Кишиневские страдания

Это снимок столетней давности

               
“Человек – это Бог, который какает”.      
 Эрнест Бэккер, лауреат пулитцеровской премии.

Разве я вникал когда-либо в смысл этих мудрых слов, которые невежда может посчитать за богохульство. Скажи мне эти слова тогда, когда я был мальчишка, который ночью боялся ходить между могильными плитами, я – стихийный атеист – затрепетал бы от страха. Испугался бы божьей кары, а при солнечном свете распустил бы перья, как павлин и сказал, что ничего нет и ничего я не боюсь. Но, начитавшись произведения “Вий” Н.В. Гоголя, вновь трепетал бы по ночам.
   
Шел 1951 год. Мы жили в Кишиневе на коротенькой и сильно горбатой улочке Мазаракиевская. Теперь она прославилась существованием на ней Покровской церкви, на которую раньше мало кто обращал внимание: в ней был склад катушек писчей бумаги. Мы жили во дворе этой церкви, и я жутко боялся  встречать по ночам маму с работы. Она также боялась: нужно было идти долго по узкой тропинке, зажатой между кустами сирени, желтой акации и дикой черной смородины, перемежающихся со старыми стволами деревьев белой акации. Внутри этих кустов и деревьев царили старинные кладбищенские плиты, на которых часто были написаны такие цифры, скажем 1815 или 1803 годы.
      
Место действия

На холме - погост церковный,
Буйство зелени и птиц.
За стеной - пилой неровной -
Храм, как крепость без бойниц.

С трех сторон обрыв, как пропасть
Вид на запад, юг, восток.
Вон, в ту сторону – Европа
Там граница, Буга ток...

Очень старое кладбище -
Плитам многим двести лет.
Дома два, два пепелища
Подле церкви - парапет.

Здесь провел три юных года,
Здесь мужал, табак курил.
Среди бедного народа
По-молдавски говорил.

И еврейский был в почете,
Все друзья - из тех кровей.
Их так много - не сочтете...
Где вы, други, давних дней?!!

04.12.99


Я делал вид, что ничего не боюсь, но это была ложь. Даже Аня Маслова – дочь дьякона, служившего где-то в одной из многочисленных церквей Кишинева, входя во двор ночью, истово крестилась. По-сути, она также боялась ходить ночью и, частенько, просила меня встретить ее ночью. Тогда я торжествовал, т.к. был безнадежно влюблен в эту девчонку, которая была старше меня на 2 года. Как известно, такой разницы в возрастах обычно достаточно, чтобы сделать любовь (точнее, влюбленность) безнадежной.
Мой друг Зяма Ицкович Тополь был старше меня на три года, но он был большой ребенок. Мне стукнуло 14, а ему 17 лет, но он учился в каждом классе по два года и отстал от меня на 4 класса.

Зяма
(отрывки)

В те давние годы, в бытье пацанами
Нас жизнь повстречала. И тут же меж нами
Незримая нить протянулась на годы,
Он - бедный еврей, я - латышского рода...

..........................................

На голову выше и шире в плечах
Мой друг Зямой звался  и скор был в речах..
Неся  ахинею на трех языках,
Был центром вниманья в девичьих кругах.
…………………………………………………..

Учась в каждом классе по несколько раз
Он делал из этого славный рассказ,
Который смешил кишиневских кокеток.
Любимцем, героем он стал уж за это...

Учился в восьмом я, а он лишь в четвертом,
К тому же был старше меня не на год,
Слыл  гибким, как уж и как рыба был вертким
Курчавый красавец транжира и мот...

...............................................

Аня
(начало)

В обрамлении белой арки
Зелень крохотной калитки.
Майским днем до зноя жарким
Ждал и ждал - то было пыткой.

Не пришла, не объяснила,
День искал я встречи с ней.
Черных глаз магнит и сила,
Жизни крах – излом бровей.

Грезил ночь и бредил день я,
Как в романах, ну, точь-в-точь,
Не боялся осужденья,
Хоть была ты дьяка дочь

И т.д. ....................................

Всю жизнь я влюблялся, как будто падал в бездну. Я не разбивался, но сильно ушибался.

В тот раз мне казалось, что вместе с Анькой, влюбленной в парня из 10-го  класса, уходит и моя жизнь.
“Кому повем печаль мою?”.  Я  решил рассказать о моем горе Зяме Тополю.

- Да! Плохи твои дела, раз зашло дело так далеко и ты совсем без неё не можешь. Ну, не можешь ведь, так? Отвечай! – выпытывал он, хотя и пытать-то не надо было. Видно было, что парень умирает, от этой самой – любви!

- Но ведь ты на это не пойдешь! Ты интеллигент, маменькин сынок! Ты не сможешь, как я … тогда! – тянул он, хотя было видно, что я на все согласен, кроме ее смерти и позора. Скажи, что нужна моя жизнь – не задумался я жикнул бы себя вот этим огромным кухонным ножом, которым вырезал на  уличном столе ее инициалы – А.М. Нужно только подточить нож немого!

- Ты слабак и слюнтяй. Я от тебя никогда ни одного грубого слова не слыхал. А надо, ой как, надо! - твердил он.

- Ну, не тяни, а говори, что я должен делать! – не выдержал я и даже закричал.

Но в тот день Зяма ничего не сказал, и я облегченно вздохнул.

На следующий день после этого интригующего разговора, вечером опять военные стреляли из мелкокалиберной винтовки.  Если вы посмотрите на старинный снимок, то там, внизу, где деревья образуют нечто, вроде парка, теперь расположилось военное предприятие “Водоканал трест”. Весь Кишинев питался из скважин, находящихся на этом предприятии. Была здесь и водонапорная станция. Проходя мимо, можно было видеть центробежные насосы, подающие воду на территорию города.

Никто на “Водоканал трест” не нападал, и военизированная охрана от нечего делать баловалась, стреляя по воронам, укладывающимся спать на деревья Покровской церкви. Редко, но удавалось подстрелить эту бедную птицу. Иногда она падала замертво на нашем дворе, а в тот памятный вечер ворона упала в кусты черной смородины. Я вытащил ее, сопротивляющуюся из кустов, и осмотрел. Ключица была перебита пулей и ворона не выжила бы, но я стал ее лечить. Сходил за йодом и начал смазывать крыло. Когда я дошел до раны, птица не выдержала и, что было сил, клюнула меня в указательный палец. Кровь брызнула их него, как вода из скважины.

Аня наблюдала за всей это процедурой из окна своей комнаты – мечты влюбленного парня. Какие только картины не рисовало разгоряченное воображение.

Вот я в ее комнате обнимаю и целую смущенную девушку. Или как во сне Татьяны Онегин “склоняет деву на шаткую скамью”. Чего только не рисовало воображение…

Аня выбежала ко мне с бинтом, бутылочкой зеленки и перекиси водорода. Я отдался ей так, будто у меня рана от снаряда. Да, я желал бы, чтобы все пальцы, а не только один, требовали медицинской помощи. Мне показалось, что Аня не обрабатывает палец, а лечит душу. Мурашки поползли по всему телу об макушки до пят. Особенно приятно было, когда она, перевязывая палец, она позволила встретиться моим глазам с ее глазами. Моя голова закружилась так, будто я выпил стакан лучшего молдавского вина. Я не знал, что у нее глаза зеленого цвета, как два изумруда, и чуть было не потерял сознание…

Процедура была окончена. Мне показалось, что прошла вечность, а, а быть может, она и впрямь прошла…Аня откинула цыганскую прядь волос.

- Все, Лерка. Береги себя. А твоя ворона сдохла. Ты ей не смог помочь. Но она будет летать там…- таинственно сказала она. Я ни в тот момент, ни много позже, когда судьба занесла меня в Сталинград, так и не понял, что она имела в виду, когда говорила слово ТАМ…

Пришел Зяма. Поинтересовался тем, что с моим пальцем и спросил – не нуждаюсь ли я в его помощи.  Я сказал – нет. Зяма увидел, что совсем не расположен говорить ни о себе, ни об Ане.

- Ну, не хочешь, как знаешь – проговорил он и перешел на совсем другие темы.

- Все же ты обратишься ко мне за помощью – сказал он.

- Обращусь, если буду погибать, но вместе с Аней – произнес я.

Однако случилось так, что перед нашим переездом в Сталинград, я не выдержал и, попросил Зяму раскрыть секрет его метода. Уж очень глубоко в сердце зашла заноза. То, что рассказал Зяма, я не смог осуществить. Нужно было очень плохо думать про Аню. Например, представить ее без трусов какающей. Зяма настаивал на другом слове, которое я тогда даже выговорить не мог. Причем, Анечка всегда представлялась мне в трусиках и у нее была кругленькая попочка. Она не выделяла никогда никаких экскрементов.

Если бы я знал тогда выражение Эрнеста Бэккера, лауреата пулитцеровской премии о том, “человек – это Бог, который какает”, то посчитал бы Аню богиней и не мучился оттого, что она делает все, что полагается человеко - богине.    

ВТ.