Мимоза

Красочный сон внезапно оборвался и тут же исчез из памяти…
Я ощутила свое тело, все еще источающее сонное тепло и приоткрыла глаза…

Солнышко сочилось радужками сквозь ресницы.  Сверкающие капли тающих сосулек звучно плюхались в ледяные воронки, разбрызгивая талую воду.  Песенка капель сливались с грудным воркованием птичьих парочек, там, высоко, в гуще тяжелой, искрящейся каплями хвои…

Запахи талого снега, сырой коры, оживающих почек витали в мягком влажном воздухе, кружили голову умиротворением…
Моя голова лежала у мамы на плече. Где-то под мышкой у меня сопела сестренка, а над ухом похрапывал братец. Жаркая, мягкая меховая постель завораживала тело… Не хотелось даже шевелиться.

Но шорох заставил мои глаза раскрыться. У крыльца приземлилась жирная красавица-сойка и принялась клевать дымящуюся гречку.
Это наша еда!!!
 
Мое ухо напряглось. Напугать бы ее! Но солнце снова скользнуло слепящим лучом в щель полога…  Лень… Пускай ее!

Я помню свое детство: темнота и сырой холод. Я ползала, натыкаясь носом на какие-то жесткие предметы, и плакала от страха и одиночества, успокаиваясь, только когда в губы попадал холодный мокрый мамин сосок, полный теплого сладкого молока… Мамина густая теплая шерсть накрывала меня и, согреваясь, я тихонько засыпала…

Потом мама вытащила нас на улицу, и снова было холодно, пока около нас не замаячили розовые сапоги. Они долго топтались рядом, и потом великан, ходивший в этих сапогах, - наша хозяйка - построил нам дом.

Хозяйка была глупой и не понимала, что тряпки, которые она усердно бросала нам в домик отвратительно пахли и быстро промокали. Мы рвали их на мелкие кусочки и выбрасывали наружу. Но она, кряхтя и отдуваясь, на следующий день приносила новую гадость… Но, надо отдать ей должное, кормила она нас отменно! Первое слово, которому мы научились у нее, было: «Ам!» С этим словом она давала нам аппетитные кусочки мяса и курицы. Потом мы стали откликаться на имена, которыми хозяйка стала нас называть. Братику она давала лакомства, называя его «Маркиз», Сестренку – «Миззи», а меня – «Мимоза».

Знаете, почему у нас такие имена? В честь мамы и Папы. Первые буквы их имен есть и в наших именах. Маму зовут Зуля, она маленькая, юркая и похожа на лисичку с хвостом-пальмочкой. Похвастаюсь: у меня – такой же!

 Но мы все похожи на папу Мишку, которого нам увидеть так и не удалось… Его застрелили через месяц после нашего рождения. А порода его перешла к нам. Говорят, что мы – пшеничные терьеры!

Жили мы в еловом лесу, около речки, среди смешных домиков, заросших травой. От них пахло подгнившим деревом, старым тряпьем, - сыростью…

Мы играли под ними в прятки, находили там массу интересных вещей: пакеты, старые разорванные туфли, пластиковые бутылки, тряпки, фанерки и много разной всячины… Они были нашими игрушками, с которыми мы носились по лесу, отнимая их друг у друга.

За сеткой забора стояли другие дома, большие и красивые. Туда часто приезжали веселые люди и жарили мясо. Нам иногда тоже перепадало! Этот вкусный запах горелого дерева и сочного сладкого мяса до сих пор мне снится! И еще снится густой запах хвои и мокрой еловой коры, речной тины и влажной мягкой земли…

Мы с мамой охраняли турбазу. Через нее часто проходили чужие люди. Мы громко кричали хозяйке, что идут посторонние, чтобы она была начеку! Все знали нашу лохматую четверку. Некоторые нас боялись, думали, что мы кусаемся! Вот чудаки!!! Если мы лаем, это совсем не значит, что хотим укусить!

Один человек в вязаной шапочке все время носил с собой хлеб, чтобы мы были к нему добрее. Кидает нам хлеб, а от самого так страхом пахнет! Мы этого ужасно не любим и лаем еще громче!

Правда, хлеб мы с удовольствием съедали.

Когда наступила зима, речка замерзла, и мы с мамой носились по льду вдоль всего залива!
Прямо над речкой есть ресторан. Оттуда выкидывают прямо на лед вкусные косточки. Хозяйка не разрешает нам туда бегать и пытается преградить нам дорогу. Но мама ловко обегает ее по соседней тропинке, и вот – мы мчимся за лакомствами!

Зима прошла очень весело! Если не считать того, что под Новый год в соседние теплые дома приехало много гостей и ночью они стреляли в небо. Гремело так, что земля дрожала, а они все смеялись! Мы с мамой забились в свой домик, прижались друг к другу, и так и заснули до утра, даже не притронувшись к еде, которую нам вынесла хозяйка.

А потом начались неприятности.

Сначала хозяйка надела на Маркиза жесткую черную тряпку, она называлась «ошейник». На другой день пришли люди с соседней турбазы и утащили братишку с собой… У него был очень несчастный вид. Маркиз всегда был жизнерадостный и добрый, он даже не лаял, когда его забирали. Он только съежился и застыл, а его веселый пушистый хвост поник и спрятался под брюшко… Маркиз не шел – его тащили на веревке по снегу, а он скользил, сидя и упираясь лапами, и не шевелился. Маму хозяйка загнала в домик, а мы ничем не могли помочь…

Целую неделю мы слышали, как он лает… Братишка жаловался, что ему холодно и голодно… Но самое главное - он смертельно скучал по нашему уютному домику, по маме и по сестренкам! И как-то морозным утром, мы услышали у своего домика знакомый топот и сопение! Маркиз, радостный и возбужденный, подросший, показался в проеме полога. Изо рта у него шел парок, на шее болтался обрывок поводка. Он принес с собой множество незнакомых запахов чужого дома и двора и был какой-то новый, взрослый! У него появилась дурацкая привычка сзади запрыгивать на меня, на маму и на Миззи. Мы с ним даже подрались из-за этого!

Целый день мы бегали вместе – и по нашей турбазе, и по соседней. Были в гостях у лошадок и верблюдов, валялись на их мягком сене, лаяли на приезжающих туристов, носились по занесенному снегом полю, покрытому застывшей колючей травой…

А вечером Маркиза опять забрали. И снова он не шел за новым хозяином, а понуро ехал по обледенелой дорожке…

Но вскоре он снова прибежал! И еще раз! И еще!!!
Хозяйка не повела его обратно. И за ним больше никто не приходил.

Ближе к весне хозяйка стала надолго уезжать. Возвращалась она расстроенная и усталая, правда неизменно привозила нам что-нибудь вкусненькое. Мама чувствовала ее запах раньше, чем мы, и неслась со всех ног ее встречать. Мы с лаем бросались за ней и здесь же, на улице получали кусочки курицы или пирожка. Мама хватала самый большой кусочек еды или косточку, и тоненько пища, отбегала в сторону – она подзывала нас, потому что хотела кормить сама – мама все-таки…

Когда наступила весна, и почти весь снег растаял, к хозяйке приехали друзья. Они привезли много палок, от которых пахло деревом, с которого сгрызли всю кору. Из этих палок они сколотили забор, и хозяйка нас туда загнала. Мы громко лаяли и толкались в стенки и дверь. Маме и Миззи удалось протиснуться между досок и убежать, а мы с Маркизом остались. Домик притащили к нам в загон, а Миззи с Мамой стали жить под фанерой, прислоненной к дому. Они бегали по всей турбазе, и мы с завистью на них смотрели, и скулили, просовывая носы сквозь дверную решетку. Ночью Маркиз принялся делать подкоп под калитку, но не успел его закончить: хозяйка заметила и заложила ход камнями. Две недели мы с Маркизом работали  по ночам, вырывая под корнями и досками огромные ямы, страшно пачкались в жирной мокрой земле и засыпали вповалку прямо на пороге нашего домика… Но дальнейшие попытки освободиться тоже закончились неудачей.

Впрочем, жить в вольере было не так уж плохо. Он был просторный, мы бегали и играли с братишкой. К решетке часто приходила мама и сестренка. Хозяйка кормила нас вместе.
Миззи бегала везде с мамой, но ей очень нас не хватало. Она с детства была страшной трусихой, и, когда мама убегала без нее, забивалась под хозяйский дом, и заходилась заливистым лаем.

Потом на турбазу приехали злые люди. Они ходили по турбазе, собирались вместе и что-то обсуждали. Их разговоры были похожи на осиное жужжание. От них пахло чем-то страшным, от чего хотелось убежать! Смертью!

Хозяйка начала болеть. Мама боялась, что нас прогонят, или убьют, как папу, если хозяйка уедет или умрет. И она ходила за ней по пятам.

Летом к хозяйке приехал сын. Он был чем-то похож на нашего Маркиза – такой же большой и деловой. Защитник!

Нас с Маркизом повели на соседнюю турбазу и заперли в большой клетке, где стояла теплая конура.

А потом мы переехали в новый вольер! Но домика там уже не было – я его ухитрилась сломать, когда прыгнула на его крышу. И мы жили под маминой фанерой. Миззи переселилась к нам. Втроем мы вырыли длинную лежанку под фанерой и там отдыхали. Над нашим жилищем хозяйка сделала подобие крыши из громадного куска целлофана, А Маркиз превратил его в свою лежанку. Взбираясь туда по фанере, он возлежал, возвышаясь над вольером, и облаивал прохожих.

Мимо нас проходила лесная тропинка, по которой ходили туристы. Они часто подходили на нас посмотреть. Маркиз тут же подбегал к ним, Миззи начинала нервно кружить по вольеру и лаять, а я сразу внимательно осматривала гостей: если у них было что-то вкусное – подбегала, виляя своей пушистой пальмочкой, если нет – уходила отдыхать домой.
Злые тетки тоже ходили около нас. Они кричали громче, чем мы лаяли. Запах злобы, жадности и зависти стоял нестерпимый. Мы прекрасно понимали: они хотят, чтобы нас не было. И хозяйки – тоже. Она прибегала теперь поздно. Однажды пришла к нам глухой ночью, пробираясь через корни и валежник. Фонарика у нее уже не было, и она освещала дорогу свечой, пламя которой билось как флажок на ветру – вот-вот погаснет. Странные запахи струились от нее: отчаяния, негодования, разочарования… и решимости. От нее одной зависела наша жизнь, и мама оставалась вместе с ней.

Однажды вечером, мы неожиданно увидели хозяйку, которая куда-то торопилась с рюкзаком за спиной. На следующий день она снова переносила вещи, и мама суетливо вертелась вокруг нее. А потом нас ждал новый солнечный вольер с настоящим домиком – конурой!!!

Там росли изящные кустики с полупрозрачными осенними листьями, украшенные, словно новогодняя елка, поздними розовыми сморщенными ягодками, над которыми раскрыли крылышки легкие оранжевые чешуйки! Это были кусты бересклета, которые мы с удовольствием сгрызли! Но потом у нас очень болели животы. И ягоды и корешки кустов оказались ядовитыми.

Конура оказалась просторной. Только вход был очень узкий и однажды, когда нас испугал шум на дороге, мы втроем одновременно бросились к спасительному домику и застряли! Я сильно рванулась вперед так, что доска, окаймляющая вход треснула и отколовшись, зазубренным краем разорвала мне шкурку на спинке. Я пыталась зализать рану, но не доставала до нее язычком. Было очень больно. Мамы и хозяйки рядом не было. Мы громко звали их, но была ночь, наверное, они крепко спали. Наутро хозяйка вылила мне на спину целый пузырек зеленой жижи, рану сильно защипало, словно ее облепила туча тощих голодных комаров, я все время ее чесала, от чего лапы мои тоже стали зеленого цвета.

Ночи становились все холоднее. Постоянно лили дожди. Конура уже не спасала от холода, и мы пытались вырыть теплые норы в земле, но постоянно натыкались на толстые, словно протянутые канаты, корни бересклета. Мы бегали, перепачканные землей, по вольеру, который хозяйка постоянно засыпала опилками, но это не спасало от ужасной слякоти.

Однажды хозяйка пришла за нами. Мы думали, что пойдем гулять и уже выстроились у двери вольера, но надев на нас поводки, она подвела нас к зеленой машине, около которой стоял мужчина. Он схватил Миззи за поводок, несмотря на ее отчаянное сопротивление, и забросил в машину. Хозяйка и ее сын затолкали туда же меня и Маркиза, и не успели мы опомниться, как мужчина опустил черную крышку и мы очутились в полной темноте… Было душно, но тепло. Пахло какой-то гадостью, которой обычно пахнет от машин. Хозяйка научила нас отходить в сторону, и кричала «»Машина!», когда эти рычащие звери проезжали мимо, обдавая нас душным облаком гари.

Было страшно, но бежать было некуда. Мы прижались друг к другу и лежали, не шевелясь, пока машина шла, покачивая свою кабину…

Проснулись мы от яркого света. Багажник был открыт, нас вытащили оттуда, и повели через несколько дверей, в которые было страшно заходить – а вдруг захлопнутся и поймают?

Я очутилась в жилище, уставленном коробками разных форм и размеров. Интересно, это теперь – наша конура? Миллионы запахов дурманили голову, я хотела понюхать все вещи сразу. Но меня потянули в конуру, где шумно лилась вода, затолкали в скользкое белое корыто, облили мерзко пахнущей жидкостью и стали растирать ее по моей шерстке. Я брыкалась и вырывалась, пыталась укусить руки, которые меня держали, но тут меня начали поливать теплой ласковой водой, я согрелась, полакала ее и немножко успокоилась. Когда я пришла в новый вольер, построенный прямо в комнате, там уже меня ждала вся моя семья – смешные, мокрые, остро пахнущие какой-то дрянью…

Было душно, пахло свежими досками и клеем. Высокие стенки вольера не давали нам видеть, что происходит в комнате. Из-за двери мы слышали дружное многоголосое кошачье мяуканье и царапанье, и пересвист незнакомых птиц…

Странное место… Но было тепло, светло и сухо, хозяйка суетилась рядом, а самое главное – мы снова были вместе!