Прошлые жизни. Поезд

Город меня "достал". Мне противна эта бестолковая суета, вечный шум, свист тормозов, крики людей и их взгляды, пустые, беглые, как выстрелы. Нет ничего, что бы держало меня здесь. Город это место, где много людей, но среди толпы я всегда остаюсь одиноким, а серые и безликие коробки домов для меня – клетка.
Я уеду отсюда прочь, и там обрету то, о чем мечтал всю жизнь. Это не положить в чемодан и не раздать нищим. Это не вещь, но она нужна мне, чтобы жить. Там, за горизонтом – Свобода!
Её предчувствие выталкивает меня из городского муравейника, и я не сопротивляюсь. Мне нужно ехать, хотя конечного адреса не знаю. Это не важно, потому что любое место на Земле будет другим. Другой воздух, другое небо, другие чувства, другие мысли, другой я!
На вокзале толкучка. Люди толпами двигаются по перрону к поездам и наоборот. Кто–то увешанный сумками и чемоданами рвётся наперерез, проталкиваясь среди потных тел – опаздывает.
Зазывалы таксисты назойливо предлагают приезжим: "Едем?". Вопрос для меня решенный. Мысленно отгоняю от себя их внимание. Мне не в ту сторону, куда бы они ни предложили. Но один, всё-таки подбежал ко мне, и с надеждой взглянув на меня снизу вверх, спросил: "Едем?". "Нет!" – отрезал я, а он тут же побежал к следующему потенциальному пассажиру.
Отборный мат, волнами эхо промчался по перрону. Мужик с красным и отёкшим лицом материл весь белый свет. У его ног блестели осколки бутылки, а пивная пена ещё не растаяла на грязном асфальте. Носильщик, который случайно задел локоть мужика в тот момент, когда он открывал пиво, проворно удалялся. Мужик слал ему проклятия и грозил кулаком. Поезд тронется с минуты на минуту и до мозга мужика доходит, что ещё за одной бутылкой сбегать он уже не успеет. От этой мысли сделалось тоскливо, лицо стало багровым, а волна злобы выплеснулась в последнее грозное слово: "Сволочь!".
"Чего разорался? – бросила ему проходящая женщина с маленькой собачкой на поводке. – В поезде есть вагон-ресторан, там и похмелишься!". Мужик гневно сплюнул, видимо не ожидал такого участия со стороны прохожей.
"Да пошла ты… Кашёлка старая!" – крикнул он ей.
"Сам ты урод!" – ответила она оскорблением за обиду.
"Интеллигентно побеседовали, – отметил я про себя, усмехнувшись, – почти в тесной дружественной обстановке".
Вдруг раздался пронзительный визг. (А может, это Судьба?) Кто-то из толпы наступил на собачку. Она вырвала из руки поводок и помчалась вдоль перрона, а потом спрыгнула на рельсы и помчалась по шпалам. Металлические звенья поводка громко звенели и тем самым, сильнее её пугали. "Такая маленькая, а прыти, как у гончей", – удивлённо подумал я.
"Муся, Мусенька",– кричала женщина, бросив сумку и прижав к щекам руки. Она удалялась, и хозяйка побежала следом, разрезая толпу своими габаритами. Собачонка убежала бы совсем, но её поводок зацепился за торчавшую из земли арматуру. Она будто встретила невидимую стену. Её тело швырнуло так, что перевернувшись через спину, она ударилась о шпалу головой, и слабо дёрнувшись, замерла. Женщина подбежала к распластанной Муське. Из пасти, по розовому её языку стекала кровь. Она ещё дышала, но это было прощанием со своей собачьей жизнью, со своими "собачьими радостями". Ещё живые глаза видели, как подошла та, кто её любит, как слёзы катятся по щекам. И если бы собаки могли говорить, то женщина услышала бы тихое: "Так надо! Ради тебя, любимой!". С последним выдохом душа её отправилась прямиком в собачий рай, а глаза покинула Жизнь, и они погасли, сделавшись стеклянными.
Женщина взяла мёртвое тело на руки. Голова бессильно свисала вниз, а собачья кровь капала на гравий насыпи. Она стояла так безучастно ко всему окружающему, будто она сама умерла. Поезд двинулся в путь, но ей было всё равно. О чём думала она? Может быть, она осталась совсем одна? Или вспоминала она прекрасные и волнующие моменты жизни своей подруги? Рождение, проказы, благодарный язык, лижущий руки? Или вспоминала полные Жизни глаза? Никто не знает, что в Душе её  творится сейчас.
Я наблюдал за ней из окна вагона, и когда проезжал мимо, то в глазах увидел немой вопрос: "За что вы убили её?".
Кто наступил на собачку? А может, она сама бы сбежала? Можно ли предопределить будущее и цепочку событий?  Или это случайное стечение обстоятельств? Или план, задуманный свыше? Может, так надо было поступить, чтобы малым Злом уничтожить большое Зло?
Я не знаю, какова доля случайности в линии Судьбы, но мой технарский мозг всегда твердит о том, что случайность – это не доказанная закономерность. Хотя, чертовски приятно думать, что Судьба распоряжается всей моей Жизнью, и не нужно ничего делать, не нужно ни к чему стремиться, а только плыть по течению, созерцая Мир. Случайностей не существует – всё закономерно! Ничего нельзя изменить, и даже сделать его чуточку добрее нельзя, если этого не позволит Судьба.
Но я хочу сделать Мир лучше и потому должен творить свою Судьбу сам. Я сам должен вносить в неё элемент случайности. Может, в этом моя Судьба, чтоб творить собственную?
Так я думал, когда смотрел в глаза женщины, и когда мы встретились взглядами. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, пока вагон проезжал мимо. Нас разделяло только стекло, но мне показалось, что эта физическая преграда ничто, по сравнению с той пропастью, которая возникла между нами. Это то, что навсегда разделит нас на живых и мёртвых. Я видел взгляд из другого мира – из мира живых.
Совсем недавно мы были частью единого целого – мы были частью необузданной, дикой толпы, а теперь, она стоит одиноко с мягким, остывающим тельцем собачки, а я всё ещё остаюсь частью толпы и сижу здесь вместе со всеми в этом вагоне. Если и видела она меня, то я останусь в её памяти простым эпизодом жизни, кадром, нарисованным в окне. В мгновение, горькое и тяжёлое, она встретила мой взгляд и, может быть, в ней что–то изменилось, и ожесточение не заполнит её Сердце, и зло не заберёт её Душу?
Мне стало тоскливо, потому что я не увижу её больше никогда. "Почему - же не увижу?" – странный вопрос родился в недрах мозга. Я могу вернуться, и найти её, и встретиться, и даже сказать несколько слов. Но какой-то внутренний голос мне шепчет: "Обратной дороги нет! Ты не встретишь её никогда…".
Мой разум не может понять этих слов: "Но почему?".
"Потому что ей нужно Жить!" – таков был ответ, ещё более странный.
"Кому? Кому это надо жить?" – услышал я знакомый грубый голос. Это говорил мужик с красным лицом. Он издевательски лыбился, и смотрел в упор на меня красными колючими глазками. Видимо, последние слова я произнёс вслух, сам того не заметив. Злорадством пропитан его взгляд. Он, видимо, тоже наблюдал историю с собачкой.
"Она что ли? Это шавка? Нашел, кого жалеть! Брось! Сдохла и чёрт с ней!" – произнёс он.
Потом я долго выслушивал тираду о том, что все собаки твари и суки, что и бабы тоже суки. Все его слова перемежались матами, так что смысл я плохо улавливал. Как сумел он приплести к животным ещё и женщин? Да, чужая Душа – потёмки. Наконец, исчерпав все слова, которые знал, он умолк, и беспокойно поёрзав на месте, выдавил: "А… Пойду за пивком! Посмотри за местом". Когда он скрылся в дверях, я подумал: "Какой же это злой и чёрствый человек. Нет ничего на уме, кроме выпивки. Несчастен он в этом. Да только ли он один виноват в своей злобе? Разве Добра в Мире больше?"
Поезд мчался вдаль. Я сидел у окна и смотрел, как летят вспять придорожные столбы. Впечатления первых минут путешествия начали блекнуть и забываться. Сейчас другие обстоятельства окружили меня, и я по-новому ощутил себя в состоянии движения к своей Цели. С каждым стуком колёс она становилась всё ближе и реальней. Скоро, очень скоро я стану свободным!
Мужик вернулся через час. Его лицо стало рубиновым. Он был пьян и сильно шатался. Цепляясь за сидения и за пассажиров, он медленно продвигался к своему месту. Я надеялся, что он не найдёт его и пройдёт дальше, но в битком набитом вагоне вопрос о месте довольно прост – оно либо есть, либо его нет. Свободное  место только напротив меня, а я ещё стойко защищал его от других пассажиров, отсылая их дальше по вагону. Посадил бы кого другого, мужик и не заметил бы в таком состоянии физического не стояния. Но это уже поздние мысли, а мужик бухнулся на лавку и уставился на меня своими пустыми, как у карася, глазками.
Я старался на него не смотреть, но всё же краем глаза заметил, что он не меняет своей позы уже несколько минут. Тогда я посмотрел внимательней, и, оказалось, что он спал. Спал с открытыми глазами, забыв, видимо, их закрыть. Его глаза смотрели в никуда, в точку, и самое неприятное было то, что точкой этой оказалось моё лицо. Ему-то, конечно, было всё равно, но я чувствовал себя неуютно, будто сижу перед мёртвым истуканом.
Странно и необычно наблюдать спящего с храпом человека с открытыми глазами, хотя и пьяными. Я считаю себя уравновешенным человеком, но этого взгляда выдержать не могу. Мне кажется, что храпит он только для вида, а на самом деле внимательно рассматривает меня.
Тем не менее, я решил поискать другое место, понимая, что у меня нет никаких шансов его найти: люди стояли в тамбурах и проходах. Я отправился вперёд, выслушивая брань и слова: "Куда прёшь?". В этом нет ничего странного, ведь идти было трудно, и я не шёл, а продирался сквозь тела людей. Так преодолев несколько вагонов в гаме и давке, я оказался в последнем тамбуре. Всё, дальше идти некуда. У окна стояли две девицы и курили, не обращая на меня никакого внимания.
 Мой взгляд упёрся в дверь к машинисту. Необычно то, что она оказалась слегка приоткрытой. Мне часто приходилось ездить и немного реже бывать в этом месте, но я никогда не видел здесь открытой двери. Мне интересно, что же за ней. Мне всегда казалось, что там какой-то особый, загадочный мир. Там, всего один человек управляет таким огромным механизмом. Этот человек мне кажется волшебником, которому подчиняется этот чудо-поезд.
В эту минуту, я вдруг почувствовал себя ребёнком, сердце моё забилось в сладком предчувствии осуществления давней детской мечты. А теперь, вот она, там, за этой дверью.
Я прошёл внутрь и дальше по коридору вышел в кабину машинистов. Множество лампочек светились и мерцали на пульте. На приборах дёргались стрелки, показывающие что-то. Рычажки и тумблеры усеивали как колючки весь пульт. И всё это "великолепие" подчинялось машинисту!
"Попробуй, разберись-ка тут во всём! Наверно, надо быть Богом, что бы всё это понять?" – подумал я с восхищением.
В кресле, прямо за пультом, сидел тощий мужичёк и смотрел на дорогу, а потом, обернувшись, произнёс: "А, это ты! Давай, проходи, проходи!". Он сказал эти слова так, будто знал меня всегда, а мы с ним давние приятели, даже почти родственники.
Я удивился такому приёму. Может, он действительно меня знал, да и лицо его мне показалось знакомым, но кто он, и где я мог его видеть, так и не вспомнил. Мне показалось, что он был и не человеком вовсе, а особым, отличным от всех Образом. Да, это был образ определённого типа людей, и тип этот не был привычным и нормальным. Уж в этом-то я уверен!
Мне приходилось встречаться с дураками. Если внимательно присмотреться, то в толпе их можно найти немало. Их отличает от других людей взгляд в небо и улыбка, будто видят они там кого-то и радуются. Каждый дурак этого сорта живёт в особом, собственном мире, и с ними можно нормально общаться, создав свой, дурацкий мирок. Нормальный человек легко может надеть эту маску, а дурак дурака, как известно, видит издалека, и можно прекрасно ладить друг с другом. Иногда, бывает интересно узнать, как видит дурак наш, нормальный мир. А может, это его Мир нормален?
Совершенно особый сорт дураков – сумасшедшие. Что бы с ними общаться, надо быть хотя бы просто настоящим дураком, а иначе разговора не получится, и реакция может быть самой непредсказуемой.
Мужик за рычагами был именно из этого сорта. Глаза его блестели, как в лихорадке. Лицо его постоянно кривилось то от гримасы смеха, то плача. Казалось, он был воплощением всех человеческих эмоций одновременно. Руки его не знали покоя, и, когда одна рука срывалась вниз, то другая следовала за ней, поднимала её на пульт, а потом хлопала по ней в наказание за излишнюю вольность.
"Да, типичный сумасшедший! – подумал я. – И как это ему доверили управление поездом, в котором едут люди? Он же должен быть ответственнен за их жизни! Но даже за свою собственную, никому не нужную жизнь, он не в ответе!"
Мужик дёргал за рычаги непослушными руками и всё время хихикал. "Хи-хи-хи, хи-хи-хи", – бессмысленно и непрерывно, без особой интонации, как заезженная старая пластинка.
Наверное, я должен был испугаться, или как-то ему противодействовать, но странным образом почувствовал родственную душу. В ней было моё отражение. Таким бы я был, если бы не обращал внимания на моральные законы общества. Эти законы ограничивают свободу в поступках и мыслях. Мир мой делит всё на "прилично" и "неприлично", этим самым сооружая клетку. А я шёл по "приличному" пути, и потому, всегда завидовал тем, кто не знает вообще никаких правил. Они и есть свободные люди, а сумасшедшие – самые свободные из свободных. Таким я хотел стать, но Добра внутри меня больше.
Нас объединяет только одно: мы оба изгои. Он – отброс общества и изгнан им, как непонятый тип людей, а я – отброс города, он не давал мне свободы, но я выдавил себя из его лап.
У сумасшедших Душа открыта, как рана и они чувствуют всё гораздо острее и мучительнее. Она чувствует и родственные Души. Вот почему, мужичёк тот принял меня за "своего". Для него я не опасен.
"У меня была детская мечта – стать машинистом", – произнёс я.
Впереди стрелы рельс уходили в небо. Меня всегда манила дорога, и страсть к путешествиям всегда оставалась в крови. Мне хотелось взяться за рычаг, хотя бы подержать и почувствовать его металл. Детская мечта моя не исполнилась. Машинистом я не стал, и вообще никем не стал. А здесь вот он, рядом! Вот Мечта – бери!
Мужик, будто прочитал мои мысли, обернулся и, подмигнув левым глазом, проскрипел: "Твоя мечта исполнилась. Садись вот сюда, на моё место!"
Наверно, предложил бы это нормальный человек, я бы попробовал, но он таковым не являлся, и, после этой фразы, ко мне пришло понимание главного, что отличает меня от него. Я знаю меру безумства, а у него меры нет!
Ужас охватил тело и зашевелил мои редкие волосы. Мне не хотелось верить в его безумие. Нельзя вот так просто взять на себя Жизни тысяч людей и играть ими, как при игре в детские паровозики. Я не имею на это право!
" Нет, нет, что ты. Я не умею управлять. А ты себя хорошо чувствуешь, может мне твоего помощника позвать? Тебе отдохнуть надо! Полежи вот в купе за стенкой. Позвать, а?" – произнёс я, где-то в глубине Души надеясь, что он меня разыгрывает. Голос мой звучал неуверенно и дрожал. Лучше бы я молчал. Этим я выдал свой страх.
Мужичёк рассмеялся звонким смехом, откинувшись назад, закатив глаза и наслаждаясь экстазом своего безумия. Несколько секунд я слушал этот пронзающий мозг смех. Он меня парализовал. Тревога подкатила холодной волной к Сердцу. Что-то не нравится мне всё это.
Вдруг, смех резко оборвался и мужик крикнул: "Смотри, как надо управлять!" Поезд рванулся вперёд. Гримаса его стала серьёзной. Маска безумия слетела,  обнажив застывшее, белое, как гипс, лицо. Из уголка губ брызнула струйка алой пены, которая стекла по подбородку и вытянулась нитью до самого пола.
Меня отбросило назад и я, зацепившись за что-то ногой, грохнулся на грязный пол. Поезд набирал ход, и мне трудно было подняться. Спиной к стенке я выпрямил ноги и посмотрел вперёд. Миллионы игл впились в мой мозг от страха и все разумные мысли на мгновение испарились. Прямо на меня мчался другой поезд.
Я бросился к мужику, только он мог остановить поезд, хоть и безумен. Но он, выпучив глаза, застыл, как изваяние. Он не дышал. Он был мёртв.
Какой рычаг он нажимал, я не видел, и как остановить поезд я тоже не знаю. Встречный поезд, видимо, начал останавливаться, но мой поезд мчался вперёд. И тут понял, что произойдёт неизбежное. 
В моих мозгах пронеслось ощущение пира, пира Смерти. Несколько секунд и всё перемешается – мёртвая плоть и мёртвый металл, кто-то будет жить, а кто-то умрёт. Я мог остановить этот ад, если бы вовремя понял, кто этот мужик.
Я рванулся к людям. В тёмный коридор, из купе, на пол падал свет. Внутри лежал молодой парень в форме машиниста и с перерезанным горлом. Под ним расплылась лужа чёрной крови. Голова была неестественно завёрнута набок, и виднелись белые хрящи гортани. "Бежать, бежать отсюда!"– билось в моей голове.
Я выскочил в тамбур и захлопнул дверь. Сердце моё рвалось наружу от бессилия перед безысходностью.
Там, за стеклом, в вагоне люди. Они живут. Они дышат. Кто-то дремлет, кто-то читает. Дети шалят и весело смеются. Жена отчитывает за что-то своего мужа. Я подумал о мужике с красным лицом. Так и спит, наверно, с открытыми глазами. Только один я знаю, что будет здесь через несколько ударов Сердца. Кто-то умрёт, кто-то будет жить. Но кого спасти, и как спасти? А вдруг спасу того кому суждено выжить, и того кто погибнет я не спасу?
Ещё мгновение и я ворвался в вагон. Только единицы подняли головы. "Спасайтесь!"– крикнул я и ударил ногой по стеклу. Оно взорвалось наружу, а внутрь влетел стук колёс. Встречный поезд свистел и гудел.
Ребёнок оторвался от груди и заплакал. Его мать подняла на меня глаза. В них я увидел только одну молитву: "Спаси его, господи!"
Я нежно прижал его к Сердцу рукой, вскочил в оконный проём, дёрнул стоп-кран и прыгнул.
Ветки ударили меня в затылок, расцарапали шею, потом что-то тупое ударило в спину, и на мгновение померк свет. Боли я не чувствовал, и только пришёл в себя, как звук от удара взорвался в моей голове скрежетом гнущегося металла. Ничего в мире больше не существует, кроме него. Он меня поглотил своей холодной безжалостностью, только для того, чтобы перетереть меня в своих жерновах.
Мне показалось, что в этом месиве я слышу крики людей, последние крики ещё живых людей. Я слышу их боль и ужас. Мне нужно закрыть уши, чтобы не слышать этого ада, но я не могу этого сделать: руки держат ребёнка.
Я лежал на спине и чувствовал, как стонет земля от падающих и исковерканных вагонов. Каждый удар пронизывал меня изнутри болью, тупой и непонятной. Эта боль забирала силы.
Потом всё стихло, будто ватой забило уши. Только тук-тук-тук билось сердечко маленького человечка на моей груди. Слышалось сопенье маленького носика. Он был без сознания, но все-таки Жизнь не покинула его.
Среди тишины, в высоком небе, пела свою звонкую песню птичка, как будто ничего не случилось здесь в мире людей.
Эти секунды тишины взорвались голосами и криками людей. Кто-то пришёл в себя и звал на помощь, кто-то стонал, не в силах побороть боль. Слышались проклятия небу, вперемешку с рыданиями и плачем: "За что, Господи?"
Я понял, что всё кончилось, и все уже разделены на живых и мёртвых – и Смерть, как борозда в Судьбе каждого человека разделила два существования Души.
Медленно, я побрёл туда, где были люди. Во мне ещё звенел звук удара. Он замирал на время, а потом снова возвращался с новой силой, расплющивая мою Душу. Вокруг меня бегали и суетились люди. Появились носилки и врачи. На носилках лица закрытые и открытые. Их уносят в разные машины.
Я шагал, как во сне, всё ещё не веря в то, что видят мои глаза. Нет, это не реальность, а может это мираж, видение, галлюцинация?  Как же так, ведь несколько минут назад, никто не думал, что может случиться страшное. Никто не думал умирать. Они мечтали, любили, плакали и смеялись, они дышали Жизнью и были полны ею. Теперь всё! Нет Любви. Нет Жизни. Нет ничего!
Я шёл всё дальше и дальше от смешения железа и трупов, от криков и стонов. Мне нужно покинуть город, я должен достичь своей цели. Ухожу прочь, ухожу без сожаления.
Обогнув последние обломки, я, наконец, вышел на чистый путь. Дорога впереди меня теперь открыта. Я оглянулся. Там начинался пожар. Люди на фоне огня казались чёрными точками. "Прощайте!"– прошептал я, не слыша свой голос.
Сделав несколько шагов, я взмыл над дорогой и лесом. Так намного легче! Чувствую внутри себя необычайную воздушность и тепло, которое струится сквозь меня, заполняя странным восторгом. Мне памятны полёты во сне. Говорили, что в это время человек растёт и мне нравилось в них летать. И сейчас я тоже лечу, но этот полёт другой – он не заканчивается падением. Я поднялся выше и ещё раз посмотрел туда, где был недавно.
Что-то шевельнулось внутри меня. Это память пыталась мне напомнить о чём-то. Как я мог забыть  о ребёнке? Руки мои пусты, где же я его оставил. Когда потерял с ним связь? Надо его найти! Я развернулся и помчался к огням.
 Вдруг, взгляд мой упал на знакомую личность. Мужик с красным лицом стоял на четвереньках и по-собачьи тряс головой из стороны в сторону. Он что-то невнятно мычал, и с распухших его губ срывалось только: "Брррр, брррр". Бедняга думает, что всё ему снится и пытается проснуться, но из реальности проснуться нельзя. Прощаю тебя!
 Я услышал плачь. Это плакал Мой ребёнок. Он очнулся и теперь звал к себе. Он кричал, пытаясь освободиться от объятий лежащего навзничь человека. Одна рука упала безвольно рядом. Ребёнок сел на его живот, держась за палец другой руки. "Привет!" – с улыбкой сказал я. Он протянул ко мне руку и замолк. Я утёр ему слёзы и поцеловал в розовый лобик. "Живи мой милый! Тебя буду навещать и хранить!" –прошептал я и поднялся в небо. Он снова заплакал. К нему шла мама…
Эйфория счастья захлестнула меня, и я отправился к великому свету.
25.11.09.