Правда о красной шапочке

Моей дочке, Валере,
посвящается…




- Сжечь его! Сжечь, - толпа билась в истерике. Здесь были все –богатые и бедные, солидные горожане и бомжи, солдаты и паяцы. Вся площадь буквально бурлила людьми. Еще бы, не каждый день у нас казнили, да еще и на костре. Я стоял прямо у эшафота. Толпа сзади толкалась и давила, но я , не замечая ни¬чего во все глаза смотрел на него.  Он был привязан к столбу, и хворост под ним был уже разложен. Вот на эшафот поднялся епископ, и рев толпы поутих. Он поднял руки к небу и произнес : « Именем господа и от лика его сужу я и карой господней караю…» Я вдруг перестал слышать его, так как посмотрел пригово¬ренному в глаза. Это были глаза зверя. На высокий лоб клочьями свисали во¬лосы, а его рот скривился в усмешке, обнажив красивые острые зубы. Бескров¬ные губы словно тонкие полоски ткани придавали его лицу хищное выражение. Лохмотья, которые еще вчера были приличной одеждой, уже не могли скрывать его сильное тело со следами от побоев. Епископ продолжал говорить, а я все смотрел на привязанного не в силах оторваться. И тут наши глаза встретились. Болью души и страданьем тела пронзил меня его взгляд.  Он знал, как он будет гореть, гореть заживо. Он уже видел , как языки пламени охватывают его тело, он уже слышал , как трещат просмоленные сучья, он уже чувствовал боль. Я со-дрогнулся.  Все , все, что он говорил мне вчера вновь вернулось и овладело мной. Господи, он же безумец! Он заставил меня поверить во все это! Мною опять овладел ужас и , не выдержав, я закричал: «Кто? Кто же ты такой?!»


Вечером, сидя у Пьера в трактире, я как обычно потягивал свою порцию «Шартресс». Кроме меня в трактире никого не было, хотя был уже вечер. Не успел я подумать об этом, как входной колокольчик звякнул, и кто-то вошел. Я обычно всегда сижу за этим столиком спиной к выходу. Поэтому я не видел во-шедшего, но зато хорошо слышал его. Вот он прошел между столиками и оста-новился. Затем его шаги стали приближаться. Мне стало безумно любопытно, кто же это мог быть? Вот он подошел ко мне совсем близко и остановился. Я скосил глаза на запотевший графин, надеясь увидеть в нем посетителя, но этого мне не удалось. В графине отражалось все – и соседние столики, и чахлые лам-пы, камин, и даже дверной колокольчик, который висел у меня прямо за спиной. Отражалось все кроме вошедшего. А он все стоял и не шевелился, но я отчетли-во слышал его дыхание. Мне вдруг стало не по себе. Захотелось вдруг оказаться дома, у камина, с маленькой Шарлотой на коленях. Я уже хотел было повер-нуться, но тут тяжелая рука опустилась мне на плечо.
- Простите монсеньер ,  что беспокою Вас,  - говоривший все еще находился сзади меня, - но вы позволите присесть к вам?
Не дождавшись моего ответа, он вдруг оказался на стуле передо мной. Я взгля-нул на него и ...
Обычно я с первого взгляда создаю свое мнение о человеке, но тут все обернулось по другому. Я только взглянул в его глаза и застыл. Глубина его зе-леных глаз поглотила меня также, как  морская пучина глотает корабли. Мерт-вый холод сковал мою волю, а мои руки  вцепились а стакан. И вдруг все кон-чилось. Я судорожно выдохнул и оторвался от его глаз.
- Я напугал Вас?, - в голосе незнакомца скользнуло искренне сочувствие.
- Да нет , - я смутился, - просто голова слегка закружилась.
- Я еще раз прошу прощения, - он грустно улыбнулся, - но я впервые здесь. Не подскажете, что мне могут предложить?
- Ну еда тут не отличается разнообразием, а из выпивки осталось совсем мало…
- Простите, а где хозяин?
- Пьер? Да был где-то. Эй Пьер!
Откуда-то из глубины появился Пьер в просаленном переднике, и с не дощи-панной курицей в руках.
- Что тебе Шарль?
- Вот на это, - незнакомец достал кошелек, - что-нибудь промочить горло, - и он метко бросил монету. Успев сверкнуть в свете ламп, золотой был схвачен хо-зяином трактира.
- На это?! Да не это вы можете выпить все оставшееся вино в этой харчевне. Но к сожалению кроме «Бургундского» ничего больше нет.
- Хм, красное. Это символично, - он опять грустно вздохнул, - несите вино.
 Воспользовавшись тем, что незнакомец отвлекся, я хорошенько рассмотрел его. Высокого роста, слегка вьющиеся темные волосы, аккуратно зачесанные назад, высокий белый рот и тонкие линии губ. Затем он повернулся ко мне:
- А вы часто здесь бываете?
- Ну вообще…
Разговор вышел долгим. Мы говорили обо всем. О налогах, о новых за-конах короля, о женщинах, об искусстве. Но было видно, что главное еще впе-реди. Что-то мучило моего собеседника. Что-то, о чем он со мной обязательно поговорит. Пьер принес еще вина, и заодно высыпал на стол горсть новеньких, серебренных сантимо.
  - Вот, это ваше.
 Незнакомца вдруг всего передернуло. Закрыв лицо ладонью и отшатнувшись он быстро сказал:
- Сдачи не надо. Заберите себе.
- Но сеньор…
- Я сказал заберите!
Пьер удивленно взглянул на меня, и затем, собрав монеты, ушел.
- Вы слышали о последних убийствах?, - после долгой паузы вдруг спросил ме-ня мой собеседник.
- Конечно,  - от количества выпитого мой язык уже начал заплетаться, - я так думаю, что это дело рук бежавших недавно каторжников. Хотя поговаривают , что в окрестностях Леона завелся оборотень. Ведь все четыре убийства про-изошли в полнолуние. Чушь все это! Сказки. Вчера вот опять, в полную луну пропала девочка, дочь мясника Луи…
- Да я знаю. Я видел ее вчера вечером. Я как раз проходил мимо их лавки, когда мать отправляла ее к тетке с посылкой, - он вдруг замолчал и уставился на свой стакан.
- Верно, жена Луи испекла для нее пирог с грибами…
- С яблоками.
- Что?
- Я говорю пирог был с яблоками, - он тяжело вздохнул и как-то странно сгорбился, - ангельское создание. Ей было всего восемь лет.
- Простите сеньор, но ей было шесть лет!
- Мне она сказала, что ей было восемь. Боже , как я устал!, - запрокинув ста-кан, он залпом выпил его содержимое.
- Я правильно понял сеньор, что вы встречались с ней в лесу?
- Она была одна и очень напугана. Я встретил ее на развилке, она плакала, - он вдруг умолк, - я не понимаю Шарль, как мать могла отправить ее на ночь глядя. Ведь ей всего восемь лет!
Какое-то странное предчувствие зашевелилось у меня в душе. А он продолжал:
- Она сказала : «Сеньор…», понимаете?, - он поднял на меня свои глаза, и я увидел в них бесконечную боль, - она сказала:»Пожалуйста сеньор, прово-дите меня!». Я клянусь вам, Шарль, что я пытался уйти из города, я не хотел ее провожать, но она… Знаете, это как магнит. Я пытался бороться с этим, но… Я не мог отпустить ее. В лесу было много волков, понимаете.?, - он умоляюще взглянул на меня. Мне ничего не оставалось , как кивнуть. Хо-лодный пот уже пробил меня, а от дурных догадок хмель выветрился из го-ловы, - я знал, что именно сегодня там было много волков!
Над столом повисло молчание. Затем он поднял на меня глаза. Они были полны слез.
- Я так устал моншер! Я больше так не могу… Знаете, она очень гордилась своей шапочкой, которую связала ей бабушка. Она только и говорила о ней. Маленькая прелестная шапочка красного цвета. Она была ей очень к лицу… Мы были уже почти у дома когда это началось. Сначала я попытался про-гнать ее, но она снова начала плакать. Тогда я решил, что смогу еще вытер-петь, но луна уже поднялась .Когда показался дом, мои зубы уже выпирали изо рта, а еще через мгновенье я упал. Знаете Шарль, деформация тела – ни-что по сравнению с деформацией души. А она видела! Стояла и все видела, бедная девочка. Последнее, что я помню – это красную шапочку, которая огнем горела в пока еще моих глазах. Господи, за что мне это?!
Он вдруг закусил губу и уставился на меня. Мои волосы уже давно
встали дыбом, а сердцем овладел ужас. Неужели все , что я слышу  - правда? Или это бред больного?
- Я надеюсь Шарль, что она умерла до того как я … как он сделал это. Умерла от страха. Бедное,  ангельское создание! Ведь она ничем не провинилась.
Я сидел с окаменелым лицом и смотрел, как он плачет. Я не знаю, что меня приковало к стулу, но встать я не мог. « Бог мой, оборотень! Я сижу за столом с оборотнем!» У меня вдруг задергалась бровь. « Я что, умер? Или это сон? Все , что угодно, но только не правда. Вервольфы, упыри, оборотни – это все сказки. Я наверное сошел с ума!» А он все продолжал:
- Когда я пришел в себя, я был весь в крови, как обычно после этого. Кругом была только кровь и …
- Стойте!, - еле выдавил я, - зачем вы все мне это рассказываете?
- Я только хотел…
- Вы сумасшедший! Вы пьяны!, я нашел в себе силы встать, - вы несете бред, - шатающейся походкой я попытался пройти к выходу.
- Постойте Щарль, послушайте!
- Я не хочу вас слушать! Вы больны! Я с вами не знаком, я даже не знаю ва-шего имени!
- Меня зовут Ульф,  - вдруг спокойным голосом сказал он, - простите Шарль , я не хотел.
Я нашел силы взглянуть в его глаза. Боль, отчаянье, мольба - все смешалось в его взгляде. Он продолжал сидеть, как и раньше, только как-то осел на стуле. Я не мог больше выносить этого. Рывком открыв дверь я вывалился наружу…



- И мы, сыны Господни, предаем демона огню!, - епископ махнул рукой, и два человека с зажженными факелами бросились к столбу. Просмаленный хворост вспыхнул моментально. Огонь стал с жадностью лизать столб и человека, при-вязанного к нему. Ульф молчал. Последнее, что я помню перед тем как огонь окончательно поглотил его, это его губы, прошептавшие: Люди! Простите ме-ня!» Кающийся демон! Видели ли вы такое когда-нибудь? Нет, я определенно сойду с ума. Что? Кто Я? Ах, простите, я забыл представиться. Меня зовут Шарль Перро!