57

Рисунок 97г: Нежный букет


***

А я всё смеюсь; смеюсь бессердечно и некрасиво - мол, меня не обманут…

Лилипутам тепло и уютно, а Гулливер умирает, срочно превращаясь в лилипута с миллионом лиц – это похоже на разбитое зеркало…

Остается ждать: чего невозможно достичь в один ход, возможно сделать в три, чего невозможно и в три, возможно в семь, и так далее. «Я ничего не скрываю и ничего не форсирую»…

Но все они священники, пусть однокрылые, но самолеты. И со священниками надо быть сильным в слове …Христос был простой плотник, а то бы нашел и двенадцать священников…

…Все так слепы и активны, что топчут друг друга.

***

БГ: «У всех самолетов по два крыла, а у меня одно» – это он на «стелзы» намекает; и, значит, речь о гордости, а не смирении. Мол, никаким радаром и никаким комментарием меня не собьешь. …Одно крыло может походить на черный плащ и на косу… (Хотя смирения всё-таки у БГ хватает. Уж одно-то крыло мы имеем право поднять…)

***

Горизонтальная земля безразлична и бесцельна, она всех уравнивает. Только катастрофичный, вставший на дыбы, вертикальный мир обретает верх и низ. Причем карабкаешься вверх не только потому, что вверху сияние, но и потому, что внизу смрад – без двойного стимула заставить себя бороться  было бы трудно. Вертикальный мир заведомо необычен и волшебен – поэтому-то   легко и задаром нахожу то, что горизонтальные люди искусства обретают с таким трудом…

Человек с «устойчивой психикой» по прозвищу Камень. Камень изучает все свои грани и пишет об этом две книги: художественно-популярную и научно-популярную…

***

Деревянные бараки, дровяные сараи, палисадники, рядом шоссе; за шоссе луга, а за садами лес. Драки, вечеринки, милые девушки (как жаль одну), походы в кино и в лес, на неделю; или на автобусе в деревню - там вообще рай. Старые обои, на которых нарисованы клопы, сортир вонючий, железные ведра, скрипучая лестница, сосед, как выпьет, с ума сходит, сифилис, армия, милиция, по башке чем-то съездили сзади, не видал кто ...но, в дровяном сарае хороший запах, у тети Нюры яблоки - класс, я попрошу – даст, а в лесу благодать, тишина - грибов, правда, нету, - а на реке свежо, просторно, солнечно — рыба, правда, хреново ловится; раз чуть не утонули - глотнули: потом мужики нас ловили по одному делу – наклали; сосед тот же: рядом с ним, как с проводом под током - обоссышься и драки, драки, драки. Раз после драки лицо окровавленное на реке мою  и - закат: ослепительный такой и словно бы пристально на меня смотрит, гипнотизирует, о чем-то сказать хочет, но только цветами своими переливается. И река вся взволнована, на него и на меня смотрит, ждет, чем наш разговор кончится. На неделю после задумался, и суета скучна стала. Палисадник есть, а цветов за палисадником нет, ничего нет. У тети Нюры есть, но ведь за высоким забором с колючей проволокой. Я же знаю, зачем она мне яблок дает - хотя что: я против дочки ее ничего не имею и  починить-помочь всегда  согласный...

Вечер летний, душистый. Огоньки, голоса, музыка. Наши опять собрались и сердце учащенно бьется. Но и опасно же - я же знаю, что тут дружба скользкая: толкнут вдруг и упадешь плашмя, затылком. Старые обиды в карманах, за пазухой камень, а у кое-кого и нож в рукаве. Но есть и веселые ребята, сильные. А у меня, как назло, еще с прошлого раза рука болит. Да что я, просто так Ленку отдам? Нет, Леха, тут конкуренция...  А Ленка тоже дура - всегда-то со всеми попрется. Вся надежда на Славку. Остальные веселы, но пальцем не шевельнут, если свалишься. Ну, рискнем... (А вечер был создан для счастья. Для тихих бесед был создан, для музыки, для огоньков, для вздоха полной грудью…)