продолжение

В эти же минуты писец Илимильку из Угарита, переживший триумф хеттов, разбивших соединение «Ра», и славный удар по стану «Амон», и бесславную гибель многих колесниц Великого царя, писал при свете заправленного маслом глиняного светильника с фитилём из кудели.

«Когда Великий царь страны Хатти Муваталли могущественный, сын Мурсилли, Великого царя могущественного, увидел, что его уловка с бедуинами удалась, и глупый фараон, как перепёлка, лезет в силки, он помолился богу грозы Тару и передал свой штандарт с изображением леопарда брату своему Хаттусили, военачальнику пешего и колесничего войска.

Малый царь стран Золотого копья совершил возлияние своей Госпоже богине Иштар и начал манёвр. Скрытно от врага он перешёл вброд реку Оронт и ударил по дивизии «Ра», которая шла походным строем, и нападения не ожидала. Колесницы Хаттусили порвали цепь врагов, как льняную нить, и разгромили соединение египтян. Остатки отряда, как полевые мыши, устремились в стан фараона, и колесницы хеттов буквально на плечах врага ворвались в лагерь «Амон», смяли, не успевших ничего сообразить солдат, и уперлись дышлами в обозные повозки, сцеплённые вокруг ставки фараона. Пока растаскивали  груженые арбы, обнаружили в них награбленные сокровища и дань городов, стоявших на пути египтян. Теперь уж стало не до главного приза, царя Египта, теперь не упустить бы богатую добычу, что хранилась при фараоне.

То, что случилось потом, назову чудом. В ставке, обнесенной палисадом и щитами, боги  Египта возмутили и укрепили сердца фараона и его гвардии, и колесница фараона вырвалась за укрепление, и металась между колесниц хеттов, как мечется молния среди туч. И телохранители его и вельможи проявили чудо храбрости и отваги. Как нож режет горло барана, так фараон надрезал вал хеттских колесниц. И ни одно копьё не могло его достать, потому что щитоносец отбивал тяжёлые копья, а царь Египта молниеносно поражал копейщиков стрелами. Как лев, попавший в западню, метался Великий египтянин среди смутившихся хеттов. Он пробивался неоднократно в свою ставку, ему меняли лошадей, собирал новую группу воинов и снова бросался в атаку. Такой ярости врага я ещё не видел.

Моё Солнце, Великий царь, и 8000 пехотинцев при нём наблюдали за так удачно начавшейся атакой колесниц и недоумевали, отчего мощные когти степных барсов завязли в шкурах нильских бегемотов. Господин наш Муваталли мощный порывался бросить в прорву схватки ещё тысячу колесниц, но вельможи удержали  его от безрассудного решения, на маленьком пятачке боя и так уже кружилось и перемалывалось 800 египетских и 1500 хеттских упряжек. Но у египтян была пехота, начальники организовали много очагов сопротивления, которые на глазах объединялись в единый кулак.

Нежданно-негаданно, и не со стороны наведённой переправы, откуда ждали подхода частей «Птах» и «Сутех», и для «торжественной» встречи которых здесь находилось союзное хеттам войско, а совершенно с другого места, откуда-то с верховьев Элевте-ра, где и быть не должно египетских резервов, показались боевые порядки. Этому неизвестному отряду и выпала честь спасения владыки Обеих Земель. Воспрянувшие духом, окружённые враги, навалились на растерянных колесничих Хаттусили и прорвали окружение".    

За такую характеристику его воинов Хаттусили, став Великим царём, приказал посадить писца на кол, но царь Угарита, фрондировавший между хеттами и египтянами, взял Илимильку под своё покровительство, а на самом деле это я, Астарта, благоволила ему через угаритского царя Амураппи. Определение, порочащее Великого царя, из хроники вычистили.

"Его величество, Моё Солнце, Муваталли мощный, да отодвинет его судьбу Тешуб1, распорядился атаковать резервом колесниц неожиданную подмогу египтянам. И, как предупреждали вельможи, колесницы сцеплялись осями, переворачивались, резали косами, укреплёнными на осях, лошадям ноги, а новобранцы, хоть неискушённые ещё боями, но сплочённые тренировками и дисциплиной, жаждавшие отличиться и послушные командам своих начальников, умело восприняли удар. Поле сражения превратилось в бурлящую в котле ячменную кашу, где одно зерно убегает от другого.

Часа через два, после того как брат Великого царя Муваталли мощного Хаттусили ворвался в лагерь Рамсеса, из Оронта выловили нахлебавшегося воды царька города Алеппо. Известен потерей договора о вассальной зависимости от Великого царя Муваталли мощного. Непостижимым образом у него пропал черепок из храма бога Грозы, заверенный печатью имперской канцелярии.

1)Хуррито-урартский бог грозы. Отодвинет судьбу -- т.е. смерть

«Расскажи нам, правитель,– небрежно, как и следует обращаться к липовому договорнику,– что там происходит, и почему никто не доносит вестей о победе?» – Спросил его Великий царь.

Царь Алеппо отвечал, простёршись на животе: «Когда в твоём хозяйстве, Моё Солнце, да продлит Тешуб твои дни, нет медного котла, то привезти его важнее, чем пленить Рамсеса»

«Неужели царь стран Золотого Копья, которого я испытал у колеса2, так распустил колесничих?»

2) Испытание водой у колеса – вид божьего суда. Если подозреваемый оставался жив, то подтверждал свою невиновность.

«Не Хаттусили виноват, а бедность твоих подданных. – Продолжал дерзить царь Алеппо, глядя на Муваталли мощного исподлобья и не отрывая от земли живота своего. – На твоих воинах бараньи шкуры, а на египетских чешуйчатые панцири. Их копья не протыкают».

«Зато у моих воинов железные мечи, а у бегемотов бронзовые».

«Что же ты, Великий царь, мечников при себе держишь? Они там нужны».

Муваталли мощный поднялся на боевой колеснице и указал на побоище, говоря: «Иди, раб, и смой позор свой кровью, или вырву твой дерзкий язык».

Кончается год, близится летнее солнцестояние, солнце стоит ещё высоко, хотя битва началась пополудни. Никакой перемены в ходе сражения не случалось, каша ещё не сварилась. Гонцы от Хаттусили переходили Оронт и просили у Великого царя пехоту, но отбывали ни с чем. Разведка доложила, что египетский отряд «Птах» в составе 500 колесниц и четырёх тысяч пехоты, переправился у Шабтуна, посадил воинов на колесницы и через час придёт на помощь фараону. А позади него ещё движется «Су-тех». Итак, два свежих «бегемота» вылезли из болота…»
На этом я прерву Илимильку, он оптимист, если способен шутить в обстановке совсем не весёлой, и не зря я его пригласила в редакторы издательства «Астарта».