Вова, снег

 Как обычно, эта осень затянулась. И вот утром отец, сидя с самокруткой на скамейке возле печного щита перед столом, отделяющим нашу с ним кровать от окна, благоговейно-вкрадчиво объявил мне о первом снеге. Видимо, я подал признаки пробуждения. Снег, очень он мне был нужен в те минуты? Впрочем, наверное нужен, ибо запомнилось же. Наверное, чтобы поддержать его настроение, я бодро переспросил, зашевелился. Он пересел к большой печке, уступив место у окошка, чтобы я мог убедиться. В избе выстыло, вставать, одеваться, не хотелось, но надо было уважить старшего, посмотреть сквозь двойные рамы на белый свет.
  Картина была не то, чтобы уж очень радостная, но, все-таки, лучше, чем надоевший серый цвет поблекшей травы, черные крыши построек, темно-зеленая стена леса, окружившая, словно забором всю деревню.
 Я прильнул к стеклу. Падали редкие снежинки. Глядя на реку в сторону деревни, я обнаружил весь склон берега у павлычева огорода белым. Там, в едва заметной ложбинке, темнел куст крапивы. Бело было и дальше: обе обочины ручья, петрушина баня, круча, над которой серел частокол огорода Кутузовых, и так, до общественного водочерпа, где копошился дядька Ваня с колхозными бидонами молока, выгружая их из челна. Снег лежал и на всем противоположном берегу, и на крышах тамошних изб и бань,церкви, во всю ширь заречной части деревни, на кустах ивы, что начинались правее, с изгиба реки и далее, за деревню вниз по течению, до самой Осыпи где водный поток делал обратный поворот. Плыл он и по воде бесформенными желтыми лепешками. Побелела и ЛукА- огромное поле, недавно вспаханное и уныло черневшее еще вчера.
Казалось бы, что особенного, выпали осадки в виде снега, а вот поди, перекрасился в одну ночь весь ландшафт. Конечно же в ту пору не думалось так. Однако, воодушевление было немалым.
  Что было дальше? Конечно же все, как всегда. Мать стучала сковородником и ухватами у печи, гремела котлами, и ведрами, была сильно не в духе. Ей явно не нравилась сентиментальность отца и его бездействие. Сестру тоже тормошили и заставляли подниматься. Возможно, это был выходной, и родители не спешили на работу.

 Много ли было таких дней? Ну, может быть сезона два, или три, когда я только начал осознавать свое существование, но не стал запоминать, что уже имело место. Потом же, отец, вроде как стеснялся быть столь чувствительным. А мне казалось, что детство было бесконечным, а эти времена года весьма однообразны. По сути, что хорошего? Впереди были холода и морозы. Но осень надоедала своею слякотью, грязью, сыростью. Ведь дни были уже коротки, а ночи долги и темны.
   
  Да, безусловно, снегу следовало радоваться, хотя бы потому, что становилось значительно светлее. Другое дело, что со временем и белое надоедало. Уже к середине зимы, он был не менее ненавистен, чем и осенняя серость. Сплошная белизна его, ограниченная низким, голубым небом и зеленой стеной леса, тоже мало вдохновляли.
Смена картинки нужна человеку, как хлеб и вода, как воздух. Для слуха нужны новые звука, а для зрения надо зрелище, но на то она и деревня, что хуже города. Ни тебе концертов, ни выставок, ни веселых прогулок по людной улице. Ведь иное лицо увидишь в толпе, так у тебя душа и запоет, так и возрадуешься, так и глядишь на него, как завороженный.

  А в деревне все друг друга знают, одеваются скромно, девушки не красятся. Походка у всех сдержанная, побаиваются хвастливыми показаться. А в городе, да если большом, никто тебя не знает, но тут приходится получше выглядеть, ибо не прощают плохого вида, как-то дают понять, что ты портишь настроение.