Монолог 14

14.

Я родился здесь, вырос и жил,
Барабанил в отряде «зарю»,
И под звуки оркестра ходил,
Воздавая хвалу Октябрю.
                ****

А видели бы вы, как оживлялся Город в праздники! Ведь праздники он любил и отмечал их со всем вдохновением и размахом, на которые только был способен и, если учесть, что праздников было много и они были очень разноцветны, то не возможно понять, как они все сочетались в душах и умах моих земляков, тем более, что праздновали они всё на полную катушку...
Наиболее массово и помпезно отмечались Красные Праздники. К ним готовились заранее: с улиц, парков и скверов вывозили мусор, подбеливались бордюры, деревья и столбы, везде, где только можно, вывешивались флаги, флажки, транспаранты;  на Площади устанавливалась трибуна, обитая кумачом и ее начинали круглосуточно охранять наряды милиции. Школы, техникумы, училища, институты – все тренировались ходить колоннами ровно и в ногу, а, кроме того, дружно кричать «Ура!». Праздник витал в воздухе, он тормошил всякого и требовал исключительного внимания к себе.
И вот наступал Красный день. Красный, во-первых, по цвету флагов и транспарантов; во-вторых, по цвету листка календаря; и в-третьих, красный издревле в русском языке был синонимом красивого. Утром я просыпался от звуков музыки и громких голосов людей, большими группами идущих к местам сбора. Наскоро  позавтракав и нарядно одевшись, выходил из дома и сразу же окунался в праздничную суету улиц. Музыка звучала со всех сторон с разной силой громкости, что создавало очень интересный эффект объемности; чуть ли не на всех углах стояли выездные буфеты, торговавшие и напитками, и закусками; колонны демонстрантов, казалось, шли в противоположные стороны по боковым улицам, но знающему Город, было ясно, что все они, хоть и с разных сторон, шли к тому самому истоку, откуда в час «ИКС», как по мановению волшебной палочки, сливались в единую реку, гремящую и танцующую, стремительно скатывающуюся по Проспекту, мимо трибуны на Площади, к самой  Реке. Во всех дворах многоэтажек,  с обоих сторон от Проспекта, на столиках, парапетах и детских грибочках, накрывались импровизированные столы с обильными выпивкой и закуской. Оживленно беседуя, смеясь и пританцовывая, люд Города начинал праздновать, уже предвкушая всё то, что их ожидало впереди, на протяжении дня.
В разное время не однозначным было отношение организаторов Красных Праздников к волеизъявлению народа насчет выпивки и закуски, но любые попытки изменить эту традицию, заменив вино, к примеру, лимонадами или соками, не приводили ни к каким результатам, - традиция была незыблема, народ непоколебим.
Итак, демонстрация шла по Проспекту с развивающимися флагами, разноцветными шарами, портретами вождей и транспарантами, надписи на которых настолько часто произносились с трибун, печатались в газетах и журналах, писались на заборах и стенах домов, что уже совершенно не воспринимались смыслово, а были больше этаким антуражем, без которого демонстрация не мыслилась, не воспринималась. Лозунги, звучавшие с трибуны и на которые проходящие мимо должны были отвечать дружным раскатистым «Ура-а-а!», тоже были настолько заштампованы, что в смысл их никто не вдумывался,  а воспринимался просто как звук. Пройдя трибуну, колонны  автоматически теряли стройность, распадались на отдельные группы, в которых шло оживленное обсуждение,  где продолжить праздничное возлияние, а на подходе к Парку, рассыпались совсем, смешиваясь с потоками людей, гуляющих по Броду, спускающихся вниз, к Реке, рассасываясь поперечными улицами по ходу движения. Весь Город превращался в один общий, гудящий, пьющий и жующий шалман, постепенно редеющий, поскольку многих уже ожидали накрытые столы по домам своим да чужим, в кафе и ресторанах, в общем, везде, где только возможно было их накрыть, а на газонах и парапетах, на лавочках и пеньках, ветер шелестел газетами, обертками и прочим хламом, гоняя их перед собой и закручивая по углам в маленькие вихри.

Полз Рассвет по стенам серым,
Чуть промокший от дождя,
И по милиционерам,
И по бронзовым вождям,
И по лицам, и по крышам,
По машинам и такси,
Пробираясь еле слышно,
Шептал : «Господи, спаси...»

Полз Рассвет по битым стеклам,
Что везде в грязи блестят,
И по магазинным полкам,
И по «Славе Октября»,
Теребил знамена робко,
Ветром шарики носил,
И как будто ненароком,
Думал: «Господи, спаси...»
                ****
Однако, были Праздники, в то время, не отмеченные красным цветом на календаре, но любимые и почитаемые моими земляками. Из них, больше всего мне вспоминается Пасха, Праздник, называемый тогда в народе «вкусным» и, не смотря ни на какие запреты, довольно широко отмечаемый. Очевидно, расположение Города, его многонациональный состав и какой-то бунтарский дух, не могли заставить Горожан отвернуться от этого весеннего и светлого по сути своей христианского праздника. Причем, праздновали его, по моим наблюдениям, не только христиане, а практически все жители моего Города.
Да и мне самому очень нравилось, подставив лицо дыханию легкого жасминного ветерка, поздним вечером с друзьями не спеша входить в храм и долго стоять среди верующих, с лицами обращенными к иконостасу  и повторяющих за священником слова праздничного богослужения. Это был некий удивительный, непостижимый для меня Мир, - мир смирения и кротости, мир любви и целомудренных поцелуев. Вдоволь наслушавшись песнопений и надышавшись дурманящим дымом ладана, я выходил на свежий воздух, с наслаждением вдыхая ночные запахи весны. Сколько помню, дни празднования Пасхи всегда отличались теплой сухой погодой и чистым звездным небом, словно сам Божий Сын наблюдал за священно действом, творящимся на Земле. А вот уже из храма хлынул люд во главе со храмовыми служителями, несшими хоругви, иконы и свечи, - это свершался крестный ход вокруг храма. Меня никогда не тянуло в эту толпу, как овцы, идущую за пастырями, а больше привлекало наблюдать, стоя в стороне, за происходящим, вглядываться в лица проходящих, запечатлевая в памяти лики, освещенные свечами и достойные кисти иконописца.

И смысл неясных слов является из тьмы,
Как вспышки дивных звезд на бархате небесном.
И буйный свет Луны,
И отзвуки весны,
И вечный шум сосны, и скука в ходе крестном.

Но свет иконных глаз с тоской глядит на мир
И рвется пополам церковная завеса;
В сиянии порфир
Поет дьячок псалтырь
И ладана дымок окутывает чресла.
    ****

Крестный ход снова втягивался в раскрытый зев храма и продолжалась пасхальная служба. А я уже брел домой, немного усталый и растерянный, так и не поняв ничего, но чувствуя, что прикоснулся к чему-то очень древнему и значительному, способному в корне изменить человеческую жизнь, наполнить ее особым, неизвестным пока мне, смыслом.
Утром, обычно, я вставал поздно и первым делом выглядывал в окно – какова погода? Ну конечно, солнце сверкало, паря в голубом небе, по которому плыло маленькое пушистое Облачко, зеленела трава, цвели абрикосы, дурманящий запах цветов которых был ощутим даже через стекло, а в доме стоял пряный запах свежеиспеченных пасок, дразнящий и завораживающий. Ополоснув лицо холодной водой, я садился за стол, брал в руки целую паску, разламывал ее на две части и с жадностью вдыхал ароматный запах печеного теста.
А Город стучал в окно ветками цветущего абрикоса, приглашая пройтись по любимым моим улицам, встретиться глаза в глаза с людьми, приветствующими друг друга радостными возгласами:
- Христос воскрес!
- Воистину  воскрес!...