Кузьма

Последнее, что мог бы вспомнить Кузьма, были бы сильные потоки воды, которые смыли в темноту и беспамятство. Мог бы, потому как данное событие завершило не только самый плохой день его жизни, но и поставило финальную точку в его недолгом существовании.
Нельзя было сказать, что его день не задался с самого утра. Можно сказать, что утро было обычным, стандартным, ничем не запоминающимся утром. Просыпался Кузьма в самом тёмном углу квартиры, с вечера прячась от грядущих солнечных лучей. Он ещё в детстве понял, что высыпаешься не тогда, когда спишь очень долго, а тогда, когда просыпаешься сам, без какой-либо помощи. К счастью, работа во вторую смену позволяла ему жить согласно своему личному расписанию.
Проснувшись, Кузьма практически сразу вышел на работу. Он не любил долго прохлаждаться, предпочитая быстрее выполнить свою норму на производстве.
Но в тот день явно что-то не заладилось. Работать не хотелось. В голову лезли мысли о бессмысленности происходящего, о тщетности бытия и об общей неустроенности мира. Мысли как мысли, но вот работе они мешали.
- Нет, ну вы посмотрите на него! Стоит, мечтает,  мух не ловит!, - скрипучий голос Апполинария Макарыча вывел Кузьму из задумчивости, - Молодой человек, позвольте поинтересоваться, о чём же вы так задумались, что вот у вас брак пошёл? Кто ж так ведущую нить тянет? Перекручена вся, смята… Смотрел бы хоть что делаешь. А то весь материал портишь.
В качестве доказательства своей правоты, мастер порвал нить в двух местах. На голос начальника начали оборачиваться другие рабочие, братья Кузьмы. Постепенно вокруг собралась довольно приличная толпа. Сочувствующих не было. Ведь от качества материала напрямую зависело то, насколько сытным будет сегодняшний ужин, будет ли еда, чтобы накормить семью. Ошибок не прощали. Если ошибался дважды – могли и выгнать. И дальше крутись как хочешь.
Кузьма неловко озирался. Глаза, глаза, глаза и все смотрят на него. И все слушают Апполинария Макарыча. А тот всё говорил, обвинял, осуждал, критиковал.
- Подумать только, какой был отец. Прохор Яковлевич никогда не позволил бы себе такого. Самая лучшая сеть его была. Крепкая, ладная, да ещё и узоров успевал наплести. Эх, Прохор Яковлевич, что ж так тебе не повезло, - сказал и посмотрел в сторону окна, из которого Прохор Яковлевич и выпал. С тех пор на том месте был своеобразный мемориал – кусок сети, над которой отец Кузьмы работал в свой последний день. Переведя взгляд с окна снова на Кузьму, Апполинарий Макарыч тяжело вздохнул и, прихрамывая, ушёл на своё место. Постепенно, посмеиваясь, разошлись и все остальные. Только пара братьев шикнула на Кузьму и пригрозила разговором дома.
Кузьма дорабатывал свою смену и вспоминал отца. Он был такой же как все – работа-дом-дом-работа. Ничего особенного. Но всё равно он выделялся. Своей статью, способностью работать и, что уж тут скрывать, плодовитостью. Кузьма не очень любил отца, у того не хватало времени на всех своих сыновей и дочерей. И чтобы не выделять никого особо, он почти ни с кем из них и не общался.
Постепенно смена подошла к концу. Рабочие расходились по домам. Практически каждый нёс заработанное – у кого-то намечался сытный ужин, кого-то ожидала полуголодная ночь.
Кузьма решил зайти домой перед тем как отправиться на свидание. Дома была мать. Оставив заработанное Кузьма уже собирался уходить, как его остановило раздражённое: «И это всё?». Вздохнув, он обернулся, готовясь к очередной порции недовольства.
Мать говорила долго. Обвиняла его в том, что он лентяй – «а работоспособности твоего отца можно было поражаться», разгильдяй и  не думает о матери – «отец всегда был добытчиком, а  чтобы мы делали если бы не твои более успешные братья?», она даже упрекнула его в том, что он никак не обзаведётся семьёй – «в твоём возрасте у нас с отцом уже дети были». Кузьма стоял и слушал, но не слышал. Зачем? Он и так знал каждую её следующую фразу. Ведь каждый раз, каждый день, на протяжении всей жизни, его сравнивали с отцом. Мать, учителя, Апполиинарий Макарыч. Как же всё надоело. И, наконец, перестав слушать, он задумался о Клавдии. Его Клавдии.
Он знал, что она его ждёт. Искренне ждёт. Ждёт таким какой он есть. Рядом с ней он сможет забыть о неудачной ведущей нити, о слишком скудном ужине, о недовольстве матери, о погибшем, но постоянно присутствующем рядом, отце.
Вскорости матери надоело ругать своего шалопая-сына и Кузьма ушёл. Ещё издалека он увидел Клавдию. Ждала, как он и предполагал, ждала.
Но и тут его ждало разочарование. Клавдия, узнав от кого-то, про инцидент на работе, также начала убеждать его быть более  серьёзным, ответственным.
- Вот твой отец, Прохор Яковлевич, никогда не позволял себе такого. Кузьма, ну стань ты более серьёзным. Ведь это так просто.
Кузьма слушал и не верил. И тут снова отец, снова он. Теперь и Клавдия была как все, думала и говорила как все. Как же всё надоело.
- Как же всё надоело!, - произнёс он, перебив Клавдию. – Как же все надоели!
Он пошёл прочь. Клавдия пыталась дотронуться до него, словно хотела остановить. Прикосновения он не почувствовал. Он шёл туда, где точно мог быть один. Там почти всегда было тихо, заходили туда редко. Никому не нравилась повышенная влажность. «Риск промочить ноги чересчур велик» - говорили старики.
А Кузьма любил сидеть на обрыве, чувствовать запах воды, слышать вдалеке шум стихии. Там можно было смириться с тем, что он не такой. Там он мечтал, что когда-нибудь и его будут вспоминать как отца. Но не за то, что он был таким как все, таким как все, а наоборот, за то, что он таким не был. Мечтать было приятно. В мечтах он спасал детей, участвовал в геройских битвах, вызволял из плена Клавдию…
В этот момент Зинаида Ивановна, приходящая домработница, включила свет и вошла в ванную комнату. Первое, что она увидела, был паук, который сидел на бортике ванной. Меньше всего ей хотелось дотрагиваться до него руками. Поэтому, включив душ, она направила воду прямо на паука и проследила, чтобы он исчез в сливе. Вот так и погиб Кузьма. На глазах семьи, друзей, Клавдии. С тех пор каждую неделю Зинаиде  Ивановне приходилось стирать паутину с бортика ванны. Правда по углам и в вентиляции она паутину не трогала, слишком далеко и неудобно, да и не видит никто.
А пауки жили своей жизнью. И слагали легенды про Кузьму-дурачка.