Буква Ш. Шинель

18+



Воскресенье...

М-м-м, не так.
Воскресенье!
Святой день. Даже в армии. Даже у пограничников!

Я, щурясь по причине февральского солнышка, щедро заливавшего Ленинскую комнату, неторопливо уселся за стол и, благоговея, расположил перед собой дембельский альбом, приятно радующий глаз жёлтым бархатом.
Так… Тушь, фломастеры, калька…

- Застава, строиться! - раздалось снаружи.
- О, нет! - я заметался в лихорадочных раздумьях - убирать ли альбом. Нет уж, лучше припрятать. Уведут, как пить дать, не альбом, фотки - безумный дефицит. Только отвернись.

Ящеркой проскользнув в уже стоящие шеренги, я одними губами спросил старшего сержанта Галялетдинова, стоявшего перед строем:
- Галя, что?
Галялетдинов, недавно назначенный старшиной заставы, озадаченно пожал плечами. Он был одного со мной призыва, к тому же оказался весьма неплохим парнем, и все наши годки, без пяти минут "деды", чего уж там, были несказанно рады такому назначению.

Дверь расположения резко отворилась. Быстро и с грохотом вошёл офицер. Смело можно сказать - ввалился. Так... Ещё один майор. Воистину, погранвойска - майорский заповедник. Куда их столько? Солить?
"Батя! Батя из Афгана вернулся!" - прокатился по строю опасливый шепоток. Ага, так вот он какой, человек-легенда Батя, которым угрожающе стращали ещё наши "деды"...
Я с интересом рассматривал реального боевого офицера.
А посмотреть, прямо скажем, было на что.
Невысокий, на голову ниже меня, офицер с майорскими погонами и двумя орденами Красной Звезды выглядел довольно экстравагантно. Плотно обтягивающий далеко не худую фигуру китель едва не трещал по швам. Брюки, больше похожие на колготки, плавно переходили в сапоги. Сами же сапоги были просто фантастическими. Сорокпоследнего размера, с квадратными носами, они так безжалостно смялись в гармошку, что издали их вполне можно было принять за ботинки. Довершала картину лихо сдвинутая на затылок  аэродромообразная фуражка, открывающая лихой чуб, свисающий до внушительного ярко-малинового носа. Из-под чуба хитро посвёркивали маленькие пронзительные глазки.
- Та-ак, - голос майора напоминал треск помех в радиоприёмнике. Батя помолчал, звучно шлёпая мясистыми губами. - Построились, обсосыши? Разойдись! Строиться в шинелях!

Через минуту застава стояла в шинелях, уже основательно подзаброшенных по причине подступающей ранней и бурной весны. Заброшенность выражалась в частичном отсутствии петлиц, пуговиц, шевронов и прочих суровых армейских украшений. Да и на кой они? Есть удобные бушлаты. А скоро лето…
- Ну-ну... - Батя довольно потёр потные красные ладони и деловито захрипел: - Великолепно, гайка в рот… Если какой-то сопливый оболтус меня не помнит, я - майор Горцев, вернувшийся по окончании боевой командировки… Что вы там бормочете, товарищ старшина, вы - умный, что ли?
Майор жизнерадостно крякнул. Или рыгнул, сразу и не поймёшь.
Он медленно прошёлся вдоль строя, сверля свиными глазками подчёркнуто равнодушные лица пограничников и мурлыча какую-то несуразную мелодию. Остановившись перед командиром первого отделения, моим земляком Андрюхой, он неожиданно ухватил того за погон. Погон, разумеется, оторвался. Та же участь постигла половину пуговиц и хлястик на пояснице. Выгрузив в услужливо подставленные Андроном ладони всю эту фурнитуру, Горцев проскрипел:
- Недостаточно у вас ведётся борьба с внешним видом… Раздолбайство и измена, итить её! Марш отседова! Привести себя в порядок! И побриться не забудьте, с этого Родина начинается…
Андрюха мрачно протопал вдоль строя в гладильную комнату чинить шинель. Ха, судя по всему, в душе он грязно и, скорее всего, нецензурно ругался.
"Пропало воскресенье, - отчего-то взгрустнулось мне. - Хорошо, что у меня шинель в поряд… Ох, как же я забыл…"

По спине бодро пронеслись холодные и остропяточные мурашки. Дело в том, что ещё в минувшем январе я оборудовал своё армейское пальто довольно хитрым образом. Из-за внезапно нахлынувшей усталости от пришивания постоянно отрывающихся пуговиц, мне пришла в голову идея грандиозного усовершенствования этого вида одежды. Пуговицы на шинели были не пришиты, а вставлены в дырочки и нанизаны ушками на крепкую бельевую верёвку, проходящую от ворота до подола с изнаночной стороны. Преимущества нововведения были очевидны. Пуговицы перестали отрываться. Совсем. Иногда узелки на ушках ослабевали и пуговицы слегка провисали, но ведь подтянуть верёвку – дело одной минуты. Тридцати секунд!
- Не по-оял, бляха-муха… - у Горцева отвисла челюсть и заметно увеличились в размере глаза, когда, потянув за одну пуговицу, он увидел, как все остальные послушно углубились в серый ворс шинели. Майор с силой дёрнул другую. Она тоже не отрывалась, зато втянулась вытянутая ранее. Волшебство - именно это слово вперемешку с нецензурщиной было начертано на лбу майора гаррипоттеровским шрамом. - А ну… Расстегнуть!
Приказ есть приказ. Я послушно распахнул шинель, проклиная про себя Батю, разнообразную армейскую амуницию и армию вообще.
- Н-да… Такого я ещё не видел, мать твою… - майор озадаченно почесал в затылке и повернулся к старшине. - Ножницы!

Верёвка была безжалостно перерезана. Отпавшие пуговицы торжественно вручены мне, несколько упавшему духом. Батя с минуту заинтересованно рассматривал мою старательно-безучастную физиономию, а потом рявкнул:
- Фамилия? Пушкин? Ломоносов?
- Никак нет! Волков, товарищ майор! - ну, Ломоносов-то, допустим, понятно, а Пушкин при чём?
- Так... Это… Скачи, Волков, следом за Иваном-царевичем, оформляй шинель по Уставу! Рация... Кхм, рацияанализатор, бог тебя любит… 

По всей видимости, Батя меня запомнил.
И запомнил хорошо. Крепко…
Во всяком случае - спокойному существованию пришёл конец…


                ***


- Вот скажи мне, Волков, а если твоего механика-водителя убьют в бою, что будешь делать? - хитро прищурившись, Горцев покачивался на носках своих продвинутых сапог, а также дыша мне в лицо смесью вчерашнего перегара и сегодняшней утренней каши.
- Вступлю в бой в пешем порядке, товарищ  майор! - максимально бодро ответил я, стараясь не дышать и не смотреть на Горцева.

На полигоне сумрачно. Слежавшийся февральский снег обнажил отвратительного цвета почву, безжалостно изнасилованную гусеницами танков. Пучки грязно-жёлтой травы, торчащие повсюду, радостных красок в зябкий пейзаж не привносили. Белеющие по периметру сопки фатально ограничивали пространство, делая общую картину локальной и сюрреалистичной до тошноты.

- Дурак ты, Волков! - Батя довольно хрюкнул. - На войне как? Убили командира - взял автомат другого… Ты должен занять место геройски погибшего товарища, понял? И вести личный состав в бой. Личным примером. Понятно?
- Так точно, понятно… - ответил я уже не так бодро и не совсем врубаясь, чем вариант Бати отличается от предложенного мной.
- Именно поэтому сегодня шестое упражнение учебного вождения БМП  будут выполнять наводчики-операторы и командиры. Волков, если хочешь что-то сказать, то лучше молчи… Кстати, начнём именно с тебя… А я на месте наводчика проедусь. Так что езжай быстро, но аккуратно…

Ага, быстро… Ещё чего. Вторая скорость – самое то. Я внимательно вглядывался в дорогу, то появляющуюся, то исчезавшую из поля зрения.
"Какой неудобняк с этими триплексами, аж…" - я изо всех сил старался не обращать внимания на периодически раздающийся в шлемофоне хрип типа "...чего плетёшься, Улиткин?" или "...наддай же, наддай, Черепахин!". 
"Мне торопиться некуда…" - ухмыльнулся было я и тут же ощутил дрожь в коленках. На горизонте показался "мост". Две высокие бетонные колеи, по всей видимости обозначающие останки коварно испорченной врагами переправы, выглядели весьма и весьма зловеще.
- Ну, Собакин, поглядим… - хрюкнуло в наушниках.

На что глядеть-то? Глядеть, прямо скажем, было абсолютно не на что. Машина, отчаянно взревев двигателем, беспомощно повисла на мосту. Вращающиеся в воздухе гусеницы бессмысленно разбрасывали по сторонам комки налипшей грязи.
"Да-а-а, - озадаченно задумался я, - не попал… Что дальше-то?"

Над головой раздался громкий стук, от которого я, наверное, слегка поседел. Кто-то довольно нагло тарабанил в крышку люка. Монтировкой или молотком. Я повернул ручку. Возникшая в люковом отверстии красная физиономия Бати, причмокивая губами и гоняя из одного угла рта в другой погасшую сигарету, нежно вопросила:
- Доездился, голуба? - и не дожидаясь ответа, хрипло рявкнула: - А ну, катись отседова к хренам собачьим!
 
Да пожалуйста. Заняв привычное место в башне, я с интересом стал ожидать дальнейшего развития событий.
Машина дёрнулась, потом ещё раз… Надо отдать майору Горцеву должное - каким-то непостижимым образом раскачав БМП, он встал гусеницами на узкие колеи моста. И началось…
"На четвёртую перешёл, придурок…" - со страхом думал я, наблюдая мелькающие в боковых триплексах деревья. Поёрзав в жёстком кресле, я надёжно упёрся руками в прицел. Мало ли что…
Просека петляла. Иногда даже слишком. Для БМП. Для этой БМП. Поскольку на родной машине я проехал уже не одну сотню (...а может – тысячу?) километров, периодически стреляя по разнообразным мишеням, мне ли не быть осведомлённым о некоторых её особенностях. Дело в том, что водительский штурвал слегка… ну, скажем так - не срабатывал при повороте направо. При резком повороте. Машина упорно продолжала ехать прямо. А вот если штурвал слегка отпустить, тогда…
Бумммммммц!

Даже предусмотрительно вытянутые вперёд руки не спасли. Я в одно мгновение включил физиономией все тумблеры, находившиеся на траектории её инерционного движения. Сразу стало тихо. Неправдоподобно тихо, до звона в ушах.
"Заглохли? - что-то закапало на колени. Кровь. Я провёл рукой по лицу. Брови, губы и нос были явно повреждены. - Вот же... лихач контуженный…"
- Волков! Жив? - раздалось сверху.
- Б-б-б… - нечленораздельно бормотал я, с трудом двигая окровавленными губами, и, скривившись от боли, открыл люк.
- О! - поразился Батя при виде меня. - Ёпта! Ранен, что ли?

Я молча выбрался на броню. Ого-го! Сосна, помешавшая движению, росла в аккурат за крутым правым поворотом и вымахала около метра в диаметре. Теперь она, двадцатиметровая и почти перерубленная заострённым носом БМП, угрожающе наклонилась и потрескивала.
- Отлично ухуярились! - жизнерадостно резюмировал Батя, давая волю эмоциям и щурясь от удовольствия. - Ажник на зубах заскрипело от этого ****ства! Ну, ты как? Видуха ещё та… Жить будешь? 
- Буду… - зло буркнул я, зажимая нос. 
- Ага… Ну-ну… Ты вот что, Волков, того… Давай дуй на полигон, пусть пришлют вторую машину. Здесь недалеко, километра четыре всего. Ориентир - вон та сосна с берёзовой верхушкой… Да, та, одинокое дерево в лесу… Дёргать будем и заводить, как иначе-то? И ломик пусть возьмут эти… лодыри.

Я присел и спрыгнул с брони. Удар сапог о землю отозвался глухой болью в голове. Да, сейчас ещё пешком по этой каше "километра четыре"…
Проваливаясь в снег, поскальзываясь и матерясь, я не спеша двинулся в путь.
- Эй! Боец! Уснул? А ну… Бегом марш! - раздалось позади через полминуты.
- Ага, щас… Бегом, подумать только. Вояка грёбаный… - злорадно прошептал я, шмыгая носом и решительно сворачивая в тайгу. Страшновато. Говорят, там медведей - пруд пруди. Зато грязи меньше…
И майоров нет.