясали рыдания. «Последними её словами…» дальше он не смог читать. Строчки плыли перед глазами.
В прихожей, там, где висело пальто, что-то шевельнулось, отделилось.  «А, это ты! Я узнал тебя. Вот какое мерзкое лицо ты прятала, – дико закричал он, – ты думаешь, я тебя боюсь теперь?!» Он схватил кувшин и с силой запустил им в колышущийся за стеклянной дверью предмет. Раздался звон разбитого стекла.
Он не сразу заметил всё расплывающееся красное пятно на рукаве рубашки. «Наверное, порезался о стекло» – сообразил он. Голова кружилась, во всём теле была какая-то истома. «Холодно! Очень холодно!» Ему снилось, что дама в чёрном подошла близко, наклонилась над ним и зашептала:
«Спи… спи… Всё суета, и всё пройдёт. Скоро не будет холодно, не будет больно. Ничего не будет. Спи… спи».