Смерть должна разлучать

Витя прижимался лбом к холодному стеклу, чтобы хоть как-то унять жар, медленно сочившийся с его губ, охвативший всё внутри и раскалывающий голову. Он болен. Это заметно хотя бы по его виду, по мешкам под глазами, по самим глазам, по зрачкам, расширенным от лекарств и по дрожащим рукам, снова и снова достающим таблетки из упаковки. Он прижимался лбом к стеклу, чтобы почувствовать холод внешнего мира – огромного, практически бесконечного внешнего мира, который для него был, как космос для человека из позапрошлого века – недоступен и страшен. Он видел, пусть и не очень хорошо, как мимо его окна проходят люди, спешащие по своим делам – такие же, как он, и совсем другие. Другие – до невозможности чужие ему люди. Как больно…

Жёсткие больничные койки стали для него облаками, невкусная еда – амброзией, никто не мог понять – почему. Почему он болен? Но достаточно было хорошенько подумать, чтобы понять – боль эта не физическая, и сидит она много глубже, чем в почках или сердце или любом другом органе человеческого организма. Где-то в его подсознании, закрытом от взора диагностических машин, до сих пор живёт образ безжизненных глаз и холодных рук: образ, голос, запах…

Чувствовать её внутри себя так больно, так, что температура поднимается просто автоматически до 40 и выше. Она внутри – и снаружи, где-то закопана в земле или сожжена в печи, а её пепел хранится в расписной вазе, согласно обычаю семьи. Она внутри – живая, живая настолько, что говорит, дышит, чувствует, снаружи же - она мёртвая. И Витя не может понять, просто не соображает – как может быть такое, как? Он болен от этого.
Вчера он видел её во сне. Она плакала, он плакал вместе с ней, как ребёнок, непонятно из-за чего, непонятно зачем. Просто плакал во сне – слёзы текли на подушку, а утром из носа полилась кровь, и она, девушка, которую он любил, ушла из его памяти. Не навсегда. Вернувшись ночью, она вновь рыдала над чем-то в его сне, в его бредовых грёзах. Возможно, её душа ещё жива, возможно, её ещё можно воскресить.

Она воскресла в ярком сиянии утреннего солнца. Стояла над его койкой и смотрела ему в лицо своим полупрозрачным переливчатым ликом. Он видел её – вновь живую, но лишь мельком; открыв глаза, он увидел перед собой вспышку яркого света и её образ, а потом ослеп. Плата за последнюю встречу с ней оказалась высока. Теперь он мог только слышать – слышать её голос. Только её голос, ничей больше.

Приходила медсестра – это было слышно по запаху, она говорила её голосом, говорила, что ему нужно принять лекарство. Конечно, он не может ослушаться её голоса – может быть, он слышит его в последний раз.

Нет, это был не последний раз. Много раз он слышал вновь её голос, только её голос, при этом не видя стоящего перед собой человека. Однажды голос сказал, что к нему вернётся зрение. Это была операция. Сложнейшая операция, но лучше бы оно не возвращалось – перед глазами вечно стоял её образ, её голос стал слышен постоянно. Где она? Где?!
Она вокруг, она уже потеряла своё место в уголке сознания Вити, и вырвалась наружу, слившись с пеплом, осев на костях. Быть может, она никогда и не была жива, а вот сейчас приняла наконец-то форму, форму, ставшую проклятием для одного из массы безумных. Витя прижимался лбом к стеклу, на котором мороз нарисовал её образ, её страшный образ, преследующий Витю во сне и наяву, её образ, ставший для него проклятием. Зачем он любил так сильно ту, которая погибла под колёсами автомобиля?

Он вновь вспомнил тот вечер, тот свет, ложащийся на мокрый асфальт, того водителя, несомненно, тоже безумного, который нажал на газ как раз в то время, когда они переходили дорогу – на зелёный. Он выжил, она – нет. Но что-то случилось в момент удара, что-то, позволившее ей остаться в памяти Вити, позволившее ей стать почти самостоятельной после смерти. Что это было? Душа, покинувшая тело? Она ещё хрипела что-то, валяясь с переломанными костями на асфальте, в луже липкой чёрной крови, со спутавшимися волосами. Но Витя не слышал ничего – он был без сознания и, может быть, часть её смогла проникнуть внутрь, смогла стать его частью.

Не это ли – счастье? Быть вместе, быть одним целым. После смерти, обрести новую жизнь внутри любимого человека. Нет. Лишь безумцев рождает любовь безумная, лишь горе приносит слияние, а смерть должна разлучать – навечно.