Безвременница

                БЕЗВРЕМЕННИЦА

Ранним прозрачно-сиреневатым вечером 21 марта последние солнечные лучи торопливо скользили по окнам соседнего дома, заставляя стёкла вспыхивать оранжевым пламенем, но в комнатах уже было темновато. Кот Васька настойчивым мяуканьем позвал меня на кухню. Хитрюга знал, что в холодильнике для него приготовлена свежая речная рыбка, и пока я нащупывала выключатель, с громким урчанием тёрся об ноги. Щёлк! Яркий свет залил кухню, и тут же раздался непонятный хлопающий звук. Я сделала шаг к холодильнику и застыла на полпути. О лампу дневного света бестолково билась крупная бабочка-крапивница. Устав от тщетных усилий, она замерла на стене, осторожно расправила оранжево-чёрные бархатные крылья.

Откуда она взялась, торопыга, безвременница? За окном ещё лежит грязноватый спрессованный снег, и лишь кое-где –  проплешины подмерзающей к ночи земли.
Бабочка вновь затрепетала крылышками, заметалась по кухне, ища и не находя выход. Зачарованная красотой насекомого, я не заметила, когда в ласковом игривом Ваське проснулся инстинкт охотника. Чёрное блестящее тело выгнулось в мощном прыжке – и кот уже на холодильнике. Мускулы напряжены, жёлтые раскосые глаза, не отрываясь, следили за потенциальной жертвой.

Бабочка то планером парила под потолком, то замирала на гладкой белой стене экзотическим цветком и билась, билась крылышками о лампу – мощный, но не обжигающий источник света. И не смогла предвидеть другую опасность: чёрная когтистая лапа царапнула по крылу, раздирая нежнейшую плоть, острые белые зубы обнажились в хищном оскале.
– Васька, я тебе! – запоздало крикнула я, ища глазами, чем бы достать нахала. Но ни тряпки, ни газеты под руками не оказалось.

Бабочка смогла вырваться и, сложив крылья, забилась в спасительное пространство между лампой и деревянной планкой, к которой она крепилась.
Но мелкий представитель кошачьего племени вовсе не желал упускать добычу. Наивное насекомое и не подозревало, что добраться до высоког8о, почти под потолком, убежища для Васьки пара пустяков: на холодильнике лежала стопка толстых поваренных книг. Встань на задние лапы и…

Снова безжалостные когти терзали пёстрые крылышки. Но я уже на чеку: мигом вскочила на табурет, вырвала несчастную бабочку из чёрных захапистых лап. Васька возмущённо пискнул и спрыгнул на пол. Маленькое безжизненное тельце смятым комочком лежало на моей ладони.
Но бабочка была жива. Когда я осторожно коснулась пальцем изогнутого усика, крылышки слегка дрогнули. На столе стояла пустая пол-литровая банка, я бережно опустила пострадавшую туда, прикрыла крышкой, оставив зазор для дыхания. Обиженный кот запросился на улицу, успокоить растроенные нервы в драке с соседским Кешкой. Я поставила банку на полку …и забыла о ней до утра.

Утром, торопливо собираясь на работу, лишь мельком заглянула в надёжное стеклянное убежище. Бабочка не подавала признаков жизни. «Погибла» – огорчённо подумала я , – «Но выкинуть всегда успею, пусть до вечера полежит».
У Васьки эта грязноватая тряпочка уже не вызывала никакого интереса, он с воодушевлением гонял по комнате ярко-оранжевый маленький мячик. И я оставила банку на столе.
На улице было прохладно, хотя и выше нуля, кучковались тяжёлые облака, вроде бы накрапывал дождь. Но к обеду небо очистилось, температура повысилась до плюс десяти. Снег таял на глазах. Откуда ни возьмись, согретые ласковым солнышком, выползли вяловатые после спячки, но уже жизнерадостные мухи. Начиналась не только календарная весна.
Придя с работы, я распахнула форточки, впустила в дом свежий пьянящий воздух. Кухонную форточку тут же оккупировал Василий, примеряясь, как бы половчее спуститься в палисадник, минуя всякие там двери…

Зазвонил телефон, и когда через несколько минут я вернулась, кот уже сидел на столе  рядом с банкой, мордой сдвигая крышку. Бабочка ожила. Сидела на дне, осторожно расправляла помятые крылышки, шевелила усами, словно принюхиваясь к чему-то.
 – Только тронь! – пригрозила я коту. Тот нехотя, вразвалочку, удалился на подоконник и, удобно устроившись там, показал, как он умеет обижаться.

Бабочка тем временем выползла в образовавшуюся щель и неуверенно взлетела. Куда исчезла наигранная Васькина обида? Он вновь превратился в гибкого настороженного хищника, готового драться за то, что считал законной добычей.
Лампа не горела, свет исходил из окна. И насекомое как завороженное устремилось туда, успешно миновало кошачьи лапы, задержалось на миг у открытой форточки. Кот напрягся, как сжатая пружина, приготовился к прыжку. Бабочка, словно почувствовав, что за стеклом долгожданная свобода, рванулась в форточный проём.

Мы с Васькой зачарованно наблюдали, как она нежилась в потоках вольного ветра, как отдыхала на столбике изгороди, такая яркая на фоне не растаявшего ещё снега, и, радостно махая крыльями, умчалась куда-то вдаль, к своей неминуемой гибели: ночью снова ожидался крепкий мороз…
Василий тяжело вздохнул и искоса укоризненно глянул на меня, словно хотел сказать: «Ты, хозяйка, как собака на сене: ни себе, ни другим…»