Глава 3. В Гжатск

                Глава 3. В Гжатск

В Гжатск (с 1968 года – Гагарин) мне удалось переехать в 1964 году. Устроиться учителем в городе было очень тяжело, но тут подвернулся случай – перед самым началом учебного года в средней школе номер один имени Ю.А. Гагарина, тогда единственной средней школе в городе, освободилось место учителя немецкого языка.

 Здесь я не могу обойтись без экскурса в большую политику. В 1964 году закончилась эпоха Н.С. Хрущёва, энергичного мужика, сумасброда. Сняли его со всех постов, и портреты его сняли со всех стен. Начался новый этап гниения советской однопартийной системы. Со Сталиным он разделался совсем не потому, что понимал роль свободы в жизни общества, а потому, что самим коммунистам стало страшно жить. Надо было избавиться от гнетущего чувства страха. Однако Хрущёв выпустил джинна из бутылки, который пошёл гулять по всей стране. Его ловили, сажали, но он успел пустить корни, успел произвести на свет детей. «Дети шестидесятых» и стали той закваской в партии, с помощью которой Горбачев испёк демократический хлеб. Новый этап гниения, брежневский, по видимости создавал впечатление стабилизации, укрепления системы, а по существу перешёл из головы в тело. Хрущёв пролил свет на идею коммунизма, санкционирующую насилие, чудовищное насилие для построения якобы справедливого общества. Брежнев перенёс кризис в экономику, его правление сделало очевидным факт, что коммунистическая экономика не способна к развитию. «Что позаимствовать нам из той эпохи, у того режима?» – спросили у Назарбаева, президента Казахстана. «Позаимствуем всё хорошее», – ответил он. А что там было хорошего? У змеи возьмём яд и снова посадим её в плотно закрытую клетку. У тигра возьмём шкуру, а тушу бросим на съедение волкам. У крокодила – кожу. У коммунизма мы позаимствовать ничего не можем.

Апологеты коммунизма говорят нам: «Как же было без жертв? Всё великое требует жертв». Надо оправдать и большевистское предательство в Первую мировую войну, и уничтожение, ради взятия власти и укрепления её, десятков миллионов российских граждан. Но любой преступник может сказать: «Я, конечно, предавал и убивал. Но мне нужны были деньги! Я предавал и убивал многих. Но у меня большая семья!» Да, советская Россия, вместе с союзниками, разгромила гитлеровскую Германию. Но сделала она это не благодаря, а вопреки бездарному правлению коммунистических вождей. Да, большевики создали великое государство, но великость его оказалась чисто милитаристской. Я считаю, что теория и практика коммунизма не имеют никакого оправдания – ни морального, ни правового.

Парламентская ассамблея Совета Европы осудила рухнувшие и существующие коммунистические режимы как преступные, указав на их идентичность с фашистским режимом в Германии. Наша делегация поддержала констатирующую часть резолюции, но не поддержала некие конкретные рекомендации, имеющие отношение к современной политике. В самом деле, не идти же на открытый конфликт с Китаем, Кубой, Северной Кореей, практикующим коммунизм разной степени «махровости»! Есть, однако, нюанс, который требует комментария. «Любая идеология до тех пор, пока она действует в рамках закона, не может быть запрещена», – выразил свою мысль руководитель российской делегации на сессии ПАСЕ Константин Косачёв. Но я не вижу последовательности. Если проповедь нацизма запрещена, то почему к марксистско-ленинскому изобретению следует проявить «мягкость»? «Людьми законы создаются, а люди могут обмануться!». Власть в руках Думы!

 Первые два года в Гжатске я работал на износ, на самоуничтожение. В две смены, каждый день по 10 уроков. Итог – туберкулёз в 1967 году. Операция в Смоленске и годовой перерыв. Далее – вечерняя школа, а потом – снова школа имени Ю.А. Гагарина. С 1974-го по 1990 год местом моей работы стала только что построенная новая средняя школа номер 3 имени Ленинского комсомола. Тяжёлую работу и идеологический дискомфорт жизни в Гагарине до некоторой степени смягчали удачная женитьба в 1965 году на коренной жительнице города Хомяковой Евгении Александровне, а потом – двое милых деток. Днём я работал, а вечером, в выходные, праздники и на каникулах  я жил семейной жизнью, слушал зарубежное радио, писал. Читал книги, в основном, по философии. Покупал в московских букинистических магазинах и кое-что получал по почте. Когда появилось телевидение, оно стало отнимать часть времени. Куда шёл? – Куда гнали. По этапу, по Владимирке. Туда, где кормят всех бесплатно, лечат бесплатно, в бане моют бесплатно и т.д. Это место называли коммунизмом, а также ГУЛАГом.

Гагарин сегодня – город с тридцатитысячным населением, с десятком средних и мелких предприятий, пятью средними школами, больницей, поликлиникой. С Домом культуры, Народным театром, Музыкальной школой. Есть три кинозала, три глупых бульварных газетки, телевидение. После полёта Ю.А. Гагарина деньги в захолустное поселение потекли рекой. С той поры здесь много настроили. Из деревни получился город.

Забегу вперёд. В 1991  году здание горкома партии перешло в руки новой власти. Формально. А фактически в нём работают всё те же лица, поменявшие убеждения или просто приспособившиеся. Как говорится, они теперь «играют на чужом поле». Плакаты «Правильной дорогой идёте, товарищи!», «Партия и народ – едины!», портреты большевистских вождей теперь, разумеется, не украшают их апартаменты, а названия улиц города не изменились. Тут вы найдёте улицы – Ленина, Свердлова, Урицкого, Советскую, Пролетарскую, Первомайскую, Красноармейскую, 50 лет ВЛКСМ. Очень гордятся граждане города своим земляком Юрием Гагариным, и власть, услаждая их чувство, постоянно проводит дорогостоящие мероприятия (не только в день его рождения и в день смерти). Организует Гагаринские чтения, пышные встречи с космонавтами, празднует День космонавтики. Были у героя родителя, их тоже не забывают. Есть родственники, и им необходимо внимание. Обо всём этом подвластный листок «Гжатский вестник» много пишет. Является вся эта суета выражением любви к Гагарину? Ни в коем случае: просто полукоммунистическая (можно сказать: псевдодемократическая) власть ностальгирует по тому времени. «Мы нуждаемся в положительных эмоциях», – сказал один её представитель.

В Гагаринской школе сам космонавт не учился, её тогда просто не было. А назвали её именем Гагарина потому, что сюда, в новое здание, перешли работать его учителя – Лев Михайлович Беспалов, Зинаида Александровна Комарова (ныне оба покойные), Елена Александровна Козлова. Здесь был создан небольшой музей Гагарина, руководил им до самой смерти Никитин Геннадий Тимофеевич, известный своей подчёркнутой преданностью партии. В 1965 году, когда я сюда пришёл работать, в музейном  закутке существовал ещё классный журнал с отметками ученика Юры Гагарина по всем предметам. Там были пятёрки, четвёрки и тройки. А потом журнал исчез, и пропагандисты стали создавать легенду, что будущий космонавт был круглым отличником. Это было в духе советского манипулирования информацией, в духе партийного очковтирательства. В нашей школе училась племянница Гагарина, Тамара Бруевич – обаятельная и умная девочка. После недавнего моего с ней разговора, я понял, что она не поняла знака времени. Она не жалует ту власть, а эта для неё – результат заговора мирового империализма.

С перерывом (по болезни) я преподавал немецкий язык в Первой школе 10 лет. Очень много приятных впечатлений осталось от детей. Многих из них помню, нередко встречаемся, вспоминаем молодость. Учителя там работали превосходные, если не считать того, что они верой и правдой служили несправедливой власти. Вчера я насчитал 18 персон из тех, с кем я почти на каждой перемене сталкивался в учительской, – которые к 2005 году оставили этот мир. Работать за кусок хлеба приходилось столько, что о философии пришлось на время забыть. Идеология, конечно, лезла в душу. Всякие воспитательные мероприятия надо было проводить, лекции педагогического характера с политическим уклоном надо было читать, на политзанятиях присутствовать и выступать. Даже песни петь в учительском хоре о партии,  «о самом большом человеке», о комсомоле. Было неприятно, противно, но, видимо, не настолько, чтобы я мог преодолеть страх перед Чудовищем, чтобы я мог пожертвовать зарплатой, семьёй, обычной жизнью на свободе. Помню, мы поставили на школьной сцене отрывок из пьесы Тренёва «Любовь Яровая». Мне поручили сыграть роль белогвардейского офицера, бывшего мужа этой самой Любови. Уж там я высказался от души, уж там я насладился словами героя, ненавидевшего большевиков! Кто-нибудь догадался о том, что я говорил искренно? Разумеется, никто не догадался. Городские учителя даже и подумать о моей крамоле не посмели – настолько они были заидеологизированы.

Поговорить о вещах выше обыденных можно было с завучем школы Марьяхиным Натаном Вульфовичем, математиком. Но и он был весь пронизан страхом и позволял себе лишь некоторые безобидные суждения. О евреях, например. «Ругают евреев. Но смотрите: Христос – еврей, Маркс – еврей, Эйнштейн – еврей. Что мир делал бы без них?» Сейчас к его списку я ещё добавил бы Фрейда. Умер Натан  Вульфович уже после шестидесяти прямо на лестнице, когда шёл на урок. Интересна судьба другого завуча – Нины Михайловны Щербаковой, члена партии с …  не знаю какого года. Отличного литератора, знатока Маяковского. Маленькая, за пятьдесят, женщина в очках,  чуть-чуть пригнутая к земле, всегда сосредоточенная, гордая, нередко с папиросой во рту, –  она служила своему делу и партии с великим прилежанием. И вот я, к своему удивлению, узнал, что она похоронила мать с участием священника, выполнила просьбу покойной. Ослушалась! Что случилось с ней дальше? Её изгнали из партии и из школы. Потом, через пару лет, по чьему-то ходатайству, её приняли в Вечерню школу. Квартиры ей власть не дала, она, всеми забытая, доживала свой век в полуразвалившейся деревянной хижине. Ослушников партия не любила.

Квартира. На Светотехническом заводе жена была членом месткома и Ударником коммунистического труда. Где-то на шестом месяце беременности в квартирном списке она оказалась на втором месте по общей очереди на квартиру. Скоро получим! Ура! Но заводские начальники стали плести интриги, ни с того ни с сего вторая очередь оказалась пятой. И мы пошли за правдой в горком (и ходили туда каждую пятницу, в день приёма первого секретаря). Многие сейчас вспоминают Артюхова Николая Ивановича. Вспоминаем о нём и мы: он нам помог.

Всех нас испортил квартирный вопрос. Составлялась общая очередь, составлялись специальные очереди (для молодых специалистов, для приглашённых специалистов, для тех, кто живёт в аварийных домах, для больных, для …, для … и  т.д.). Начальство манипулировало очередями и без особых трудностей удовлетворяло свой интерес. Чтобы получить при Советах квартиру, надо было иметь родство, близкое знакомство с авторитетным начальником и настойчивость (наглость). Или ждать десять, двадцать и более лет. Опираясь на законность и проявив настойчивость, мы вырвали двухкомнатную квартиру в «хрущёвке» на четвёртом этаже  у хищного советского государства.

Похожим способом «завоёвывали» люди не только квартиру, но и устраивали детей в детский сад, получали  хорошую должность, покупали редкий товар. «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» – ходовая пословица в то время. Чтобы получить «хороший» класс, приличную нагрузку, премию, какое-нибудь почётное звание, учителю надо было «расстилаться» перед директором школы, завучем, парторгом, профоргом. Начальству надо было угождать, с ним не надо было спорить. Давали и взятки. Но с чего было дать? Богатыми были только большие начальники, да те «труженики», которые «сидели на дефиците». О роли дефицита в советское время очень хорошо рассказал великий сатирик той эпохи Аркадий Райкин.

Два раза в год нас водили на демонстрацию – 1 мая и 7 ноября. Чтобы продемонстрировать преданность, единство, готовность и т.д. Все нарядно одевались. Малыши (начальные классы) приходили в школу с цветочками, средним и старшим выдавали транспаранты, плакаты, портреты вождей. За час колонна выстраивалась против школы, впереди – группа старшеклассников со стягами. Ровно в одиннадцать начиналось движение. По площади проходили красиво, по четыре ученика в ряду; старались идти в ногу, но не получалось.

Классный руководитель обычно шёл рядом со своими ребятами и присматривал за их поведением. И вот однажды случилась у нас беда – Оля Б. уронила портрет какого-то вождя. Поднять не успела, и его затоптали идущие следом. Инцидент замяли, хотя я и чувствовал себя некоторое время в опасности. На специально сколоченной и разукрашенной известными лозунгами трибуне вытягивалось в рад районное начальство. Как старцы на Мавзолее Ленина. Специальный крикун хорошо оттренированным голосом и ритмом, стоя на трибуне у микрофона, кричал: «Вот идёт колонна средней школы имени Юрия Алексеевича Гагарина! В школе работают десять Отличников народного просвещения, восемь Заслуженных учителей республики, двадцать Ударников коммунистического труда! Школа приняла обязательство жить и работать по-ленински, по-коммунистически! Ура, товарищи!» Иногда выкрикивались конкретные фамилии, конкретные успехи. Потом шли предприятия, учреждения. Их прохождение мимо трибуны также сопровождалось возгласами крикуна.

Взрослые, как дети, любят праздники. Это хорошо понимали вожди. Они умело вплетали в хорошее и сильное чувство свои идеологические истины и называли этот процесс воспитанием патриотизма. Кто станет возражать против воспитания патриотизма? Польза извлекалась из праздников политических, спортивных, литературных, музыкальных и прочих. Победы хоккеистов, шахматистов, скрипачей должны были укреплять власть партийных маразматиков, внушать народу, что советская власть – вечная власть. Чемпион мира по шахматам Карпов – советский чемпион, чемпионы мира по хоккею – советские чемпионы. «Всех лучше на конкурсах мира советские скрипки звучат». Везде мы первые и лучшие, никто не остановит победную поступь коммунизма по земному шару. Народ изрядно пил, а патриотический зуд усиливал его пьяное самоощущение. И кто в этих условиях осмелился бы окатить холодным душем разгорячённых?.. Но были люди и в наше время. Их сажали, мучили – и не запугали, не замучили. А.С. Солженицын смело бросал вождям правду в лицо.

Вечерами я продолжал писать. Пытался вырваться из тисков марксизма. Лишь много лет спустя в моей голове сформировалась некая определённая цепь мыслей. Марксова общественно-историческая концепция подкупала нас своей простотой и обещанием земного рая. Все хотят есть, желательно три раза в день. Ощущение голода гонит человека добывать пищу. Труд обеспечивает человека и общественные коллективы (человек всегда жил в коллективе) необходимым продуктом. Чтобы утолить чувство голода, надо иметь продукт, чтобы иметь продукт, надо работать. Тут всё очевидно. Но одни в коллективе организуют труд – у них талант организаторов, они инициативны, умны, образованы. Другие трудятся, не претендуя на организацию процесса; им недостаёт способности рисковать, отвечать за дело. Каждый делает то, что умеет делать. Первые всегда могут присвоить себе часть труда вторых. Это неизбежно, логично. Следовательно, эксплуатация – связана с трудом таким же естественным способом, как и труд с продуктом, а продукт с голодом. Тут одна цепь. Следующее звено – классовое расслоение, а ещё следующее – классовая борьба. История общества есть история классовой борьбы. Революции – локомотивы истории. Так и шло бы всё в бесконечность, если бы на арену всемирной истории не вышел пролетариат. В революции пролетариат побеждает и, пройдя через стадию диктатуры, строит бесклассовое общество – коммунизм. Без партии пролетариата и её вождей история, по Марксу, также не имеет законченности.

Результатом борьбы рабов против рабовладельцев было феодальное общество. Борьба крепостных крестьян против феодалов привела к капитализму. Классовые битвы пролетариата против капиталистов оканчиваются диктатурой пролетариата. Но сколь долго продлится диктатура пролетариата, у Маркса имеются на этом счёт лишь туманные рассуждения о коммунизме. Может быть, диктатура пролетариата продлится вечно? Русским марксистам эта неопределённость была на руку, она «научно» прикрывала их произвол. Они делали, что хотели и как хотели, не боясь суда истории.

Маркс разработал и механизм революционного перехода от одной общественно-экономической формации к другой. Для этого ввёл категории «способа производства материальных благ», «производительных сил»», «производственных отношений», «собственности», «надстройки». Производительные силы (первый элемент способа производства) развиваются исподволь, как природный организм. Никто и ничто не может остановить этого процесса. Но производительные силы развиваются в классовом обществе, которое создаёт для них свою форму – производственные отношения (неизбежно –  классовые). И здесь ключевую роль играет собственность, частная или общественная. Несоответствие производственных отношений уровню развития производительных сил требует отмены старых производственных отношений и установления новых, установления новых  отношений собственности. Если господствующий класс сопротивляется, возникает революционная ситуация. Бьёт час отжившей свой век формы собственности. «Надстройка» обозначает всё, что непосредственно не связано с производством, – это семья, это политические учреждения, идеи, идеалы, вкусы граждан, формы их жизни; они надстроены над способом производства материальных благ (ближе – производственных отношений); они – вторые, вторичные элементы жизни.

И в конкретной экономике Марксова схема чрезвычайно проста. С развитием производительных сил у работника появляются излишки продукта, а потом – накопление излишков. Появившийся случайный обмен постепенно переходит в регулярный обмен, и продукт становится товаром. Первое время – подобием товара. Натуральное хозяйство медленно превращается в товарное хозяйство, когда превалирует производство продуктов для продажи. Прошли века, и товаром стала рабочая сила. Из товара-клеточки вырос и развился целый товарный организм – капиталистическое хозяйство. Всё стало товаром, всё здесь продаётся и покупается. По схеме главного классика общество должно отказаться от товарной экономики, от товарного хозяйства с помощью установления пролетарской диктатуры и перейти к распределению продукта по заслугам (по труду). А потом, поскольку грядёт изобилие, – к распределению по потребностям. Очень легко это учение вошло в деревянные лбы значительной части русской бесприютной интеллигенции, особенно её революционной части, которая захватила власть и отравляла марксизмом сознание народа более 70 лет.

И как отказаться от этой теории, если она вошла в кровь, головной мозг и обосновалась в позвоночнике вместо костного мозга? Хорошо поработали старатели, профессора наши университетские. Был у нас такой предмет – истмат, то есть исторический материализм. Он-то и превратил в идиотов всю интеллектуальную часть народа России. А что касается западных теорий, то они так искусно дискредитировались, что никто и не осмеливался углубляться в них. Слово «идеалист» стало равносильным слову «сволочь», после того как Ленин в «Философских тетрадях» написал о Гегеле: «А, боженьку жалко, сволочь идеалистическая!»

Ныне кажется, что сама жизнь опровергла марксистскую теорию о великой исторической миссии пролетариата, о неизбежной победе коммунизма. Однако леворадикальные движения во всём мире ничего знать об этом не хотят и сеют смуту, как  прежде. К тому же в мире есть Китай с более чем миллиардным населением, вожди которого приспособили марксизм «для домашнего пользования», есть Вьетнам, Северная Корея, Куба. Против холеры учёные изобрели вакцину, против коммунизма пока такой вакцины нет.
Способ производства материальных благ – несомненно важный фактор общественной жизни, и он, в известной степени, определяет качество и форму общественных отношений в сфере нравственности, семьи, права, научного и художественного творчества, образа жизни людей. Но в какой степени? Абсолютно? Современная наука имеет на этот счёт много возражений.
Согласимся с тем, что «определяет». Но лишь в том смысле, как фундамент определяет то, что будет на нём возведено. Вот фундамент для жилого дома. Не для склада. Не для церкви. Далее, построенный на фундаменте дом может быть хорошим и может быть плохим,  – это будет зависеть уже от строителей и от материала, который окажется в их распоряжении. А как будет связана с фундаментом внутренняя отделка дома? Никак. А как будет связан с фундаментом способ жизни поселившейся в доме семьи? Никак. Хорошие подмостки в театре определяют качество игры актёров. Но лишь в том смысле, что на худых подмостках нельзя прыгать и танцевать. Англичане то приватизируют, то национализируют свои ключевые отрасли, но образ жизни их не меняется.

 Мысль моя такова: человеческие отношения в обществе, образ жизни людей, не связаны так тесно с уровнем развития производительных сил, как думал Маркс. Тут, однако, есть нюанс: насильственное изменение производственных отношений с помощью диктатуры, может существенно изменить жизнь людей. Но ненадолго. Большевистский вариант производственных отношений (тотальное огосударствление собственности), грубо навязанный России, продержался у нас 74 года. Ныне всё вернулось на круги своя. Жизнь России пошла по проторенной дороге мировой истории. Если же говорить о революциях, то они действительно происходят по причине «несоответствия», но не производственных отношений уровню развития производительных сил,  а нового идеала – старому образу жизни людей. Наука, а с ней вера и искусство, ведут общественную жизнь вперёд. Вырабатывают общественный идеал, определяют цель и средства её достижения. Опираясь, разумеется, на способ производства материальных благ. На стихийный и полустихийный элементы общественной жизни.

Какой фактор играет в истории первейшую роль – стихия или разум человеческий? Нелёгкий вопрос. Великие немецкие философы отвечали на него по-разному. Шопенгауэр отдал приоритет мировой воле, Ницше – воле к власти. У первого и второго превалирует стихийный элемент. Освальд Шпенглер посвятил целую книгу («Закат Европы») тому, чтобы доказать, что человеческие планы, теории в жизни играют незначительную роль, главное в ней – инстинкт. Куда ведёт национальный инстинкт, туда народы и идут. Прочитав Маркса, надо его забыть, но о Бисмарке следует помнить: он объединил Германию, руководствуясь только тем, к чему немецкий народ был готов и чего он хотел. Гегель воспел разум, признав его творцом (демиургом) истории, однако здесь речь идёт о мировом разуме. А как мировой разум относится к разуму человеческому? Как родители к своему дитя, которое растёт, развивается, умнеет и наконец само становится родителем. Становится равным своим родителям. Абсолютная идея развивается и на определённом этапе становится идентичной тому началу, которое существовало в мире до природы и человеческой истории. Из «в-себе-бытия» приходит к «для-себя-бытию». «В-себе-бытие» идеи действует на жизнь человеческого общества как стихийная сила, которая порой смешивает планы людей и приводит к неожиданным результатам. Гегель называет этот эффект «хитростью разума». Так, КПСС строила в России коммунизм, а построила обычный капитализм.  «Для-себя-бытие» идеи позволяет людям сознательно строить свою жизнь. Но к этому надо прийти! Гегель – оптимист.