тысяча и один вечер детства

Приведу любопытное замечание барона Хаммера-Пургеншталя, ориенталиста,
которого с восторгом цитируют Лейн и Бертон, авторы двух самых известных переводов книги "Тысяча и одна ночь".
Он говорит о людях, именовавшихся ночными сказителями, чьей профессией было рассказывать по ночам сказки.
Он приводит древний персидский текст, из которого следует, что первым,
кто завел обычай собирать людей, чтоб под ночные рассказы коротать бессонницу, был Александр Македонский.
Скорее всего это были сказки.
Такая профессия существовала довольно долго.
Лейн в книге "Обычаи и манеры современных египтян" считает, что вплоть до 1850 года в Каире сказочники были весьма распространены.
Их насчитывалось около пятидесяти, и они часто рассказывали истории из "Тысячи и одной ночи".

Мое, во всех отношениях, традиционное воспитание, достаточно легко позволяет представить себе эту атмосферу.
Таким ночным сказителем для меня была моя, незабвенной памяти бабушка Анастасия Ивановна.
Я ждал этих вечеров, наполняющих волшебством ее сказаний эту и без того прекрасную, бессмысленную жизнь.
Думаю, что прелесть сказок, услышанных мною была не в морали.
Мораль всегда добавлялась в конце.
А главное было в том, что волк ведет разговор с ягненком, вол с ослом или лев с соловьем.
Главное было в том, что можно было пролететь по небу на ковре, пойти за клубком и дойти до запретной страны, победить дракона и спасти Василису Прекрасную, одолеть врага мечом-кладенцом и заветным словом.

Уже тогда в детстве я задавался вопросом: почему сначала тысяча ночей, а затем еще одна?
Сейчас думаю по нескольким причинам.
Одна из них суеверие - которое в подобных случаях имеет определяющее значение.
Оно восходит к пифагорейским представлениям о числах.
Согласно им четные числа считаются несчастливыми.
Вот и стали искать нечетное число и удачно добавили "и одна".
Если бы в заглавии стояло девятьсот девяносто девять ночей, мы ощущали бы, что одной ночи не хватает,
а так, напротив, чувствуем, что нам дается нечто бесконечное, да еще с одной ночью в придачу.

Но вот что интересно. Как только я научился читать.
Как только я самостоятельно стал постигать смысл напечатанного на страницах многочисленных книг, которые окружали меня с рождения надобность в бабушкиных ежевечерних чтениях исчезла.
И странно, но вместе с этим ритуалом, который как мне казалось существовал предвечно
и который вдруг перестал быть совсем, из моей жизни ушло волшебство.
И теперь я считаю, что именно тогда, когда я прочел первую в своей жизни книжку, перевернул самостоятельно первую свою прочитанную страницу навсегда закончился
и канул в невозвратную лету тысяча и один вечер моего волшебного детства.