Опалённые временем

                (СТАНИСЛАВ)(1953год)


                По всем приметам было видно, что весна будет ранней. Всю прошедшую неделю солнце было постоянным гостем в Станиславе и снега практически не осталось. Был обычный воскресный день. Горожане покинули свои дома и вышли на улицы, кто-то по делу, но большинство для того, чтобы просто насладиться теплом и светом, порадоваться приходу ранней весны. Они любовались и никак не могли налюбоваться таким внезапным пробуждением природы, надышаться этой, необыкновенной чистоты, свежестью.
      Люди собирались в сквериках: какие рассаживались на скамейках, какие просто прогуливались туда-обратно, общались,  обсуждали последние новости, цены, рассуждали о политике. Последнее было занятием небезопасным, можно было и поплатиться ни за что своей свободой, а то и головой.
      Время было тревожное. По заявлениям советского политического руководства,  повстанческие националистические бандформирования были полностью разгромлены и все антисоветские элементы и кулаки были высланы по инициативе Хрущёва в Сибирь ещё в 1950-м году. На Западной Украине завершена была коллективизация, и здесь поголовно победил колхозный строй.
      Но на самом деле это было далеко не так. В лесах хозяйничали банды националистов. Продолжались убийства, насилие, поджоги.
      Семья Нащёкиных проживала в квартире, занимавшей весь первый этаж небольшого двухэтажного особняка на улице с красивым названием - Блакитная. Дом был добротный, с палисадником, небольшим уютным двориком и садом, окаймляющим его. За садом был глухой высокий забор, за которым тоже был сад, но уже соседский. Улица была вымощена брусчаткой, а дома, в основном такие же двухэтажные особняки, крытые красной черепицей, утопали в зелени и цветах. От улицы они, как правило, были отгорожены сеткой-рабицей, так плотно увитой плющём, что за забором практически ничего невозможно было
 разглядеть. С одной стороны улица упиралась в высокую кладбищенскую стену из красного кирпича, а с другой заканчивалась большим глубоким оврагом, где любили собираться и играть все окрестные мальчишки.
      Старший лейтенант госбезопасности Николай Нащёкин дома практически не бывал. Боевой офицер-артиллерист, прошедший всю войну, не раз смотревший в глаза смерти, и сейчас, через восемь лет по окончании её, продолжал рисковать жизнью ничуть не меньше, а может даже и больше,  чем на фронте. Там, по крайней мере, было понятно кто враг и где он. А в этой,  казалось бы, мирной жизни всё было намного сложнее...

                НИКОЛАЙ   (год 1945)

      Проснувшись, Николай не спешил открывать глаза. Он лежал на спине,не шевелясь, словно боялся нарушить состояние блаженства, в котором пребывал. Боль в ноге затихла. Пожалуй, впервые за всё время, после ранения, он чуствовал себя так хорошо. С закрытыми глазами лучше думалось. Который уже раз он возвращался мысленно в тот день, когда разорвавшийся недалеко от его орудия снаряд, изрешетил ему ногу осколками. Очнулся он уже в санбате. Резкая боль в ноге давала о себе знать. Необходима была операция.
      Вечером того же дня с краковского аэродрома поднялся в небо американский "Дуглас",до предела загруженный ранеными, в перемешку с тюками и, разноразмерными ящиками.
      Так он и очутился в небольшом западноукраинском городке Станиславе, в тыловом госпитале.
Город был областным центром и своей архитектурой напоминал небольшие польские города, которые ему довелось освобождать.
      Итак, война, которая приближалась к своему завершению, для него законилась уже сейчас. Не придётся ему теперь участвовать в штурме Берлина. Эко его угораздило.
      Всю войну прошёл, с первого дня, считай, ни одной царапины, а на последнем этапе не уберёгся. Обидно даже, что не пройдёт он по улицам поверженного Берлина, не побывает в самом логове фашистского зверя.
      - Всё, отвоевался гвардии лейтенант Нащёкин,- с горечью думал Николай.
     Утром, после операции, подсел к нему пожилой уже хирург, с погонами подполковника.
      - Ну что, лейтенант, как спалось? Какие сны смотрел?
      - Про войну...
      - Война, мил мой, для тебя уже закончилась. Вот поправишься, отдохнёшь маленько и
домой поедешь. Родители-то живы, здоровы ли? Заждались, поди?
      - Живы, слава Богу!- Ответил и тут же осёкся...
      - Вы не подумайте, товарищ подполковник, что я верующий какой. Это как-то само собой вырвалось, привычка деревенская.
      -Да ты, парень, не тушуйся. В душе-то должно быть место и Богу, иначе жизнь человеческая теряет всякий смысл. Каждый для себя когда-нибудь решает этот непростой вопрос. Ну, да ладно! Какие твои годы, лейтенант. Радоваться должен, что живой остался в такой войне-то. А на ноги мы тебя поставим. И не таких поднимали. Воевать, правда, не придётся больше, не успеешь просто, а вот на свадьбе своей спляшешь. Невеста-то есть, подИ?
      -Не успел, товарищ подполковник,-улыбнулся Николай,-я ведь на фронт, можно сказать, со школьной скамьи ушёл, прямо с выпускного бала. Так и пришли к военкому всем классом. Где сейчас мои одноклассники?
      От, неожиданно пронзившей ногу, острой боли он, вдруг, непроизвольно застонал и поморщился, но быстро взял себя в руки и продолжил:
      -Отец мой вернулся с фронта в сорок четвёртом , на костылях. Ногу ему оторвало...правую...по самое...дальше некуда, как говорится, когда Днепр форсировали. На одной только жилке и держалась. Так он, прежде, чем сознание потерять, с такой силой обхватил её руками, что санитары отнять не смогли, чтобы выбросить за ненадобностью. Так в санбат и приволокли. А там подвернулся хирург-умелец, пришил её на место. Мать пишет, прижилась. Но костыли пока не бросает. А как крестьянину хозяйство вести на костылях? А теперь вот и я...
   Николай закусил губу и прикрыл глаза, чтобы не видно было, выступивших нечаянно, слёз.
      -Отставить, лейтенант!-Цикнул на него подполковник,-А это-тебе.
И вложил ему в руку небольшой, но довольно увесистый кулёчек.
      -Детям покажешь, для наглядности. Им воевать-то врятли придётся, но понятие должны иметь, кому они жизнью-то обязаны.
   Николай развернул кулёк и на простынь просыпались кусочки металла, числом с дюжину. Они были разной формы и размера, с острыми рваными краями.
      -Это-самые крупные,-прервал минутное молчание подполковник,- а, что помельче, в ноге остались. Чтобы их извлечь, пришлось бы всю ногу исполосовать.Может, какие сами выйдут со временем, а так придётся тебе их всю жизнь в себе носить. Эта память всегда при тебе будет. Ну, мне пора. Засиделся я тут у тебя, пожалуй. Бывай здоров, лейтенат!
   Николай лежал ещё некоторое время и, перебирая пальцами осколки, думал:
      -Вот, ведь какой необыкновенный человек. Нашёл время, несмотря ни на занятость, ни на усталость. И, вроде, посидел всего-ничего и говорил не так уж много, но сколько в нём чуствуется силы духа и веры, и как он умеет тихо, ненавязчиво вселить уверенность в себя и так расположить собеседника, что хочется излить ему всю душу, без утайки, аж до самого донышка.
   Николай не заметил, как заснул.


                "ШУРОЧКА"    (год 1945)

   Просыпаясь, начинали ворочаться и подавать голоса соседи по палате. Николай открыл глаза и повёл взглядом.
   Вот уже месяц пролетел с того дня, как принесли его сюда, прямо с операционного стола. Двадцать коек, установленных в палате, никогда не пустовали. Конвейер войны работал бесперебойно. На смену одним привозили других. Николай чуствовал, что залежался. Он уже без посторонней помощи, правда ещё с палочкой, выходил на прогулки в госпитальный сад. Он считал себя вполне уже окрепшим. Нет, больше ему тут делать было нечего. Пролёживать бока, когда его товарищи сражались на передовой, ему не позволяла совесть.
   Нужно сегодня же поставить вопрос о выписке. Надежда на скорое возвращение в свою часть
не покидала его. Рано его списывать со счетов, он ещё повоюет. А, если повезёт, то шарахнет прямой наводкой по Рейхстагу,да так, что на весь мир слышно будет...
   В коридоре послышались быстрые шаги и в дверь не вошла, а впорхнула сестра Шурочка, всеобщая любимица, как всегда улыбающаяся и по палате рассыпалось звонким переливом:
     - А, ну, герои, просыпа-а-йсь...! Как спали, герои-соколы? Жалобы, просьбы есть у кого? А кто ещё забыл сделать укольчик?
   Так щебетала она, проворно делая своё дело, порхала из одного угла в другой, от койки к койке и от этого щебета легче у всех становилось на душе, отходила тоска, уступая место надежде. Здесь, среди этих суровых, искалеченных войной людей, она ощущала всю свою значимость и полезность. Ей только-только исполнилось семнадцать лет и её неуёмная энергия рвалась наружу. Ей столько хотелось сделать доброго, нужного, необходимого. С юной горячностью и безрассудностью кидалась она на любой зов о помощи, словно в свои семнадцать лет боялась не успеть отдать людям частичку своей души, С большой трепетностью относилась она к своим нелёгким обязанностям. Чужую боль она воспринимала, как свою собственную и счастлива бывыла безмерно за других, если всё у них складывалось хорошо.Она старалась выкроить время для каждого раненого бойца и хоть капельку облегчить его участь. Одному поможет написать письмо домой, другому же почитает долгожданную весточку от родных. Все любили её и называли, кто дочкой, кто сестрёнкой, а кто по имени, но обязательно ласково - Шурочка. Родных у неё никого не осталось, одна, как перст на всём белом свете.
   До войны её отец был врачём-фармацевтом и держал свою аптеку в самом центре Станислава. В 1939-м году, после присоединения Западной Украины к Советскому Союзу, аптеку национализировали, но он продолжал в ней работать.
   Когда началась война, в город в большом количестве стали поступать раненые. Городскую больницу в спешном порядке переоборудовали под госпиталь. Ощущалась острая нехватка медицинского персонала и он предложил свои услуги. Ему приходилось даже делать несложные операции. Немцы наступали стремительно. Госпиталь, в срочном порядке эвакировали дальше, на восток. Остались только тяжелораненые, которых эвакуировать было невозможно, ввиду их критического состояния. Остался при раненых и Шурочкин отец-Стефан Лисовский.

                (ЛИСОВСКИЙ)    (год 1941)

   Стефан Лисовский остался в Станиславе. Да и некуда ему было уезжать. В этом городе он родился, здесь был его дом, здесь жили его предки и на кладбище были похоронены родные и близкие ему люди. Здесь оставалась и его семья, жена с дочерью. Никто и представить тогда не мог, что эта война будет длиться долгих четыре года. Вместе с немцами возвращались и те, кто бежал от Советов в 39-ом году. Они надеялись, с помощью оккупантов, вернуть то, что потеряли и поквитаться с большевиками за причинённые ими лишения и обиды.
   Как только немцы вошли в город, сразу же начались погромы. То и дело, то тут, то там раздавались автоматные очереди.
Расстреливали на месте всех, кто выказывал малейщее неповиновение новому порядку.Обитатели госпиталя пребывали в тревожном ожидании. Они напряжённо прислушивались к каждому звуку, долетавшему с улицы. Лисовский для себя уже решил остаться здесь и разделить участь этих, искалеченных войной людей, попытаться каким-то образом защитить, оградить их от возможной беды.
   Их было пятеро беспомощных, неспособных постоять за себя людей. Среди них-трое командиров: старший политрук, капитан и молоденький, безусый ещё лейтенантик. Капитан-танкист был особенно плох. Просто чудом ему удалось выбраться из горящего танка. Всё тело его было в ожёгах. Он лежал без обеих ног, совсем ослепший, с раздробленной челюстью и беспрерывно стонал от невыносимой боли.
   Внезапно все услышали  гул моторов, подъехавших к зданию машин. Донеслась чужая, гортанная речь, стук кованых сапог, выпрыгивающих из машин солдат. В следующее мгновение цокот подков донёсся уже с лестницы, ведущей на второй этаж, где в одной из комнат находились раненые красноармейцы.
   Двери распахнулись и в палату вломились молодчики, в мышиного цвета форме, в нахлобученых на глаза касках, с короткими автоматами, наизготовку. Следом вошёл молодой, щеголеватый офицер, в фуражке с высоко задранной тульей, с поблёскивающей стекляшкой монокля в глазу. Он остановился посреди комнаты и, постукивая стэком по голенищу начищенного до зеркального блеска сапога, оценивающе огляделся вокруг. Поняв, что Лисовский здесь главный, он обратился к нему, обнажив белозубый рот. Говорил он на чистейшем русском языке.
      -В этом здании будет организован госпиталь для доблестных солдат фюрера. Германское командование с уважением относится к мужеству и стойкости противника и не собирается мстить этим, заслуживающим сострадания людям. Напротив, руководствуясь исключительно чуством гуманности, мы поможем вам перебраться в любое другое здание, которое вы нам укажете. Предлагаем вам спуститься во двор и начать погрузку в машину. С собой можете взять всё необходимое. Только всё это нужно делать очень быстро.
   Во время своей пафосной речи он широко улыбался, демонстрируя этим своё особое расположение и участие.
      -Пан офицер!-перебил его Лисовский,-эти люди находятся в очень тяжёлом состоянии и их нельзя куда-либо перемещать. Они просто не выживут. Это равносильно убийству.
   При этом, волнуясь и отчаянно жестикулируя, он непроизвольно наступал на офицера.
      -Я несу ответственность за них и не позволю кому бы-то ни было...,-подойдя почти вплотную, кипятился он.- как лечащий врая, я просто требую оставить их здесь, насколько это будет возможным.
   В одно мгновение улыбка слетела с холёного лица немца и он резко, наотмашь, ударил Лисовского стэком по лицу.
      -Швайн...-прошипел они и, развернувшись на каблуках,  пошёл прочь, на ходу отдавая приказания солдатам.
   Раненых красноармейцев, как попало, побросали в грузовик и отвезли к ближайшему оврагу. Посбрасывав их на землю, тут же стали расстреливать, ногами сталкивая тела вниз с откоса. Лисовский, до конца пытавшийся поддержать и подбодрить товарищей, разделил их участь.


                (АННА)   (год1941)


   Когда жена Лисовского Анна узнала о расправе над ранеными красноармейцами, то сразу же поняла,  что её Стефана больше нет в живых. Нет, она не заплакала, не запричитала. Она будто окаменела вся.
      -Збырайся, доню. Пидэмо твого тата шукать, Вбылы його каты. Трэба ж його поховаты по людськи.- Анна взяла у соседей тележку и пошли они с Шурой к тому оврагу, который начинался сразу за кладбищем. С собой они захватили лопату, чистую простынь да пару холщовых мешков, чтобы прикрыть тело. Благополучно, никем не замеченные, добрались они до места. Было раннее утро. Они шли по дну, заросшего кустарником, оврага, с трудом продираясь сквозь заросли.
   Место казни открылось им совершенно неожиданно. Изуродованные, окровавленные тела лежали вокруг в самых неожиданных позах. Они были густо облеплены муравьями. да вороны, привлечённые запахом крови, начинали слетаться со всей округи.
      -Чекай тут!-Сказала Анна и вышла из кустов, с трудрм сдерживая, внезапно подкатившую тошноту. Стефана она увидела сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки. Открытые безжизненные глаза были устремлены в небо. Анна почуствовала, словно раскалённый огненный шар обжёг грудь, виски сдавило. Ноги неожиданно подкосились и она грузно осела на землю, беспомощно цепляясь за ветки.
   Дочь метнулась к матери, упала рядом на колени, обхватила её за плечи и, в тот же миг, увидела отца. Словно налетев, со всего маху, на неожиданное препятствие, когда от сильной боли перехватывает дыхание и нет никакой возможности сделать вдох полной грудью, чтобы криком заглушить страдание, она уткнулась носом куда-то в материну шею и тихо заскулила, подвывая, как собачёнка. Анна тоже, перестав сдерживать себя, вторила дочери.
   Выплакавшись, обе враз,  как по команде, замолчали и, не сговариваясь, встали.Молча уложили тело Лисовского на тележку и укрыли сверху мешками. Потом Анна стала собирать хворост, сухие листья и засыпать тела убитых красноармейцев. Дочь последовала её примеру. Управившись, они постояли чуть у этой импровизированной могилы и, вцепившись в тележку, стали выбираться из оврага.
   Кладбище подходило почти вплотную к оврагу, который являлся его естественной границей. Осмотревшись, Анна выбрала место для могилы и вонзила лопату в мягкую землю.
Трава тут была высокая и густая. Она прикинула размеры, подрубила дёрн, аккуратно сняла его и положила рядом. Затем выкопала неглубокую, штыка на три, могилу. На дно она уложила дёрн. Вдвоём они опустили тело в могилу и, укрыв его, сперва простынёю, затем мешками, осторожно засыпали землёй. После короткого, сдержанного прощания, молч а тронулись в обратный путь. Теперь они шли прямо через всё кладбище к центральному входу. Чем дальше они шли, тем богаче становились захоронения.
   Старинные фамильные склепы чередовались с изысканными памятниками из гранита и мрамора. У выхода они остановились возле кучи песка. Анна бросила на тележку несколько лопат, ровно столько, чтобы ни у кого не могло возникнуть вопросов. Они вышли через центральные ворота на улицу и пошли вдоль высокого кладбищенского забора.
    По пути попадались грузовые машины, с сидящими в них немецкими солдатами, тарахтели мотоциклеты, проходили пешие колонны.
   Город изменился до неузнаваемости. Трепались на ветру, развешенные местами, красные полотнища с чёрными пауками свастик на белом фоне. На всех углах расклеены были листовки, с призывами к местному населению. Со стороны площади доносился стук топоров.Когда они подошли ближе, Анна с ужасом поняла, что это возводят виселицы. Никто не обращал внимания на две женские фигурки, тащившие куда-то тележку с песком. Анну бил озноб.
   Это было начало, а впереди были долгие годы страшной оккупации и никто не мог даже предположить, через какие страшные нечеловеческие испытания предстоит пройти.

                (ШУРА)    (1943-1945г.г.)

   Анна умерла в 43-ем году. Долго болела, мучилась. Шура самоотверженно ухаживала за матерью...
Она похоронила её рядом с отцом. Теперь она осталась совершенно одна, и на всём белом свете не было у неё ни одной родной души. Ей только-только исполнилось пятнадцать лет. Шура была худенькой невзрачной девочкой и выглядела гораздо младше своего возраста. Это и оберегало её от приставаний немцев, квартировавших в их доме. Она прибиралась в комнатах, занимаемых офицерами, стирала им. Так и жила. Они её не обижали, а вернее сказать, даже не замечали.
   Шура часто бывала на кладбище. Ухаживала, как могла за могилами. Она общалась с родителями так, будто они были живы.Рассказывала им всё о себе, советовалась по тому или иному поводу и, принимая, порой, определённое решение, вполне обоснованно считала, что это они подсказали его. От этого общения ей становилось гораздо легче и она уже не чуствовала себя такой одинокой. Вот закончится война, мечтала она, и всё будет по-прежнему. Вернуться домой родители и заживут они так счастливо, даже ещё лучше, чем до войны. Шура, по натуре, была очень мечтательной девочкой и часто фантазии уносили её далеко-далеко в заоблачные дали. Это, в какой-то мере, помогало ей выживать.
   До неё доходили слухи о победах Красной Армии и, что фронт всё ближе и ближе приближается к ним. Новости она узнавала на базаре, куда бегала обменять что-нибудь из вещей на продукты.
   Чем дальше на запад продвигался фронт, тем больше ожесточались фашисты.Дня не проходило без расстрелов, облав, погромов. Бывшие верные союзники гитлеровцев, бандеровцы и мельниковцы, становились хозяевами окрестных лесов.Осознав, что немцы эту войну проиграли и рушится надежда на то, что те помогут им вернуть самостийну неньку Украину, они решили начать свою борьбу и против Гитлера, и против Сталина одновременно. Часто стычки происходили между лесными братьями, как они себя называли, и партизанскими отрядами, во главе которых сояли комиссары или офицеры НКВД, заброшенные в тыл к немцам в самом начале войны. И вот наступил день, когда советские войска освободили Станислав от гитлеровцев, продолжая неумолимо теснить их всё дальше и дальше на запад. В результаье Львовско-Сандомирской операции, успешно проведённой войсками 1-го Украинского фронта в июле-августе 1944-го года, освобождён Львов, западные области Украины, юго-восточные районы Польши, форсирована Висла, уничтожено 8 дивизий противника. А в сентябре-октябре того же года в ходе Восточно-Карпатской операции советские войска овладели Дукельским перевалом и освободили Закарпатскую Украину.
На освобождённых территориях, первым делом, восстанавливали органы советской власти.
   У Шуры на квартире поселился новый жилец-подполковник медицинской службы. Лет ему было под шестьдесят. Седой весь, очки в круглой оправе, седая же, клинышком, бородка. Добродушный, не военного склада, старичок. Ни дать-ни взять, доктор Айболит из известной сказки, которую Шура читала до войны. И звали его под стать-Андрей Аполинарьевич Триандофилов. Он-то и предложил Шуре работу в госпитале для раненых бойцов и офицеров Красной Армии, который вновь был восстановлен на прежнем месте. Молоденькая санитарка вскоре стала всеобщей любимицей.

                (НИКОЛАЙ)   (год 1945)

   С каждым днём фронт всё дальше и дальше катился на запад, приближаясь стремительно к логову "зверя" и не было в мире силы, способной остановить эту мощную лавину. Германия была обречена на поражение.
   Николай понимал, что война для него закончилась и поэтому, когда ему предложили службу в органах безопасности и остаться в Станиславе, недолго думая, согласился.
   В лесах хозяйничали банды националистов, многие из которых тесно сотрудничали с фашистами, принимали активное участие в карательных акциях против мирного населения. Их руки были по локоть в крови, и расчитывать на снисхождения не приходилось. Были и такие, которые мужественно сражались с фашистами в составе различных партизанских отрядов, но теперь, перед угрозой новой оккупации со стороны СССР, объединялись с бандеровцами. Были и откровенные уголовники, для которых идея борьбы за независимость была всего лишь ширмой. Эти банды доходили числом до нескольких сот. Они были неплохо вооружены и терроризировали, как органы советской власти на местах, так и мирное население. В июле 1944-го года Организацией Украинских националистов(ОУН) был создан, так называемый, Высший совет освобождения Украины. Лидер украинских националистов Роман Шухевич принял на себя командование Украинской повстанческой армией(УПА).
   Николай не знал покоя ни днём, ни ночью. Они гонялись за бандитами по окрестным сёлам и лесам, выкуривали их из схронов и насиженных мест. Часто силы были неравными. Николай жутко уставал, давали знать о себе раны. Местное население относилось к ним не то, чтобы совсем уж враждебно, но как-то всё же настороженно, с недоверием и некоторым опасением. Да и то, сказать, всё время они были "под кем то". То под Польшей, то под германцем, то под Советами.
   Конечно, были и такие, что помогали активно и сознательно. Они и погибали часто от рук националистов.

                (НАЩЁКИН)       (1953год)

   В предрассветной тишине тревожно и пронзительно зазвонил телефон. Николай стремительно подхватился с постели.
      -Слушаю, Нащёкин!
      -Товарищ старший лейтенант,-прокричал в ухо взволнованный голос дежурного,-Вас срочно вызывает майор Завьялов. Машина уже выехала.-
   Николай положил трубку и стал одеваться. По-быстрому умывшись, он вышел в коридор и начал натягивать сапоги. Из кухни вышла заспанная Нина, со свёртком в руке. Она успела сделать бутерброды.
      -Да ни к чему,-стал, было, возражать Николай, обнимая жену,-я туда и обратно.
      -Знаю я тебя. Ты уж там поосторожней, пожалуйста. На рожон не лезь,- прильнула к мужу Нина.
      -Ничего со мной не может случится, ведь у меня есть вы и я вас очень-очень люблю.
   Они услышали, как подъехала машина. Поцеловав жену, Николай поспешил на улицу.
     Майор Завьялов ждал Нащёкина в своём кабинете.
   "Накурено, хоть топор вешай",-входя, подумал некурящий Николай.
      -Проходи, садись,-кивнул Завьялов, смачно затягиваясь папиросой.-Извини, что выдернул тебя в выходной, но не дают нам с тобой отдыхать пока. Из Яремчи сообщили, что банда "Вепря" объявилась в Делятине. Ночью они разгромили местное отделение милиции, всех активистов постреляли, а председателя сельсовета повесили на фонарном столбе, предварительно вырезав всю семью, включая двух малолетних детей.
      -Сведения достоверные? -Поинтерисовался Николай,- почему там решили, что это "Вепрь", ведь, насколько мне известно, он до сих пор орудовал в Закарпатье и в наши места не заглядывал.
      -Сведения самые, что ни на есть достоверные. На месте преступления он всегда оставляет свой автограф, поэтому и узнали, что это был он,-прикуривая одну папиросу от другой, ответил Завьялов.
      -Он будто бы бравирует перед нами. И, видимо, настолько уже уверовал в свою неуязвимость и безнаказанность, что даже не считает нужным скрывать от нас сам факт своей причастности к, творимым им и его головорезами, преступлениям. "Ястребки" с милиционерами из Яблонова отрежут им отход на Кременцы и постараются удерживать, пока не подоспеем мы. Итак, выезжаем немедленно. Бондаренко, наверное, уже всё организовал.
   Они вышли во двор, где заместитель Нащёкина лейтенант Бондаренко уже провёл краткий инструктаж и скомандовал зычным голосом:
      -По маши-и-инам!
   Всё выполнялось чётко, по-военному, без лишней суеты и разговоров.
   Уже через пять минут колонна, состоящая из двух грузовиков и легковой трофейной "эмки" Завьялова выехала из ворот областного управления госбезопасности и двинулась в южном направлении.
      -Через час будем на месте,-сказал Завьялов, взглянув на часы,-сейчас без четверти шесть,- он прикурил очередную папиросу. В это время они уже проезжали через Черниев. Несколько минут он курил молча, но затем, снова взглянув на часы, произнёс: -Минут через двадцать будем в Надворной. Там к нам присоединится капитан Шостак со своими хлопцами. Это наш новый сотрудник, недавно переведён к нам из Закарпатья.Кстати, Шостак родом из Кременцов, как и Вепрь, и места те знает очень хорошо. Когда вернёмся, надо будет запросить из Ужгорода дело этого Вепря.Замечательно было  бы, если бы там оказалась и его фотография. Очень хотелось бы посмотреть, что это за зверь такой.
   Николай слушал молча, утвердительно кивая. Он подумал о своих. Нелегко Нине справляться с тремя сорванцами, глаз да глаз нужен. К тому же, она работала. Служила у них в управлении секретарём- машинисткой. У них было три сына, мал малА меньше. Старшему было пять, второму скоро четыре исполнится, а последнему всего-то восемь месяцев было. Нина нашла им няньку, из местных. Звали её Ганной, ей было девятнадцать лет. К своим обязанностям Ганна относилась очень добросовестно и детям нравилась, что было немаловажно. Разговаривала она на смеси украинского, польского и русского языков. Нина к ней очень привязалась и со спокойной душой оставляла на неё детей, уходя на работу. Николай улыбнулся своим мыслям. Впереди показались огни Надворной.
   Вскоре они увидели, как из зарослей кустарника, подходившего в этом месте к дороге почти вплотную, вышли двое с автоматами наперевес.
      -А вот и Шостак,-сказал Завьялов и приказал остановиться.
   Капитан Шостак подошёл к машине и, открыв заднюю дверцу, уселся рядом с Нащёкиным.
      -Здравия желаю! Капитан Шостак,-приветствуя офицеров, представился он.-
   Завьялов в ответ представил себя и Николая. Они обменялись крепкими рукопожатиями.
      -Ну!?-Торопил Завьялов, чиркая спичкой,-доложите обстановку.-
      -Есть! Из Делятина бандиты направились в Яремче, но там их уже ждали наши люди. После короткой стычки.их удалось оттеснить к реке. Некоторым из них, вероятно, удалось переправиться на другой берег Прута, а небольшая группа, примерно, человек восемь, спустилась вниз по реке на лодках. Полагаю, что Вепрь в этой второй группе. Нет никакого сомнения, что он, через Кременцы постарается выйти на Яблоницу, чтобы уйти через перевал на Чёрную Тису. Ну, а там ищи ветра в поле. В Кременцах и Яблоницах наши люди предупреждены. Ещё одна группа отправилась на перехват в Кременцы. Часть своих людей я отправил с машиной к Яблонецкому перевалу. Со мной осталось десять человек.
      -Молодец, капитан. Правильно всё сделал,- последний раз затянувшись папиросой и, выбрасывая окурок в окошко, похвалил Завьялов.
      -Я думаю, нам нужно разделиться,- и, обращаясь к Нащёкину, предложил:-Ты, Николай, пересаживайся в грузовик, а капитан и двое его людей поедут со мной, остальных распредели по машинам. В Яремче вы на двух машинах переправитесь через мост на противоположный берег Прута. Вам, любой ценой, нужно найти и обезвредить тех, что переправились на ту сторону, прежде, чем они успеют объединиться с Вепрем. Мы, с капитаном, поедем вслед за его людьми к перевалу и будем ждать Вепря там. Я думаю он там объявится, другой дороги нет. По окончании операции встречаемся в Надворной. Всё ясно? Действуй!-
      -Есть!- козырнул Николай и выскочил из машины.
   Шостак сделал знак своим людям,находившимся в укрытии, выйти на дорогу.
      -Может, одного возьмём, товарищ майор? А то тесновато будет.-
      -Ничего, в тесноте да не в обиде, зато надёжней.-
      -Бережёного Бог бережёт, так что ли?-
      -На Бога надейся, а сам не плошай! Выполняй, капитан.
   Шостак отобрал двоих, остальным приказал следовать за Нащёкиным. Как только они расселись по машинам, Завьялов, уже успевший прикурить новую папиросу, дал команду трогать. "Эмка" рванула с места и скрылась за поворотом. Нащёкин проводил их взглядом, вскочил в кабину первого грузовика и сделал знак старшине Подгоре, сидевшему во второй машине, следовать за ним. Какое-то, неясное ещё, тревожное предчуствие, закралось в душу.         



                продолжение следует...