Живое народное начало

               
                Каждый этнос по-своему воспринимает окружающий мiр (по этому поводу в языкознании есть даже соответствующая теория). Впрочем, так же, как и люди: у одного математический склад ума, у другого – прагматический; кто-то обладает художественным видением, а у кого-то проблемы с цветоразличением. Причём, чем сложнее духовная организация народа, тем сложнее его язык. Всё это азбучные истины для любого языковеда. А уж тем более для прославленных лингвистов, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю русского языкознания, и что, как ни странно, не помешало некоторым из них отличиться на поприще искусственного реформирования русского языка.

               Ф.Ф.Фортунатов, И.А.Бодуэн де Куртенэ, Ф.Е.Корш, А.А.Шахматов – вот те громкие имена лингвистов, вошедшие в историю не только своими трудами в области языкознания, но и своим участием в комиссии по реформированию правописания русского языка 1904 года. Л.Н. Толстой говорил тогда по поводу этой реформы: "По-моему, реформа эта нелепа... Да, да, нелепа... Это типичная выдумка ученых, которая, конечно, не может пройти в жизнь. Язык - это последствие жизни; он создался исторически и малейшая черточка в нём имеет свое особенное, осмысленное значение..."
            
               Этого «осмысленного значения» почему-то не замечали те, кто должен был знать о нём в первую очередь. К счастью, тогда эта «нелепая реформа» не прошла, не позволил её провести Николай II. Наш святой государь очень мешал тогдашним разномастным реформаторам, не только лингвистам, но едва лишь препятствие в лице Помазанника Божьего устранили, реформе правописания немедленно дали ход. Произошло это в конце декабря 1917 года. К чему такая спешка с реформированием правописания? Так ли уж важно, писать, скажем, букву «ять» или заменить её на букву «е»?  Ответ прост: те, кто задумывал истребление русского народа, прекрасно понимали, в отличие от учёных лингвистов, что язык народа и его дух – тождественны (по теории Гумбольдта), и нельзя уничтожить народ, не убив его язык. Убрав несколько букв из алфавита, изменив правописание некоторых приставок и окончаний, реформаторы ломали языковую традицию, складывавшуюся веками, нарушали языковую преемственность поколений на уровне письменного языка, убивая тем самым дух народа. Нельзя упростить язык, не нанеся ущерба национальному сознанию этноса.

               Вернёмся к истокам формирования русского национального сознания. Вот, что говорил о роли национального языка известный византолог Ф.И.Успенский: «Славянские народа при помощи литературного языка приобрели средство усвоить себе плоды знаний, переданных Византией. Были весьма трудные эпохи в жизни славянства, когда ни одно почти племя не было самостоятельным, находясь под чуждой и иноверной властью, когда ещё не стала русская Москва третьим Римом, - и в эти эпохи почти единственным деятельным началом, оберегавшим славян, был богослужебный их язык и литературные предания, связанные с языком Церкви и с именами Кирилла и Мефодия». Национальный язык сыграл тогда ключевую роль в формировании русской нации. «Ставился вопрос как о политическом, так и о народном начале у славян… Окажется ли у них такое живое народное начало, которое бы легло в основание их национальной жизни, или же подчинённость, подражательность и усвоение иностранных образцов должны сделаться их вечным уделом».
              Живым народным началом для славян был их национальный язык, систематизированный и упорядоченный в грамматическом, нормативном отношении славянскими просветителями Кириллом и Мефодием. Ни о каком, конечно, создании нового языка речь не шла. Святые братья Кирилл и Мефодий родились и выросли в Солуни, где в то время жили славяне. Вероятнее всего они с детства были хорошо знакомы со славянским языком, поэтому и в дальнейшем просветительская миссия среди славянских народов не стала полной неожиданностью в их судьбе. В противном случае, если бы славянские просветители-братья «придумали» какой-то совершенно новый язык для славян, он никогда бы не смог сделаться их национальным языком, ибо всё по той же теории Гумбольдта, дух народа и язык народа тождественны. Поэтому, как пишет Ф.И.Успенский, «чем больше обострялись отношения между Востоком и Западом, чем больше разностей возникало в вероучении и в церковной практике между Римом и Константинополем, тем выше и выше поднимался авторитет святых братьев и тем теснее их дело срасталось с вопросом о славянском национальном самосознании и политической самобытности».

               Учитывая вышесказанное, по меньшей мере, странными покажутся слова Бодуэна де Куртенэ о русском языке, который он называл «платьем с чужого плеча», намекая на то, что он пришёл к нам из Византии. Такие опрометчивые заявления простительны кому угодно, но только не лингвисту с именем. Другой знаменитый русский языковед, А.А.Потебня (1835-1891), считал утверждение Гумбольдта о тождестве языка и духа народа «следствием каких-нибудь недоразумений», ибо сам рассматривал дух «в смысле сознательной умственной деятельности», выраженной «только посредством слова». Но ведь дух есть категория по большей части метафизическая, это ясно сегодня даже нам, детям безбожной советской эпохи, а вот как мог не понимать этого человек, учёный, лингвист, не доживший до 1917 года, остаётся загадкой.

              Русские лингвистические традиции по разрушению своего национального языка были восприняты достойными приемниками. В ноябре 1929 года при Народном Комиссариате Просвещения была создана комиссия, которая занималась вопросом латинизации русского алфавита. Комиссию возглавил Н.Ф.Яковлев, русский лингвист, принадлежавший к школе Фортунатова, того самого, который руководил работой  комиссии по реформе русской орфографии в 1904 году. (Краткая справка о научной и общественной деятельности Н.Ф.Яковлева - в 1917–1919 участвовал в революционной деятельности. В 1919 вернулся к занятиям наукой, с 1920 руководил экспедициями по изучению языков и культур Северного Кавказа. В 1924 создал Комитет по изучению языков и этнических культур Северного Кавказа при Главнауке Наркомата (министерства) просвещения, после ряда реорганизаций превратившийся в 1930-е годы в Институт языков и письменностей народов СССР, где Яковлев возглавлял отдел кавказских языков. В военные и послевоенные годы Яковлев был профессором Московского института востоковедения и Военного института иностранных языков, работал в Московском отделении Института языка и мышления АН СССР. В 1951 Яковлев был уволен со всех мест работы и на все последующие годы отошел от науки. Умер в Москве в 1974 г.).

              "Теория русского письма, - писал Яковлев, - представляет собой род клина, забитого между странами, где принят латинский алфавит Октября... На этапе строительства социализма существующий в СССР русский алфавит есть безусловный анахронизм, род графического разобщающего барьера".

              14 января 1930 года в протоколе заключительного заседания комиссии по латинизации русского алфавита написано: "Признать, что латинизацию русского алфавита следует понимать как переход русской письменности и печати на единый для всех народов СССР интернациональный алфавит на латинской основе, - первый этап к созданию всемирного интернационального алфавита. Переход в ближайшее время русских на единый интернациональный алфавит на латинской основе - неизбежен". Точку на программе латинизации русского языка в своё время поставил Сталин.
 
           Сегодня, увы, борьба с живым народным началом, русским языком и с духом народа русского продолжается, и немалую роль в ней играют всё те же лингвисты, сознательно или несознательно обслуживающие своих заказчиков на уровне научной идеологии.