Поцелуй Василисы

...В голове били маленькие железные молоточки, бздынь-бздынь-бздынь!...Девочка лежала с закрытыми глазами, а они били у неё в голове, высекая искристые буковки - ни стыда! ни совести! ни чести!, бздынь-бздынь-бздынь!...Девочка открыла глаза. Кровать стояла под открытым окном, и всю палату заливал свет апрельской луны.  Бздынь-бздынь-бздынь! Ни стыда! ни совести! ни чести!
Взрослые не знают, что старость заразна, подумала девочка, а врачи не умеют её лечить...Бздынь-бздынь-бздынь, ни стыда! ни совести! ни чести! - тоненько, звонко, чуть подвывая...так кричала сутками бабушка, врачи говорили маме, тяжёлая жизнь - тяжёлая старость и выписывали снотворное, а бабушка всё кричала и кричала, и подпускала к себе только  внучку...
....Ни стыда! ни совести! ни чести! бздынь-бздынь-бздынь!....девочка попыталась отвлечься, и глядя на тени больничной стенки, мысленно под удары молоточков стала сочинять другие слова


Проливался лунный свет в постель,
На обугленной стене рисуя человечков.
Лишь одной струною виртуоз-апрель
Музыку играл для них беспечно...

Странной пляской крошечные башмаки
Высекали искорки насмешки.
Ручки из кармашечков судьбы
Доставали бирюзовые орешки...

На постели...слабые ещё
пальцы рук, почти совсем немые,
Начертили "белый свет прощён"...

В лунном танце человечки уходили...

...Она была похожа на бабу-ягу, эта медсестра, сестра милосердия, одна нога намного короче другой, нижняя челюсть широка и сильно вперёд, а из него торчит кривой жёлтый клык, и нос, конечно же, крючком. Классическая баба-яга. И ясный сильный голос, которому подчиняешься сразу. И глаза синего цвета. Есть такой оттенок синего, который называется "электрик". Не знаю, какой именно, но по-моему, как раз такого цвета были её глаза - пронзительно синие,как выстрел, как электрический разряд.
 - Не спишь? На...и больше не выбрасывай.
Она положила на тумбочку исписанный блокнот и села на край постели. У девочки вздрогнули губы, она смотрела на сестру измученными глазами. Ей хотелось спросить:" Вы тоже читали и смеялись?", но она промолчала. А сестра ответила,
 - Да, читала. Не всё. Мне вот это понравилось

Как подснежник в стакане, прозрачный,
И нездешние глаза...
Хоть не врач, но околпачит
Слабость сердца егоза...

Сестра наклонилась и собрала пилюльки, рассыпанные под тумбочкой.
 - Я завтра скажу врачу...
 - Я не могу пить их, меня тошнит!
 - Правильно...я скажу доктору, чтоб отменил....они тебе не нужны.

На пороге палаты появился босой малыш. Он прошлёпал к кровати девочки. Огромные глаза под увеличительным стеклом слёз, пухлые обиженно надутые губы, льняные кудри расстроенно повисли.
 - Ты не рассказала мне сегодня сказку
Сестра сказала,
 - Иди, уложи его. Только недолго...

Закрывай глазки, Олежка, расскажу сказку. На самой верхушке корабля твоего папы живёт ласточка. Её так и зовут - Ласточка Корабельной Мачты. Она сидит на мачте и ждёт, пока все моряки напишут письма домой. Тогда она собирает их в клювик и отправляется в путь. Ласточка летит над грозными волнами океана, и ничего не боится, потому что ей помогает Ветер. И когда её крылышки устают, она их просто расправляет, а верный друг Ветер несёт её на себе сам. Она пролетает над коралловыми рифами, похожими на розовые бублики...


...Девочка вернулась в палату, но лечь не успела. В коридоре раздался топот...В дверном проёме показалась всклокоченная голова Лиды из палаты старших детей.
 - Там...Там Танька зарезалась...

Пятнадцатилетняя Таня, прыщавая, с тонкими, изломанными страданием губами, смотрела в потолок. Она была накрыта одеялом по шею. Девочка присела к Тане на кровать. Таню трясло, она еле слышно выла сквозь сжатые зубы. Изо рта от напряжения выскакивали пузырьки пены. Девочка хотела раскрыть одеяло и посмотреть, но не успев прикоснуться, почувствовала холод.
 - Тебе плохо?...
 - Уйди...уйдите все от меня...
 - Я так замёрзла, Тань...Зубы стучат...Дай, я залезу к тебе под одеяло.
Девочка откинула край и увидела ржавую железку с кривыми зазубринами, зажатую в Таниной руке. Побелевшие от напряжения пальцы были испачканы кровью.
 - Ух ты...это что - старинное? Где ты нашла?
 - Во дворе...там, где склад...под углём...
 - Дай посмотреть... Кажется, это девятнадцатый век, а ну-ка подвинься...
Девочка вынула из рук Тани железку и легла к ней в постель. Ещё минуту они обе разглядывали эту железную ржавую ерунду, потом девочка положила железку на тумбочку, повернулась к Тане и, накрыв обеих одеялом, обняла её. Таня тихо заплакала. Девочка молча гладила ей плечи.
 - Меня никто не любит...ни мама, никто..я некрасивая...все считают меня дурой...
 - И меня...Я и сама про себя так думаю....Только ты не некрасивая.
 - У меня прыщи...
 - Не знаю...я их не вижу...может, из-за зрения...зато я теперь вижу, что у тебя глаза, как маслинки...а раньше не видела. И волосы вьются...а у меня нет...а мне так нравится, когда волнистые. Вырасту, постригусь и сделаю "химию". Буду, как ты. А что, мне пойдёт?
Девочка вскочила, и встряхнув косичками с синими бантиками, пошла по палате, виляя тощими бёдрами, вздёрнув подбородок. Таня улыбнулась
 - Ты ещё совсем маленькая.
 - Иногда мне так не кажется...
Девочка незаметно взяла с тумбочки железку и спрятала её за спину.
 - Ой, Танюш...так спааать хочетсяяяяя...Пойду я....

Уже в коридоре, оказавшись вне поля зрения Тани, девочка не выдержала и стала оседать на пол. Её тут же подхватила хромая медсестра. "Вы всё знали? Всё видели? И не подошли? Почему?" - хотелось спросить девочке, но она не могла набрать воздуха. Сестра отнесла её на руках в ординаторскую, положила на койку. То ли всхлип, то ли вдох со свистом, и девочка сказала, дрожа,
 - Мне было так страшно...
 - Это неправда, я видела...У меня не получилось бы так... Никогда не бойся своих порывов. И не пей лекарств...Ты здорова.
Она поцеловала меня в лоб, и я задышала. И горячий чай с мятой, поданный тёплой рукой сестры милосердия, похожей на бабу-ягу. Знала ли она, что все дети называли её Василисой? Хочется думать, что знала.
Василиса, где ты? Я опять не могу дышать.....