Режьте посередине

               

«…Некоторые считают, что разделять людей на группы и подгруппы – занятие крайне неблагодарное. Однако я не преследую таких целей, как оскорбить, или повесить на вас ярлык. Все квалификации, изложенные ниже, являются исключительно теоретическими и не предназначенными для повседневного использования. Конечно, вы можете причислить себя или своего друга к определенной группе, но когда вы увидите его на следующий день и захотите поделиться своими соображениями о том, кто же он есть на самом деле, вы вряд ли сможете сделать это. Все определения в этой книге написаны научным языком и не предназначены для использования в повседневной речи. Кроме расовой, классификации по темпераменту и многих других, можно выделить еще несколько категорий, например разделение по восприятию окружающего мира. Выделим следующие группы людей:
1. Ординаторы – люди, живущие по своду определенных законов и правил. (99,8%)
2. Веверсаторы – люди, живущие в мире, созданным их воображением. (0,2%)
3. Энвольтуристы – люди, сочетающие в себе черты как первой группы, так и второй. Эти люди воспринимают мир по другому, но не обособляются от него. Их единицы, примерно один из ста тысяч, а может из миллиона. Необычны в общении и ….»
  Я лежал на диване и читал книгу доктора Паттерсона «Диагноз общества». Я давно уже так не смеялся! Бедный безумный старик Паттерсон…Он преподает у нас в университете психологию, и так получилось, что мы с ним очень быстро…сдружились, что ли. Профессор – автор многочисленных книг, и вот недавно ему пришла замечательная идея – привлечь к написанию книги студента, и он выбрал меня. Мы с профессором подолгу зависали на кафедре, придумывали одну главу за другой, с одинаковыми серьезными лицами. Но отношение к делу у нас было прямо противоположное. В то время, как профессор корпел над энциклопедиями, я прикидывался знатоком испанского и латыни, и одно за другим клепал определения, которые только что сам и придумал ( Протостампы – люди, боящиеся глубины, Бакорудиты – чрезмерно смотрящие телевизор, Кхвалы – подлизы). В общем, я развлекался, как мог, а сейчас я лежу на диване и держу эту книгу – весь мой бред, облаченный в красивую обложку. Энвольтуристы – ну как можно было такое придумать?
Профессор был персоной крайне забавной. Он всегда был крайне неуверен в себе, и порой эта неуверенность доходила до абсурда. Например, он мог уступить вам место в очереди, извинившись, что занял место перед вами. Или, как в «Диагнозе общества», оправдываться пред читателями, что он ни в коем случае не хотел задеть кого-то содержанием этой книги, хотя читатель только открыл первую страницу. Это как извиняться перед человеком, которому вы сейчас наступите на ногу. Вот такой чудак был профессор Паттерсон. Этакий Лимбокроп, если верить этой замечательной книге.

Я шел по коридору и разглядывал узоры на кафеле, размышляя о чем-то своем, как увидел профессора Паттерсона. Он неожиданно подошел, точнее, подскочил ко мне, возбужденный, как мальчишка, которому только что купили железную дорогу:
- Питер, у меня есть кое-что для вас, пойдемте быстрее на кафедру!
- Профессор, неужели это так важно, у меня заня…
- Это важно, Питер! Пошли!
Я не успел ничего ответить, как Паттерсон схватил меня за рукав и повел за собой в кабинет. Конечно, занятия на сегодня уже закончились, но мне не очень хотелось тратить свое драгоценное время с этим сумасшедшим стариком. Скоро мы были уже в кабинете. Профессор достал с полки какую-то книжонку в мягком переплете и начал тыкать ею мне прямо в лицо.
- Вот, Питер, вот доказательство нашей теории!
- Простите, но…какой теории, профессор?
- Теории энвольтуристов, Питер! Это дневник одного из них, дневник Джозефа Мартелли, который скоро произведет переворот в научном мире!
- Энво…кого?
- Питер, вы сами подсказали мне это определение.
- Простите, я что-то забыл…,- замялся я.
- Энвольтуристы – люди, которые живут так же, как и мы, но одному только богу известно, что творится у них в голове!
- А, точно.… И чем же примечателен этот дневник?
- Вам надо прочесть его, Питер, я вряд ли смогу объяснить. Скажу только, что мистер Мартелли завел его сравнительно недавно, и успел написать всего несколько страниц…
- Ну, так давайте отдадим его обратно мистеру…Моретти, пусть закончит свои мемуары, а потом и прочтем все сразу.
- Нет, Питер…мистер Мартелли не сможет больше ничего написать. Он исчез. Обычно в таких случаях говорят « Пропал без вести». Но Джозеф именно исчез, словно растворился в воздухе.
- Что вы хотите этим сказать?
- Камера, установленная в его подъезде, показала, что он вошел в квартиру, но больше из нее не выходил. Джозеф живет на одиннадцатом этаже, поэтому вариант, что он выбрался через окно, исключен. Неделю его не было не работе, на звонки он не отвечал,…Полицейские выбили дверь, обыскали квартиру, но хозяина не нашли.
- И как же у вас оказался этот дневник?
- Друг моего сына – полицейский, нашел этот дневник при обыске квартиры. Учитывая необычность исчезновения мистера Мартелли, он счел, что этот дневник может представлять интерес для меня, и взял его…с собой.
- То есть украл.
- Нет, Питер, это не так… Конечно, это нехорошо, но это во имя науки, прочти этот дневник…но никому не давай его…читай один, и не говори никому…
Профессора Паттерсона понесло. Помню, он сказал, что не хотел обидеть меня своей бестактностью, и что он знает, где продают дешевый швейцарский сыр, и может сказать мне, где, лишь бы я не говорил ничего полицейским. Я уверил его, что не буду, и вышел из кабинета, прихватив с собой дневник.
Тем вечером я прочел этот дневник. Необычную историю Джозефа Мартелли. И хочу рассказать ее вам.

                Дневник Джозефа Мартелли.

Четверг, утро.
«Пятый ряд, десятое место, сэр», - это прозвучало как приговор. Значит, мне придется сидеть в самом центре этой толпы, значит, я буду слышать и видеть в два раза больше, значит, я должен в два раза внимательнее следить за собой. Это будет как игра, в которой нельзя допускать ошибку. Обычно нашей газете доставались первые два ряда, но на эту конференцию приехали две большие делегации авторитетных газет из Франции и Штатов, поэтому нам достались лишь пятый и шестой ряд.
Сегодняшняя конференция была посвящена космическим исследованиям, но мне было все равно. Я слышал лишь обрывки фраз, они оседали на плечах и тут же улетучивались, смешиваясь с потоком шепотов и разговоров исподтишка. На заднем сидении двое вели оживленную беседу: « Я говорил Симмонсу, что там ему нечего ловить, но он все равно поехал в Протдейл. Наслушался протуберанцы, ведь в созвездии Омега деньги мешками Гренобль разрабатывает первый в мире спутник…». Я не мог больше вынести этого, и переключился на изучение представителя французской делегации, сидящего прямо передо мной. Шея у него была фиолетовая, как у утопленника, а уши разной формы и толщины. Одно ухо было вполне нормальным, но второе раздулось до неприличных размеров, и имело зеленовато-бурый оттенок. Француз постоянно теребил его кончиками большого и указательного пальцев. Он как будто гнил изнутри. Мсье постоянно поворачивался и рассматривал людей, сидящих сзади. Его тройной подбородок нервно подергивался, как желе, на жидких усиках по краям уголков рта выступил пот. У его соседа был неестественных размеров кадык. Он постоянно сглатывал слюну, и этот потрясающий кадык проделывал долгий путь через всю шею, и снова прятался в густую бороду с клочками волос, слипшимися соусом от спагетти. На экране все еще транслировали поверхность Каллисто, а в Портдейле все еще можно было неплохо заработать на продаже хлопушек.
Помню, у меня чудовищно разболелась голова. Я встал с места и выбежал из зала, наступив кому-то на ногу и вызвав всеобщее негодование делегаций. Охранник пропустил меня, посмотрев, как на бездомного, с жалостью и презрением, видимо, я действительно очень плохо выглядел. Я все - таки не смог выдержать это, я признал своё поражение. Я проиграл, потерял контроль над собой.

Четверг, день.
  Я возвращался домой и встретил Сэма. Сэм – это мой сосед, мы живем на одной площадке. И Сэм – это единственный человек, с которым я могу говорить совершенно свободно, не обдумывая слова заранее. Я – журналист, и общение с людьми – это неотъемлемая часть моей работы. Мысли копошатся в голове, набегают одна на другую, и через несколько секунд разговора мне уже сложно определить, какой словесный набор будет наиболее адекватен в данной ситуации. Однако со временем я научился контролировать свою речь. Я научился сортировать мысли. Это вовсе не означает, что все слова расставлены в моем сознании по полочкам в алфавитном порядке, как в библиотеке. Там все такой же бардак, но я настолько привык к нему, что могу за пару минут найти необходимую вам книгу. 
- привет, Джозеф!
- Здравствуй, Сэм. Черт, что у тебя с руками?
- Я упал, когда выходил из арки. Угодил руками прямо в какую-то мерзкую жижу. Ничего, приду домой, помою.
- Нет, Сэм, ты должен помыть их сейчас.
- Джозеф, скоро мы уже будем дома!
- А как же кролики, Сэм? Ты подумал о кроликах?
- Эээ…что ты имеешь в виду, Джозеф?
- Представь, что из того переулка сейчас появятся два кролика. Два мягких белоснежных кролика. И они подбегут к тебе, Сэм. Неужели тебе не захочется их погладить? Конечно, тебе захочется,…но твои руки такие грязные, все в непонятной мерзкой жиже, а кролики такие белые и пушистые. Ты не сможешь даже прикоснуться к ним. Ты ведь не хочешь замарать их шкурки, Сэм?
- Нет, конечно, нет, Джозеф. Наверно, я предоставлю право погладить кроликов тебе.
- Да…это будет самое правильное решение.
Остальной путь до дома мы прошли молча. Наши разговоры были как вспышки света, короткие и быстро затухающие. И не несущие совершенно никакого смысла.

Четверг, вечер.
  Миллионы черно-белых точек причудливо переплетаются друг с другом, образуя новые формы. Вот старый фермер пришел на пастбище, вся земля посыпана пеплом, из которого выступают скелеты коров и другого рогатого скота. Внезапный порыв ветра поднимает облако пыли, оно окутывает старика, придавая ему новые очертания, набухая на нем грязной жужжащей массой. Он падает и рассыпается, смешиваясь с пеплом,…а вот и новые образы: хлеб с начинкой из червей, долговязый бродяга, с которого стекает кожа, гниющие яблоки…зернистый экран, как потревоженный муравейник, непрерывно пульсирует, представляет новую постановку театра абсурда.
  Я смотрю только один телевизионный канал. Вам может показаться, что на нем не показывают ничего, но попробуйте сесть и проследить за какой-нибудь точкой на экране: сначала она будет белой, потом черной, потом вы потеряете ее из виду, она станет такой же, как и остальные, она станет частью образа. Теперь расслабьтесь и наслаждайтесь этим безумством абстракций. Вряд ли вы когда-нибудь увидите что-то подобное в кино. Этот спектакль – прямое отражение ваших мыслей и переживаний. Это как сон наяву.
Пятница.
  Утром был на работе. К счастью, все обошлось, и мне простили выходку на конференции. Дальше был еще один день, скучный и однообразный, не вижу смысла описывать его. Но вечером произошел не то, чтобы из ряда вон выходящий, но необычный случай.
  Иногда вечером я выхожу на прогулку в парке. Просто чинно прогуливаюсь по парку, как обыкновенный человек. Парк расположен около леса, отделенного изгородью. Помню, я проходил около изгороди, и мое внимание привлекли слегка раздвинутые прутья. Если приглядеться, за ними начиналась узкая тропа.
 Мне просто необходимо было хоть как-то разбавить этот скучнейший день. Я разогнул прутья шире, благо они оказались податливыми, и побрел по тропе. Пейзаж вокруг был весьма однообразный: деревья, деревья, деревья… вряд ли здесь можно было устроить пикник. Но для чего тогда эта тропа?
  К моему удивлению, по мере продвижения вглубь леса тропа стала расширяться, и лес перестал казаться мне таким уж угрюмым. Я уже собирался повернуть назад, но увидел трех мертвых ворон, лежащих у обочины тропы. Я подошел и слегка наступил на одну из них. Судя по характерному треску, трупик лежал здесь уже не первый день.
  Внезапно мои размышления о причине столь странной смерти сразу трех ворон были прерваны шумом, доносившимся из леса. Через частокол деревьев пробирался человек, одетый в зеленый комбинезон. Он смотрел в землю, и поэтому не сразу заметил меня, хотя находился уже на расстоянии двадцати метров. У меня возникло сомнение, что он может вообще что-либо увидеть под таким огромным капюшоном, который опускался ему почти до подбородка. Он был чем-то похож на гнома, только раз в пять больше.
  Наконец, расстояние между нами сократилось до нескольких метров, и незнакомец резким движением откинул капюшон. Его появление не вызвало у меня ничего, кроме удивления, но человек в комбинезоне был удивлен намного больше, чем я. Он смотрел на меня, словно увидел инопланетное существо. Однако, оцепенение довольно быстро спало, и разговор начал именно он:
- Как вы считаете, эти вороны уже готовы?
- Простите, что вы имеете в виду?
- Они уже достаточно сухие?
- Они…да, они определенно больше сухие, чем влажные.
- Но они должны быть совершенно сухими. Неужели вам нравятся влажные вороны?
- Они…мне кажется, они совсем сухие, раз вот так хрустят,- я слегка наступил на одну из ворон.
- Это еще ничего не значит. Позвольте, я проверю.
  Незнакомец поднял ворону, растопырил ей крылья и оторвал несколько перьев с грудины. Затем он надавил на грудную клетку большим пальцем, но сломать ее не удалось. Ногтем среднего пальца он провел по глазнице: она погнулась, как пластик. Незнакомец продолжил определять качество вороны и оторвал ей несколько когтей. Они сломались, как сухие ветки. Теперь он был доволен:
- Что ж, ворона весьма удовлетворительного качества… придется ей еще посушиться над камином. А вы когда-нибудь ели хлеб, приготовленный по старой Гесконской Традиции?
- Нет, не приходилось. А в чем особенность этого хлеба?
- Как, а вы не знаете? Мука готовится из позвонков Абсолютно Сухих Ворон! Это придает хлебу неповторимый вкус!
- Это…очень интересно, может, вы угостите меня?
- Да, конечно! Но простите, сейчас я очень спешу. Приходите завтра на это же место в пять, и я обязательно угощу вас Гесконским хлебом! Высшего качества!
- Разумеется, я подойду!
  Незнакомец спешно собрал в охапку всех ворон, спрятал их под комбинезон и удалился, даже не попрощавшись. Я развернулся и отправился домой.
  Сейчас я сижу и размышляю над тем, что произошло. Впервые я встретил такого человека, как Незнакомец в Комбинезоне. Впервые при общении я почувствовал себя, как «нормальный» человек. Не я был генератором абсурда и чепухи, а Человек в Комбинезоне. Он вел разговор, а я лишь подстраивался под него, от осознания этого факта мне даже стало немного обидно. Это он придумал «муку из позвоночников абсолютно сухих ворон», а не я. Такого мне даже никогда бы и в голову не пришло. Но самое странное – то, что я поверил каждому его слову, у меня даже не возникает сомнения в его правоте. Завтра я смогу узнать его лучше, если он, конечно, придет на встречу. Завтра в пять часов.
Суббота
  В половине пятого я уже был на месте. На обочине тропы снова лежали мертвые вороны. Я подумал уж было проверить их «качество», как это делал незнакомец, но побрезговал. Получается, эти вороны умерли вчера или сегодня, но они выглядели иссохшими, как мумии, будто лежали здесь уже не первую неделю.
  Незнакомец подошел ровно в пять. Он поприветствовал меня и собрал всех ворон в мешок, даже не «проверив» их.
- Ну что, вы еще не передумали попробовать Гесконский хлеб?
- Конечно, нет! Я буду вам очень благодарен!
  Незнакомец свернул в лес, и я последовал за ним. Тропы не было, и поэтому для меня осталось загадкой, как Незнакомец так быстро шел и при этом не сбивался с пути. Он ходил зигзагами, словно специально запутывал путь, чтобы я не мог его запомнить. Ветки хлестали меня по лицу, ноги вязли в грязи, и под конец пути я был полностью измотан.
  Наконец, мы пришли. Жилище незнакомца представляло собой довольно странное зрелище. Хижина одиноко стояла среди высоких деревьев и была похожа на обветшалый сарай, кое-где были отчетливо видны дыры в стенах. Но крыша казалась настоящим произведением искусства: она была выложена каким-то драгоценным камнем, сапфиром или алмазом, и переливалась на солнце теплыми красками. Я не мог отвести взгляд от этого шедевра, пока Человек В Комбинезоне не пригласил меня войти.
  Убранство комнаты Незнакомца оставляло весьма противоречивое впечатление: в углу стояла узкая койка, в двух метрах от нее располагался стол и пара стульев. На столе лежало несколько книг и узелок, видимо, с тем самым Гесконским хлебом. В доме не было камина, который упоминал незнакомец вчера, и я серьезно усомнился в искренности его намерений. На стенах висели картины, обрамленные в рамы с замысловатым орнаментом. Сами же картины представляли собой сюрреалистические абстракции, чем-то напоминающие самые поздние работы Дали.
- Вам нравятся эти картины? - спросил Незнакомец.
- Да, они… необычны, чем - то напоминают Дали, «Ласточкин хвост», например…
- Это Данте.
- Простите, но Данте – это, вроде, поэт.
- Как, вы и этого не знаете? Данте – это художник, величайший художник на Земле! Хотя…, да, я вас понимаю, - Незнакомец смотрел на меня, как на идиота, и я попытался перевести тему:
- Знаете, я так проголодался…
- Ах…да, конечно, угощайтесь, - Незнакомец развернул узелок, и достал буханку хлеба. Она была теплой, словно ее достали из печи несколько минут назад. Голод давал о себе знать: я быстро умял всю буханку, не задумываясь, как этот хлеб попал к Незнакомцу. Меня стало клонить в сон.
- Знаете, пожалуй, я пойду. Спасибо за гостеприимство, хлеб очень вкусный, но я сильно устал и хочу спать.
- Вы можете прилечь прямо здесь и немного отдохнуть.
- А как же…
- Не беспокойтесь, я совсем не хочу спать. Посижу, почитаю немного.
- Хорошо. Кстати, а как вас зовут?
- Называйте меня Сократ.
- Но ведь это ваше ненастоящее имя.
- Оно такое же настоящее, как и ваше.
* * * * * * * * * * *
  Это продолжалось всего минуту, но больше бы я и не выдержал. Миллиарды черных и белых точек жужжали и издавали зловонный запах, как стаи разлагающихся мух. Я стоял на коленях, придавленный к земле слоями зернистого бесцветного фарша. Потом началось самое страшное – образы стали возникать один за другим, сменяя друг друга каждую секунду. Старик с пустыми глазницами, горбун с телегой, полной дохлых ворон, пёс в лишаях. Я увидел Незнакомца: он стоял в дымке, покачиваясь на одной ноге, как огородное пугало, и смотрел в сторону леса. Вдруг деревья стали падать, ломаться с треском одно за другим, и из леса показался огромный белый червь размером с поезд. Он начал стремительно приближаться ко мне, оставляя за собой потоки слизи. Его тело билось в постоянной агонии, глаза без зрачков бешено пульсировали. Я упал животом на землю и уткнулся лицом в пучок иссохшей травы. Червь был уже здесь…слюни, медленно стекающие с его щетинистого рта, капали мне на футболку, прожигали мое туловище насквозь, и застывали внутри.
* * * * * * * * * * *
  Я очнулся в квартире незнакомца. Несмотря на то, что я поспал, в висках стучала кровь, голова раскалывалась от боли. Еще бы, какой отдых может быть после такого ужасного сна?
  Я огляделся и заметил, что квартира Сократа (ладно, буду называть его Сократом) претерпела большие изменения за время моего сна. Если картины на стене остались прежними, то остальная обстановка полностью изменилась. Я лежал на шикарной мягкой кровати, справа от которой стоял небольшой столик с подносом. На завтрак мне предлагался чай с тем самым Гесконским хлебом. Комнату украшали изысканные диваны и стулья, вместо как будто наспех сколоченного стола стоял мраморный бюст Сократа. В смысле, Незнакомца. В доме было несколько комнат, и из одной из них доносились приятные запахи выпечки.
  Вскоре показался и сам незнакомец. На нем был белый фартук и поварской колпак. Не хватало только усов, завитых кончиками вверх. Он приветливо улыбнулся и показал мне на одежду, лежащую на стуле:
- Одевайтесь, я скоро вам все объясню,- сказал Сократ и удалился на кухню.
  Одежда была не моя: ярко-красные брюки и желтая футболка. Я не люблю яркие цвета, но особого выбора у меня не было. Поэтому я довольно быстро оделся, и сел на кровать, ожидая Сократа. Он подошел с таким же подносом, который стоял на тумбочке, и сел напротив меня. Сделав несколько глотков чая, он задал мне довольно странный вопрос:
- Скажите, как вы попали сюда?
- Но…вы сами меня пригласили.
- Нет, как вы попали на тропу, где мы с вами впервые встретились?
- Я…гулял в парке, заметил небольшой проем между прутьев, и вышел на тропу.
- Что ж, я так и думал. Мне надо вам кое-что рассказать. Пойдемте.
  Мы прошли в другую комнату. Кроме двух кресел и столика с сигарами, в ней ничего не было. Сократ кивком головы пригласил меня сесть. Я развалился в стуле, предварительно отказавшись от сигары. Сократ попросил не перебивать его и заговорил:
- Вы вряд ли поймете все, что я вам сейчас скажу, но скрывать это уже нет смысла. На этой тропе никто не появлялся уже в течение многих лет, поэтому я был очень удивлен, когда увидел вас. Вы, если можно так выразиться, перешагнули барьер, шагнули в другое измерение. Помните тех дохлых ворон? Все животные, которые пересекают барьер, умирают, люди же просто не находят к нему путь. Но вы его нашли.
  Когда я увидел вас, то подумал, что вышла какая-то ошибка. Поэтому я решил проверить. Я пригласил вас в гости, на всякий случай, запутав путь.…То, что вы посчитали за сон, случилось на самом деле. Это, конечно, было довольно жестоко, но другого способа проверить вас я не придумал. Дело в том, что утром, днем и вечером мы занимаемся привычными делами, но ночь – это время фобий. У всех местных жителей есть фобии, и они просыпаются ночью. Вы так крепко спали, что не заметили, как я выставил вас за дверь. Через окно я увидел, как вы упали на колени, и стали что-то бормотать. Тогда я и убедился в том, что вы являетесь одним из нас, и отнес вас обратно в дом. Это все, что я хотел сказать. Не хотите прогуляться?
  Сократ так быстро и умело прервал разговор, что я даже не успел придумать вопрос. Не дождавшись моего ответа, Сократ вышел из комнаты. Я последовал за ним.
* * * * * * * * * * *
  Прошла уже неделя с тех пор, как я проснулся в доме Сократа. Я не писал все это время, так как замечания мои были бы отрывочны и суетливы. Но теперь я освоился в этом необычном мире и могу рассказать вам про него.
  Я живу в необычном городке, который местные жители называют Яблочным Семечком. И такое название вполне оправдано: площадь городка равна примерно одному квадратному километру, причем у вас вряд ли получится совершить загородною прогулку. Город словно расположен на вершине какой-то огромной скалы, и если вы подойдете к обрыву, то не увидите внизу ничего, кроме густых облаков. В городе живет всего 5 жителей: Я, Сократ, Данте, Сенека и Тереза.
  Сначала я подумал, что горожане просто разыгрывали меня, когда каждый представился и назвал мне свое имя. Наверняка, вам будет очень весело, если к вам будут обращаться как к Сократу или Сенеке. Однако, скоро я узнал, что местные жители – ужасные снобы, у которых нет даже намека на чувство юмора. Каждый из них занимался своим делом и считал себя в нем лучшем. Еще бы, конкурентов просто напросто не было! Я пытался узнать их настоящие имена, но все мои попытки оказались провальными. Они не понимали, что это такое – «ненастоящее имя». Когда я представился как Джозеф, мне показалось, что каждого их них слегка подтошнило, настолько неблагородным показалось им мое имя. Давайте я расскажу про каждого жителя поподробнее.
Сенека и Сократ стали первыми поселенцами яблочного семечка, и попали сюда вместе. Они так же, как и я, нашли тропу, и по мере продвижения вглубь леса их стало клонить в сон. Проснулись они уже на километровом клочке земли, став первыми поселенцами Яблочного Семечка. Сенека и Сократ были похожи друг на друга: Сократ считал себя первоклассным поваром, но его рецепты были…весьма экзотическими, вроде муки из позвоночников ворон или желе из глаз свиньи. Понятно, что общество отказывалось принимать его стряпню. Здесь же все было иначе: Сократ мог заниматься любимым делом, и никто не называл его кулинарные шедевры гадостью. Он действительно очень вкусно готовил, хотя в его распоряжении был ограниченный круг ингредиентов.
  С Сенекой все было немного по-другому: всю жизнь у него была одна мечта – построить машину времени. И он ее осуществил. Сенека нашел небольшие залежи металла, и действительно построил машину времени, хоть у него и не было ни достаточно материалов, ни знаний. Все строилось словно само собой. Это как соединить две случайно попавшиеся детали, и «изобрести» калькулятор. Кстати, вот и объяснение моего столь странного перемещения между измерениями: Сократ и Сенека – единственные, кто попал сюда, просто прикорнув в лесу. Остальные попали сюда так же, как и я, посредством машины времени. 
  Сократ часто отправляется в лес, в теперь уже другое для меня измерение, чтобы собрать некоторые ингредиенты, и использует машину времени. Здешняя машина времени – не такой огромный агрегат, что я видел в фильмах. Это относительно небольшой аппарат, который сканирует все объекты, что его окружает, и перемещает их в пространстве. Точнее даже будет назвать это Машиной пространства, но машина времени – намного привычнее! Все - таки, изобретение Сенеки вышло не идеальным, и перемещает оно далеко не все. Например, после путешествия дома Сократа неизменными остаются только картины на стенах и крыша, остальное же полностью меняется.
  Кстати, о картинах: в Яблочном семечке проживает художник и скульптор по имени Данте. Он попал сюда почти сразу, как Сенека изобрел машину времени. В обычной жизни он был классическим художником – неудачником, но здесь он начал писать действительно потрясающие картины. Точнее сказать – картины сами рисовались под его кистью.
  В общем, каждый житель городка круглый день занимался своим любимым делом, они напоминали безумцев, которые целиком ушли в себя. Сократ часто корил меня за то, что я бездельничаю целыми днями и не могу найти себе дела. Действительно, я не находил, чем мне заняться, хоть вся работа и делалась сама собой. Я бродил целыми днями и ел ягоды, которые были нашей второй пищей после Гесконского хлеба и некоторых извращений Сократа. Но я бродил не один. Моим постоянным собеседником и другом была девочка Тереза, которая попала сюда три года назад. Она была очень рада моему появлению в Яблочном Семечке, и не отходила от меня ни на минуту. Днем мы вместе бездельничали и собирали ягоды, ночью прятались от своих фобий в доме Сократа. Я никогда ни о чем не мечтал, как и Тереза. Мы были просто немного…необычны, вот и всё.
* * * * * * * * * * *
  Я не знаю, что будет дальше. Похоже, я попал в идеальное для себя место. Здесь не о чем мечтать и не к чему стремиться. Здесь можно просто существовать…сидеть целыми днями и думать. Можно просто пустить мысли в свободное плавание и ждать, что из этого получится, не задумываясь о последствиях. Расскажу, как я оказался здесь.
  Мы с Терезой прогуливались недалеко от обрыва. Уже темнело, надо было успеть домой до наступления фобий. Тереза спросила меня:
- Джозеф, ты когда-нибудь видел Луну?
- Конечно, я вижу ее каждый день, - ответил я и посмотрел на полумесяц.
- Нет, ты просто смотришь на Луну. Смотреть и видеть – это совершенно разные слова. Ты наверняка смотрел на лунные кратеры на фотографиях, но никогда не видел их, так ведь? Или как сейчас – ты смотришь на Луну, но не видишь всей ее красоты.
- Ну…да, наверное, ты права.
- Пойдем, я кое-что тебе покажу.
  Тереза сошла с тропы и подбежала к огромному ягодному кусту, который рос у самого обрыва. Она подошла и начала обрывать стебли, один за другим. Когда крона была полностью уничтожена, я увидел, что скрывала Тереза всё это время.
  Это был огромный воздушный шар. Он рос прямо из земли, как обычное растение. После того, как Тереза освободила его от стеблей, сжимавших шар со всех сторон, он начал стремительно увеличиваться в размерах, и вскоре достиг высоты двухэтажного дома. Я начал беспокоиться, так как до наступления фобий оставалось примерно полчаса.
  Тереза явно была рада тому, что шар вырос и стал таким большим. Она забралась на самую верхушку и начала прыгать на нем.
- Джозеф, забирайся сюда! Здесь так весело!
- Тереза, у нас очень мало времени.
- Но это займет меньше минуты! Посидим немного и пойдем домой.
  Я неохотно начал подниматься на шар. Он был как намагниченный, с него невозможно было упасть. Вскоре я был уже на вершине. Шар начал медленно раскачиваться. Потом я услышал треск. Хрупкий ствол этого необычного дерева начал лопаться, как будто мы придали шару дополнительную воздушность. Все мои попытки слезть с шара закончились неудачей: я словно приклеился к его поверхности. Тереза же сидела на верхушке, и с любопытством наблюдала, как ствол лопается, и мы начинаем отдаляться от земли. Она совсем не испугалась, в отличие от меня.
  Я посмотрел вниз: Яблочное Семечко было видно, как на ладони. Постепенно поверхность земли начала заполняться черно-белой массой. Но это уже не казалось мне страшным. Еще несколько минут, и мы задохнемся в верхних слоях атмосферы, или же лопнет шар! Я мысленно приготовился к смерти.
  Прошел уже час, но я не почувствовал никаких изменений. Землю не было видно, шар парил среди облаков, но температура оставалась прежней, я дышал, будто находился внизу, в Яблочном Семечке. Мне стало немного легче. Я посмотрел на Терезу: она с интересом разглядывала облака. Она создавала впечатление человека, который был твердо уверен в том, что мы скоро приземлимся на поверхности Луны целые и невредимые. Я же не знал, чему мне верить и на что надеяться.
  Внезапно шар уткнулся во что-то мягкое. Я посмотрел наверх: над нами простиралось огромное облако, которому не было видно конца. Небесный потолок. Тереза, которая сидела на верхушке шара, по пояс ушла в эту субстанцию, и поспешно избавлялась от непонятной массы, внезапно окружившей ее. Я взобрался повыше, на ощупь облако было похоже на сладкую вату, только не липкое. Я начал разгребать «вату» руками, постепенно продвигаясь вверх. Можно было только догадываться о толщине облака, но это был мой единственный выход. Тереза полезла за мной.
  Вскоре мы вылезли на поверхность. Счастью моему не было предела, так как я снова почувствовал под ногами землю. Конечно, это сложно назвать землей, но поверхность облака оказалась довольно упругой, и ноги не вязли в ней. Однако счастье мое оказалось недолгим: я оглянулся вокруг и не обнаружил… ничего. Во все стороны простирались бескрайние белые просторы, и ничто не нарушало этот мирный пейзаж. Ни одного объекта, на котором можно было бы остановить взгляд. 
  И тут я все понял: Яблочное Семечко! Представьте, что вы разрезаете яблоко. Режьте посередине. Видите приятную, сочную мякоть – это обычные, нормальные люди. Теперь аккуратно вырезайте серединку. Вам нравятся семечки? Я, например, всегда ем яблочные косточки, они очень приятны на вкус. Предположим, что это – Сократ, Сенека и остальные одержимые безумцы. Что у нас остается? Огрызок, совершенно непригодный для пищи. Его мы благополучно отправляем в помойку. Он несъедобен. То же самое можно сказать и обо мне.
  Вся моя жизнь в нормальном обществе была постоянным мучением, непрерывным контролем над собой. Я день за днем надевал на себя маску, чтобы нормально существовать. Даже у безумцев есть своя жизнь, у меня же ее не было. Истинную красоту жизни я осознаю только сейчас, когда иду по этим бесконечным просторам. Здесь можно заниматься только одним делом – мыслить. Идти, уставившись себе под ноги, и непрерывно думать. Я уже перестал разговаривать с Терезой, хоть она и следует за мной до сих пор. Похоже, она не чувствует недостатка в общении. Наверное, мы с ней на самом деле очень похожи.
  Выше я писал, что меня разочаровало это место, когда я впервые увидел его. Сейчас я понимаю, что был не прав. Это идеальное место для моего существования. Не знаю, буду ли я дальше вести этот дневник. Не вижу особого смысла.