Обряд приветствия солнца. Главы 7-12

                VII
  Когда он вошёл, что-то звякнуло над головой. За прилавком у стеллажей кто-то обернулся. Подходя к кассе, он понял, что что-то случилось. Что-то сдвинулось в окружающем мире или в нем самом, пока он прошёл эти несколько шагов от входа. Девушка-продавец улыбнулась. Ему.
  Пульс, проснувшись где-то в груди, прошёл по телу горячим потоком. Чтобы сигнальным звоном отозваться в висках. Росс поймал себя на том, что анализирует, запоминает бесполезную, казалось, информацию: что её светлые вьющиеся волосы уложены в конский хвост, и этот ярко-синий передничек, охватывающий стройную фигурку, ей очень к лицу…
  Девушка приветливо улыбалась, глядя на него лукавым прищуром зелёных глаз.
  Ростов вспомнил про свои шрамы на морде, вспомнил, что небрит, и глаза после ночи бесцельных скитаний уже приобрели устойчивый красный оттенок. И вообще, сам он являет собой сейчас весьма малоприятное зрелище, и что…
  … он забыл, зачем пришел…
  Он удалился, ничего не купив и не сказав ни слова, но унося с собой неприятный осадок в душе. И счастливую улыбку дебила на суровой, украшенной шрамами физиономии.
И было здесь что-то еще…

                *  *  *
  Славимир Алексеевич Ростов задумчиво курил в коридоре, глядя в вечернюю сумрачность забранного решёткой окна..
  С ним беседовал лейтенант Климов – молодой особист с пустым взглядом и вежливой улыбкой идиота. Пытаясь придать голосу хоть каплю уверенности, он «убеждал», что, дескать, это он сам, Ростов, «совершил» себе ранение в грудь. И заложников в яме подорвал сам, «по собственной инициативе».
  Правду сказать, Росс весьма смутно пока ещё помнил, что там случилось. Однако, понимал, что обязан жизнью тому неизвестному стрелку, чья пуля пробила «броник» и лёгкое, отбросив от «зиндана» за долю секунды до взрыва.
  Полковника Седого понизили в звании до подполковника, майора Ростова – до капитана. И вообще, все, кто имели хоть какое-то отношение к операции, были, по возможности «ушиты» в звании. На всякий случай.
  Особисты – как всегда в таких случаях – не смогли ничего ни доказать, ни опровергнуть. Но подпортили жизнь, как смогли.
  Теперь Росс задумчиво курил, глядя в сгущающуюся темноту, переживая недавний разговор с генералом Касымом. Генерал разорвал рапорт Ростова об увольнении, ни в коем случае не желая отпускать такого бесстрашного, опытного и умелого солдата, каким – по мнению Касыма – являлся Славимир Алексеевич Ростов.
                *  *  *

                VIII
  Иногда здесь – как и сегодня – горел Вечный огонь. Перед горящей звездой угнездилось нечто нелепое, имеющее, видимо, для кого-то какое-то архитектурное значение. В глаза бросаются вырезанные в камне, крашеные жёлтым цветом слова.
  «Посвящается погибшим в Афганистане и Чечне».
  Холодная жестокая рука сжимает сердце. Мышцы сцепляют тело в единый ком. Напряжённый – напоминающий чем-то настороженный капкан – он смотрит на эту надпись бессмысленным взором. И в неверных отсветах ему мерещится, что золочёные буквы вот-вот изменятся, начнут перескакивать, составляя до боли знакомые имена.
  Те, кто бередят твою душу…
  Те, кого не спасла ни майка бронежилета, ни материнская молитва…
  Те, кто не вернётся с чужой войны, погибнув на чужой земле.
  Их не воскресишь, не расчеркнёшь, не забудешь, как нечто необязательное, хотя кое-кто пытается так делать. От них остались лишь тени воспоминаний, как памятные предметы и обрывки фотографий, которые потом перебирают близкие, повторяя про себя их имена…
Ростов стоял, сгорбившись в отблесках такого живого искусственного пламени, зажжённого ради настоящих. Мёртвых.

                *  *  *
  Четыре добровольца, связанные в одной веревке. Три гранатомета к одной снайперской винтовке. До чёрта патронов и гранат… И никакого скалолазного опыта.
  Всё это для того, чтобы выйти в тыл «севшему в клин» бандитскому формированию.
  Снизу испещрённая трещинами стена походила на неулыбчиво-хмурую маску. Как разрисованное шрамами лицо Командира, недоверчиво рассматривающего подходы.
  Со стороны это было сродни вызову на дуэль между скалой и человеком. Так схожими по характеру. И Олежка Решетников – самый молодой из них – уже почти поверил, что эти двое изучают друг друга. Безмолвный холодный утёс с одной стороны и капитан спецназа Славимимр Ростов – с другой.
                *  *  *

                IX
                ***
  Где-то в центре просыпающегося города, в парке за кольцевой, под сенью кленовой рощи находились двое.
  Это был бой. Без пустых потрясаний оружием, без ненужной суетливости, без лишних слов. Для них сейчас не существовало ни городского шума, ни светлеющего неба.
  У снежно-белого  старика в паутине морщин были глаза человека, прожившего без малого тысячу лет: в них - мудрость и усталость. Сейчас эти глаза светились твердостью стали и спокойствием океанской бездны. Старик смотрел на молодого человека с коротким ёжиком каштановых волос и взглядом цвета безлунной ночи.
  Минуты отчётливо напоминали растянутый резиновый жгут. Ветер мягко шевелил молодую листву. Из травы медленно поднимался утренний призрак тумана.
  Они стояли один напротив другого. Не было ни единого звука. Не было ни единого движения. Не было ничего. Только эти двое.
  Затаился у ног туман, застыл ветер. Пространство вокруг звенело от напряжения. Мгновение растянулось до пределов вечности.
  Наконец, молодой человек сделал движение. Он поклонился противнику и сказал, не утруждая себя произношением слов: «Я ещё не встречал такого противника». Слова звучали прямо в седой голове: «Я благодарю тебя, мастер Даромир, за полученную от тебя науку и признаю твоё мастерство».
  Старик поклонился в ответ. Противники разошлись. Бой был окончен.
  В глубокой задумчивости вышел старик из-под крова зеленеющего парка. Пожалуй, только один человек знал полную суть его имени. Названный Даромиром ещё минуту назад был уверен в этом. Для остальных же немногих он всегда был просто волхв Дир.
  Однако, были ещё дела, и, окунаясь в суету спешащих на работу горожан, волхв Дир плотнее запахнул полы длинного серого плаща. Избавившись от лишних мыслей, он волевым взором отыскал в нагромождении бетонных жилищ человека с душой странника и прошлым воина.
                ***

                *  *  *
  Основание этой скальной громады укрывалось в  сером  киселе тумана. Со стороны казалось, будто резко очерченный в таком же сером небе хребет вершины плыл над редкими голыми ветвями осеннего леса.
  Зоркий глаз нужен, чтобы в этой величественной панораме рассмотреть на скальной стене четыре крохотные точки. И уж совсем «оптическое» зрение необходимо, чтобы опознать в этих точках вооружённых людей цвета «хаки».
  - Ввесело… громыхая ка…раббинами… вниз пронеслась… эх, мля… связка альпи…инистов, - пропыхтел Олежка Решетников, втаскивая свое тело на подошву довольно широкого уступа, - Привет, орлы! Куда летим?
  - Если щас не заткнешься, точно полетишь! – мрачно проверяя крепления, посулил Димон. Болтовня молодцеватого балагура ему явно стояла «во, где».
  - Значит, так, - на правах командира встрял Росс, - Чтобы не развивать тему полётов… У нас в запасе два часа с копейками. Дальше – туда, – затянутая в полуперчатку ладонь указывала на узкую тропку карниза. К ней уже прилаживался Серёга – первый в связке – стараясь, чтобы мешок с гранатами и автомат поменьше тянули за край.
  - Димон, ты замыкающий, Решетников – за мной, заодно поведаешь мне, как такой скоморох оказался в армии вообще и у нас в частности.
  - Да что там рассказывать? Хотел закосить от института, - пробормотал парень, семеня вслед за Ростовым, силясь удержать подкативший к горлу желудок, - Господа отдыхающие, во время падения посмотрите, пожалуйста, направо. Там открывается чудесный вид с высоты…
                *  *  *
                X
  «Современные пивовары продукт специально газируют, чтобы обильная пена была. Каноны-то пивоварства понять дають, что, дескать, пиво, в котором пены нет, суть свиная моча!» - неторопливо рассуждал Степаныч, вскрывая новую банку – «А поскольку продукт никчемный, то и делается такая вот «газовая завеса» истинной цене ихнего пива. В наш-то век дешёвых подделок…»
  Ростов не слушал. Утро застало его пьющим пиво в компании этого разговорчивого старика. Он сам толком не понимал, каким образом здесь очутился, да и имело ли это какое-нибудь значение? Никакого.
  Интересно, а что всё-таки имеет значение? Перед глазами возник образ девушки из магазина, её взгляд, эта чудесная улыбка…
  Ростов с большим трудом погнал видение прочь…

                *  *  *
  Пройти по склону утеса, выходя в тыл боевикам, забросать гранатами их укрепления, отвлекая внимание от подлетевших к тому времени вертолётов, которые, собственно, и завершат дело…
  Скала в этом месте изламывалась углом, с той стороны обдуваемая шквальными ветрами, стремящимися смести в пропасть всё живое, что только может здесь оказаться.
  Приходилось семенить боком по десятисантиметровому карнизу, уперев морду в шероховатую каменную стену. Навстречу ошалелым порывам, силясь вжаться в холодную безмятежность гранита, цепляясь буквально за любую возможность, обдирая ногти. И всей задницей ощущать каждый метр той ужасающе-«возвышенной» пустоты…
  Открытые, как мишени в тире…
  Олежка Решетников осторожно переступал по каменной бровке, безнадёжно отстав от Командира, тащил два гранатомёта, тянущие его за край. Замыкающий наступал на пятки, подгоняя, не давая времени опомниться и посмотреть вниз.
  Чтобы вскарабкаться на следующий уступ, требовалось преодолеть почти вертикальный подъем, правда, высотой всего четыре метра. Уже закинув наверх гранаты и тубус, кое-как зацепившись ногтями за пятимиллиметровый перепад площадки, ростов шаркал ботинками, пытаясь нащупать опору. Предчувствие проснулось где-то в глубине, леденящей ладонью сдавило затылок…
  Сюда уже подходил бледный, отставший было Решетников, подгоняемый мрачным Димоном, чью широкую спину прикрывали объемные мешки с зарядами. Серёга, с одной только снайперской винтовкой, был уже наверху. Он принял у Ростова и груз, и автомат, однако, зацепить связующую всех четверых верёвку за какой-нибудь «якорь» почему-то не торопился…
  Предвещавшая беду интуиция нашла подтверждение в крупнокалиберной пуле, со всех свинцовых сил ударившей Решетникова между лопаток. Ещё не успевшего что-либо осознать парня на мгновение вжало в монолит. Но в следующий миг, оставляя на скале кровавое пятно, его тело потянуло… куда?
  Димон дёрнулся вперед, в тщетной попытке подхватить, удержать... Но следующий выстрел на полсекунды пришпилил ногу к скале, рывок перешёл в падение. Солдат зацепился руками, практически лёг на бровку,.. третья пуля пробила локоть, перебивая руку…
  Вот когда в полной мере осознаёшь свою беспомощность. Окружающий мир сузился до кончиков пальцев, готовых вот-вот упустить ненадёжную хватку. Под стягивающим в бездну двойным грузом товарищей. Росс рванулся, превозмогая, преодолевая…
  Очередная пуля шваркнула в камень – неведомый снайпер развлекался, пытаясь перебить веревку, чтобы перевести массу двух обвисших на ней тел в долгий, безнадёжный полет. Ростов подтянулся, закинув локти, зашарил подошвами, пытаясь дотянуться ногой…
  «Серрёгаа!», - в глаза бросился незакреплённый верёвочный конец, бестолково валяющийся у самого края, - «Серрёга!», - тот, кто должен был его привязать, стоял спиной, опустив голову, - «Серёга!» - следующий выстрел выбил пригоршню щебня, хлестнувшего Ростова по ногам – снайпер откровенно издевался – «Се…»
  Серёга обернулся, сжимая снабжённый глушителем «Стечкин». Ростов встретил совершенно спокойный взгляд - «Извини», - бесцветный ничего не выражающий голос – «Это приказ!»
  В следующие считанные секунды Росс, повиснув на одной руке, торопливо нашарил штык-нож…
                *  *  *

                XI
  Ну вот, на тебе. Казалось, избавился уже от навязчивых галлюцинаций, видений всяких там, а они уж снова тут как тут. Перед глазами вновь маячил образ Той девушки. Ростов присмотрелся внимательнее и понял,.. что у него отвисает челюсть: «какие уж тут, к чертям, видения? Это ж самая, что ни есть, «натура»!»
  Девушка, что ранее улыбалась ему из-за прилавка, шла по улице… под руку с каким-то парнем. Собственно, молодца он даже и не заметил. Всё его внимание было приковано к Ней.
  Он смотрел, впитывая её мягкую, естественную красоту, в которой не было ничего общего с теми «оштукатуренными» длинноногими досками, которых так настойчиво показывают в качестве одёжных вешалок – манекенщиц.
  Ростов смотрел на её озабоченное лицо, на котором сейчас не светилось озорного лукавства. И искренне желал придушить любого, кто повинен в том, что временно потухло Солнце в этих глазах.
  Он вдруг осознал себя в окружающем мире. И мир вокруг – в самом расцвете весны… И ещё долго пялился ей вслед, растерянный, как мальчишка и радостный, как щенок…

                *  *  *
  …Это был один из тех немногих случаев, когда клинок оказывался быстрее пули…
Он выбрался. С простреленным плечом вытащил на горбу раненого Димона. Однако, группа не выполнила свою задачу и, оставшиеся без прикрытия, «вертушки» были подбиты, что называется, влёт. Разведке, к сожалению, не померещилось, и боевики действительно обладали зенитно-ракетными комплексами.
  Особисты в один голос кричали, что это невозможно.
  И правда. Вскарабкаться-таки на  уступ – не обращая внимания на пулю в плече. Вытащить мертвого Решетникова и Димона – всей кожей чувствуя прицельный взгляд неведомого снайпера. Кувыркнувшись в воздухе над выбившей из-под ног камни очередной пулей, схватить Серёгину винтовку. Примерное расположение противника он мимоходом определил ещё в подвешенном состоянии…
  Ростова опять обвинили во всех смертных грехах. На него опять навесили всех собак. Его снова «урезали» в звании… и только!
  Ибо снова стоял треск ломаемых копий в кабинете генерала Касыма. Битый волк, он начинал в Афгане, в звании майора. Мало кто знает, что там происходило, тем паче, никто не знает, чем всё закончилось, однако, выбрался Касым уже в звании генерал-полковника, с двумя пулями в животе. И навсегда остался ярым защитником солдатни и вечным врагом особистов.
  Генерал Касым не принял нового рапорта Ростова об увольнении из армии. Его снова «устаканивали». Снова говорили, что ему «сказочно повезло».
  Однако Росс ещё долго вспоминал этот хладнокровный, совершенно спокойный взгляд и слышал пустой, ничего не выражающий голос: «Извини. Это приказ!»
                *  *  *

                XII
  В хорошую погоду в этой части парка сходились доморощенные любители шахмат. Иногда Ростов заходил сюда. Раз в столетие. Иногда играл. Ну, очень редко. А иногда и выигрывал – ещё реже.
  Сегодня, среди не занятых работой пенсионеров, являлось «вакантным» только одно место. Молодой человек с коротким ёжиком каштановых волос и глазами цвета безлунной ночи. Он, видимо, давно ожидал «противника», потому что вежливо поднялся навстречу.
  - Славимир Алексеевич? – вопрос был, скорее, утверждением, - Давно Вас поджидаю. Присаживайтесь.
  - Вы поджидаете… меня? – ещё не успев что-либо сообразить, Ростов позволил усадить себя за доску, - Но позвольте, что-то я Вас не припомню…
  - И не удивительно, ведь мы с Вами, в общем-то, не знакомы, - засмеялся таинственный собеседник, показывая белоснежные зубы, - Сыграем?
  - Но… - Ростов посмотрел в чёрные глаза незнакомца, - Тогда кто Вы? Откуда Вы знаете моё имя?
  - Я представляю интересы, ну скажем, одной силовой структуры, - заявил собеседник, ловко делая ход, - С неограниченным спектром возможностей. Естественно, мы знаем о Вас всё. Я же здесь по причине сугубо обыденной – предложить Вам работу.
  - Работу? – переспросил Ростов, и его испещренное шрамами лицо скривила ядовито-горькая усмешка, - Опять игры в солдатики?
  - Ни в коем случае, что Вы, - даже замахал руками «представитель», - Никаких игр. Мы в достаточной степени ознакомлены с Вашей биографией и не намерены растрачивать такой потенциал на всякие мелочи. Учтите, что сотрудничество с нами принесёт Вам значительные преимущества. И не только в финансовом плане. Шах.
  Ростов присмотрелся к незнакомцу повнимательнее. На вид – моложе него лет на пятнадцать. Наверняка, только на вид. Аляповато одет: яркий, как попугай. Наглый. Уверенный.
  На ветку над их головами присел заинтересованный скворец. И тоже принялся разглядывать представителя. Тот покосился на любопытную птицу.
  - Естественно, мы знаем также о Ваших, так сказать, эмоциональных потрясениях, связанных, очевидно, с провалом нескольких незначительных боевых операций. Шах. Впрочем, это устранимо, - собеседник произнёс это настолько будничным тоном, что Славимир не сразу понял смысл его слов. Он поднял глаза…

                ***
  В это время цвиркнул скворец на ветке и собеседник вздрогнул – от безобидного звука… И расширилась шахматная доска, игра разрослась до пределов баталии. Злое, красное солнце в рваных завесах дымной копоти заливало кровавым светом этот нереальный мир золы и пепла. На обгорелых пучках травы стояли скамейки и стол. А напротив Ростова всё так же сидел его игровой соперник. В истинном облике.
  Ввалившиеся глаза, беззубая улыбка, обвисающая, слезающая с костей кожа… Только глаза оставались такими же пронзительно-чёрными…
  Сидящий на чёрном сучке обгорелого дерева скворец снова подал голос…
                ***
 
  И мир снова стал прежним. И снова вместо красного диска светило с голубых небес ласковое весеннее солнце, а рваные выхлопы удушливой гари сменились лёгкими дуновениями вольного ветра. И снова белозубо скалился сидящий напротив молодой человек. Странная, мистическая маскировка.
  - Я имею в виду, - видя, что Славимир хранит мрачное молчание, продолжал этот «парень-старик», - что избавить Вас от Ваших душевных мук – нет ничего проще. Ибо совесть есть не что иное, как проявление некоторых…
  - Тебя как зовут? – глядя в упор, мрачно спросил Ростов.
  - Моё имя ничего Вам не скажет, - задумчиво проговорил неизвестный, - Однако, Вы можете называть меня Уолтером. А лучше Никоном. Хорошо, если к имени вы будете прибавлять слово «отец», ведь я принадлежал к духовному сословию.
  - Так вот, Никон, - Росс встал, возвышаясь над собеседником, с лица которого медленно испарялась заразительная улыбка, - я не собираюсь избавляться от своего прошлого. Я также не собираюсь пачкать об тебя руки. И я подавно не собираюсь поступать на твою грёбаную работу! – сказав так, Ростов повернулся было, намереваясь уйти. Но через несколько шагов его догнали брошенные вслед слова «отца Никона».
  - Отлично, значит, выходит, Вы мазохист? – несмотря на издевательский тон, «представитель» уже не улыбался, уперев в Славимира горящий чёрным огнём взгляд, -  Подумайте, ещё не поздно всё переиграть. Мы усилим Ваши терзания – и самобичуйтесь себе на здоровье…
  Ростов замер. Медленно обернулся. Его лицо сохраняло прямо-таки каменное спокойствие. Если бы в этот момент здесь присутствовал кто-нибудь, кто действительно знал Славимира Алексеевича, то непременно посоветовал бы «старому» болтуну сваливать подобру-поздорову. Потому. Что. Теперь. Росс. Действительно! ЗОЛ!!
  Отец Никон сидел всё там же. В нескольких шагах. На расстоянии одного тигриного прыжка. И одного молниеносного удара…
  Славимир снова подошёл к «представителю», нависая над ним, как валун над тараканом. Проговорил, чеканя каждое слово: - Мои терзания – это моё дело!
  Внешне «представитель» казался совершенно расслабленным, однако, при этих словах стал угрожающе плотным, физически ощутимым взгляд  чёрных глаз.
  - Я живу с этим потому, что привык отвечать за свои дела. И если бы я хотел избавиться – давно бы застрелился! – пальцы Ростова пришли в движение, переставляя фигуру, - Шах и мат!
  Ростов отвернулся и, уже более не оглядываясь, зашагал к выходу из парка, чувствуя между лопатками напряжённый, горящий взгляд Никона. Когда, уже у самого входа, он всё-таки обернулся, то увидел лишь пустую скамью. Его таинственный собеседник исчез.