Здесь и там

   Нога попадает в воду, отряхивается, как дворовый пес.

   В темноте лужи сливаются с ямами, заливают их, превращая асфальт в черное зеркало. После дождя здесь, воздух становится настолько густым, что кажется, его можно ухватить раскрытой пятерней и отправить в рот, в легкие, втянуть его в напряженные ноздри, прямо с ладони. И все те запахи, которые казались еле уловимыми, становятся явными, совсем живыми и отчетливыми. Запах цветущего города – деревьев и асфальта. Сладковатый и отчего-то мятный с нотками бензиновых разводов.

  Из подворотен _O_  ; к просторным улицам, к полосам света, проносящимся в брызгах,  – автомобилям.   
                ^
   
   Горизонт еще режут молнии. Остановочный павильон приютил юных барышень в платьях по пояс. Они с опаской смотрят поверх домов, ждут продолжения и хоть какого транспорта. А на соседней лавочке, свернувшись ;, спит бомж. В демисезонных одеждах, в полной мере предоставленный разбушевавшейся стихии. Он как никто осведомлен о пользе свежего воздуха, и как никто способен насладиться сверкающим мегаполисом… Но он едва ли об этом помнит. Он спит.

   Над парком разносится пьяная песня. Всегда одна и та же. Она только меняет ритм, в зависимости от исполнителя. Замедляется – если становится грустно. Или взлетает в воздух взрывной волной – если веселье через край.

   Ты проходишь мимо всего этого. И только воздух-после-дождя преследует тебя везде. Вот ты подходишь к табачному ларьку, и из окошка к тебе вырывается запах детской жвачки. С такой наглостью, что неудержимо вспоминается детство, и этот огромный приторный ком во рту, который еле-еле удается переваливать языком.

   Ты прикуриваешь (я открываю окно, чтобы смешать табачный смог в комнате со свежей порцией кислорода), и втягиваешь в легкие этот особенный влажный дым ночного города.
Мимо неспешно проходят одиночные прохожие, не успевшие спрятаться от дождя, а потом, когда он прошел, прятаться стало не от чего. И теперь они идут. Мокрые, но довольные тем, что жар, накопленный телом за день, наконец, вышел,  и теперь испаряется вместе с каплями на лице и на одежде.

   И ты бродишь и куришь. Потому что прятаться не от чего, и спать совсем не хочется. И может быть скоро рассвет, а может быть, прошло всего несколько часов. И лужи начинают таять. И ты смотришь на их картины-отражения, и воображаешь себя древнееврейским царем: повертеть кольцо на пальце и прочитать «И это пройдет» (да только я слышал, что на том кольце была еще одна надпись). И в этот момент, опять, застигнутая врасплох нога отряхивается, как это умеют только настоящие дворовые псы.