Рыбка

Свобода…. Это к НЕЙ ты ТАК стремился….?



-Проходи.
Я указал в неопределенность своей комнаты, перебирая кол-во ступеней в уме. Черт, просчет. Сожаление что не прибрался с утра должным образом – как фон. Хотя…
Я не мог знать, что согласится пойти ко мне сегодня, все честно. Так? Так.
Умерла, совестливая. Заткнулась. Это приказ.
Не мог даже предположить. Мда…
Ругая себя про между прочим я проскользнул на нашу кухню. Нашу идеально-чистую, пахнущую мамой – кухню. Здесь все пахло ею и ее представлениями о том, какая должна быть кухня… Даже эклеры были –еЕ. Ею. Частью нее. Смахнув хрустальную вазочку с этими песочными фигурками на разнос, я остановился на минуту, вспоминая убрал ли я сигареты с компьютерного стола… В движениям сквозила нервозность. Ситуация щекотливая, что сигареты, что комп… Само ее присутствие было нонсенсом моей жизни.
Хотя что уж там…
Лидия Ивановна была у меня первый раз. Я очень волновался.
Неся образцовый разнос в цветочек с чаем наверх, в свой «скворечник», я успел проговорить ее имя про себя – ровно 4 раза. Проговорил и толкнув кроссовком дверь, выдал коронное
–Лидия Ивановна, вот.
Привычка въелась по самое немногое в черепе. О том, что я так никогда и не назову ее по имени я тогда еще не знал, наивный. И силился.
Она сидела рядом с тумбой из под телевизора, который недавно там и жил. С разводом родителей,(тогда еще не официальным) , он перекочевал в мамину спальню. Взамен мне подарили слабую (по моему убеждению) замену – рыбку.
-Она еще молодая….- выдохнула с блеском человека, знающего в подобных животных толк. Мне оставалось только пожать плечами, да какое к черту мне вообще дело об этом комке какающего «успокоения»??
Лидия постучала ноготком по стеклу аквариума и даже не взглянула на меня. Я пожалел, что прогулял сегодня уроки.
-мм? Да, наверно. – подметая шнурками пол, я опустился на стул - к компу поближе. Сигарет в поле зрения не было. Хоть с этим не спалюсь.
-Золотая рыбка. – я не любил животных. В сыром виде – уж точно.
Но ради разговора с нравящейся мне девушкой –мог и малость подыграть. Да, Лидия нравилась мне с начала учебного года. Когда начала замещать химичку в середине первой четверти. Я тогда разбил вдребезги половину ее оборудования. И так началось наше скудное на общение знакомство. Колбы колбами, а за полгода я говорил с ней вне уроков –минут 37 в общей сумме. Да, как видите, шансы мои невелики.
Она почему то все же вспомнила о чае. Даже взяла жуткие мамины крекеры…. Мне стало необъяснимо легче. Почти смешно.
-Хама Нашики – про между прочим сказала она, не сводя глаз с аквариума. Карие, ага. Я не сразу запомнил. Я вообще мало к ней присматривался… Пока не загремел под ее опеку по паре предметов. И вот тогда уже не мог налюбоваться…
Подозреваю, что это была порода моего зверя.
-Как ты ее назвал?
Ну да, делать мне больше нечего, как называть эту гадость. Еще бы спросила, разговаривает ли она со мной ночами… Ахуительный разговор.
-Никак. – в тон обронил я, крутясь на кресле и поглядывая на часы. Смесь желания чтобы она осталась сидеть вот так, поджав свои ноги в отвратного оттенка колготочках, попивая чай и желания наконец спровадить ее домой. А лучше просто отсюда. И насладиться несколькими часами гуляний по улице с выпивкой и друзьями.
Я не фанат уроков, как вы уже понимаете. Еще меньший фанат домашних заданий. А этот образец педагогического образования мне мешала. Хоть и сидела тут со своими карими глазами…. Глазеночками.
-Надя, м? – отхлебнула она чай. И смотрит на меня, смотрит. Надя, блин… Да хоть Тузик, мне пофиг.
-Параллельно. – крутился дальше.
-На-де-нька… -растянул позади меня ее голос. Прозвучало это пошло. Для меня, по крайней мере…
Безумный разговор. Я закрыл глаза.
В конце концов Лиде видней – она старше.

Занятия были дважды в неделю. Четверг и суббота – я терпел ее жуткий садизм над моим скукоженным с рождения мозгом. Терпел и иногда показывал характер. Она бесилась, знаю. Педагогичка, блин.
Мои оценки ее напрасными усилиями стояли на «трояках». Ни выше прыгнуть – ни ниже упасть. Так вот.

Я вышел из автобуса и свернул в проулок, к нужным мне домам. Грея пальцы дыханием и ругаясь на выпавший снег, я брел в тонкой куртке, точно зная, что сигарета у меня всего одна. Развлекаясь посматриванием на знакомые окна высоток, я отмечал кто дома, кто –нет. Ее окно было темным. Значит, еще на работе. Занятия только завтра, что меня грело изнутри… Никаких «привет, красавица» в сторону рыбешки еще день. Да, меня это бесило. Не скрою.

Я по-прежнему не называл ее по имени и был рад цепляться за рыбку, лишь бы говорить с ней – о чем нибудь. Го-во-рить. Слушать ее. Внезапная симпатия репетитора к золотому созданию была мне параллельна, как и то, что она мне преподавала. Я брал от этих вечеров только прогулки. Проводы ее от школы до моего дома и от него до ее дворов. Вот в это время я жил собою. Конкретно по понятию свободы на эти 20 минут. И пока не зажигалось желтым окно на 4ом этаже – я ждал у гаражей, прислонившись и куря. Она не смотрела как и куда я ухожа. Ей не было интересно с кем я провожу гуляния до утра… Ей вообще во мне было интересно только – рыбка. Наденька ее распрекрасная.
А я курил и наблюдал за ней. За ее намечающейся привычной семьей. За ее ублюдком –мужчиной, потом женихом, который ни разу не спросил меня кто я. Ни разу не задел меня. Я считал его слабым.
Глупо, скажете вы? И я соглашусь с вами.

Идя след в след по чьим то отпечаткам в снегу, я проматывал свою биографию в уме. Получалась довольно забавная считалочка, в стиле Фредди.
Раз два – к маме заберут тебя. Отец ушел первый раз из семьи, прихватив все деньги.
Три четыре – не запирай  себя в квартире….

Двенадцать – забитая до смерти кошка после школы. Как способ проведения досуга.
Тринадцать, четырнадцать – перевод в эту гребаную школу, возвращение отца.

Пи-ли-ли.
С тихим звуком телефон сдох в кармане куртки. После 14ти все стало на свои места. Одним простым щелчком пальцев. Отец пробыл с ней год. И снова ушел. На этот раз дележка имущества была официальной. Про меня не вспомнили. Я как имущество не был ценен, и меня оставили с этой женщиной ждать совершеннолетия…
Меня выдернули из школы где-то в конце судебной тяжбы и закинули в новый огород. Учеба погорела по всем фронтам с первых дней. А мне было плевать. На себя.

В 17 я нашел Вервольфа. Или он меня…. Громила-пацан с кучкой шакалов вокруг, которого интересовали мои знания и умения во взломах. Нашел не просто так, ага.
По статье он пошел через 2 месяца. Я был отмазан Лидией Ивановной и с того времени началась моя «примерная» жизнь от ворот школы до ее подъезда. Пай-мальчик. Ну прям само совершенство… Вервольф учил меня стрелять по ногам.

Дверь скрипнула и я снял капюшон, взлетая по ступеням. Предпоследний этаж, свернутые шеи перил. Я все это знал наизусть. И наслаждался.

Мама поняла это в отделении милиции: сына она потеряла. Долго доходит до женщин, правда? Орала конечно, уже дома. Махала ножом, крыла красивыми этажами лексики… Пыталась моралью в нос тыкать… Я тогда сидел и курил. Последняя, ага. У меня всегда так. Последняя из пачки. Последняя за вечер.
Докурил и ушел к себе. Собственно о том, что она спит с отцом когда меня не бывает дома, я знал.
Разговаривать мы перестали.

Темно-зеленая дверь с выцарапанными 38 – на уровне глазка. Квартира Лизы.

Все рано или поздно заканчивается… Знакомо это чувство?
Лидия Ивановна закончилась тоже.


Мой родитель заявился в один прекрасный день. Пьяный, что бывало редко. В день их милой встречи меня дома не было. Меня разыскали уже когда она была доставлена в больницу. Папа порезал маму. Не на части, не подумайте. Хотя намеревался – соседка помешала, будь она неладна со своей солью… Анекдот, не иначе.
Порезанное лицо восстановлению не подлежало. Стоил ли мой отец этого? Я считал,что нет.
Мать не заговорила со мной даже тогда.

Лидия была странным мостиком моей жизни. Как переход от одной статьи жизни к другой. Причем переход в одно касание кончиком ножа… Я так и не понял как случился этот переход. Мостик был декорацией. Репетиторство – было декорацией. Она забеременела от своего красавца. Мне было не до тригонометрии, когда я заметил эту перемену в моей женщине…
 
 Я ведь хороший мальчик? Лида в это верила. И меня пыталась в свою веру обратить.

Щелчок зажигалки и снова темно в комнате. Огонек сигареты в Лизкиной спальне. Она лежит рядом, голая, под одной простыней – жарко. Она посапывает во сне. Сначала это меня выбесило… Но я не стал ее резать. Почему? Сопеть она от этого не перестала бы…
Поэтому я курю.
Лиза тупая. Я не говорю о стиле жизни. Я говорю о способностях к простым предметам. Лиза недальновидная. Это факт. Который мне глубоко перпендикулярен.
Лиза не способна мечтать. Именно за это я рядом с ней. Сейчас.
От противного.

-Почему именно Надя? Помнишь, ты так рыбку окрестила….
Мы увиделись, когда мне было уже 22. Я покупал сигареты, а она выбирала йогурт с милой девчушкой лет 5ти… Дочь, как я понял. И если бы на ней не было комбинезона – я бы ее задушил. За такие свойственные детям белые колготки. Которые были на ней в те дни. Задушил бы собственными руками. На глазах у Лидочки.  Ее спас джинсовый комбинезон.
Морщинки у глаз, тональник на скулах… Как ужасно ты пахла кухней… ты пахла этим ковбоем –мужем. Я побрезговал назвать тебя по имени…

Не было репетиторства. Не было меня того…

Она ответила мне, когда вышли на улицу.
-Надежда, потому что.

Ей было невыносимо смотреть на меня. Еще невыносимее, чем мне – терпеть запах ее отродья лет 5ти.

Лиза проснулась от моего резкого смеха. Да, знаю. Лай, а не смех. Она стерпит, ей положено.

Смешно мне от моей лирической жизни. Точнее от одной простой рыбки.
На-де-жда. Я тогда рассмеялся ей в лицо, разрезая комбинезон взглядом. Попросил больше не спасать. Просто не окликать в толпе, если вдруг увидит. Пусть пройдет мимо – как еще 20 миллионов человек. И пусть любит свою девочку, пусть воспитывает ее непременно хорошим-хорошим человеком. И мужа любит. И спит с этим куском несбывшихся амбиций. И кухню пусть драит до блеска…. Как моя мамаша это любила.

И пусть ни-ко-гда не вспоминает обо мне. НИ_КО_ГДА.

В тот вечер я вернулся в дом матери с пистолетом. Хама Нашики живет поразительно долго… лет 10 –как минимум. Дискавери вам в помощь.

А мне было смешно.

Ее красиво разорвало на части.

У Лизы СПИД. Она мне не девушка, она вообще никому девушкой не является… Я плачу ей за возможность покурить ночью в тишине. За ограниченный взгляд ее карих глаз. За то, что в ее квартире нет рыбок. За то, что мне никогда не придется объяснять ей, как умирает надежда….. Ее Наденька умерла в запахе больничных коридоров много раньше, чем я спустил курок…..