Дитя

Тучи серой пеленой закрывали солнце, обозначенное светлой точкой посреди однородной гущи неба. Мелкий неприятный снег сочился  сверху, превращаясь тут же на мокрой дороге в слякоть, готовую сковаться холодом. На улице изредка появлялись повозки и спешащие куда-то автомобили. Люди, подгоняемые наступающей стужей, пытались убежать от пробирающегося под одежду мороза.
Петербург замерзал.

Завывания вездесущего одинокого ветра переплетались со звуками скрипки, доносящимися с края улицы. Там, надрываясь и, слёзно прося чего-то, как ребёнок, в руках музыканта пел потёртый, видавший виды инструмент.
Музыкант бережно выводил лиричные, пронзительные мелодии, останавливая на секунду редкого прохожего.
Закончив играть, скрипач  глубоко вздохнув, доставал платок и нежно, любовно протёр свою скрипку.
В очередной раз, проведя платком по корпусу своего ненаглядного дитя, музыкант поднял глаза и встретился взглядом с хрупкой, болезненного вида женщиной с измученным лицом, ветхо одетой и держащей в руках корзину. Она заворожено, почти фанатично наблюдала за каждым его движением. В её взгляде читалась потерянность и надежда. Невдалеке стоял, прислонившись к стене грязный нетрезвый человек. Он изредка косился на скрипача и презрительно кривил губы.
Человек со скрипкой, грустно взглянув на слушательницу, начал играть протяжное, горькое произведение, но, бросив ещё один взгляд на женщину, переменил ритм и лад своей музыки и заиграл в мажоре.
Скрипка пела всей палитрой радостных звуков. Музыкант улыбнулся зрительнице, стараясь её приободрить.
Глаза её заблестели. Ещё некоторое время она стояла и слушала, затем, будто вспомнив нечто важное, прижала к себе корзину и быстрым шагом покинула место рядом с уличным музыкантом.
 Скрипач, как только женщина скрылась из виду, снова заиграл минорно.

Пьяный зевака, развеселённый мотивом прошлой мелодии и желанием согреться, подошёл ближе и быстрым движением выдернул инструмент из рук музыканта. Поддразнивая владельца, он взял её как гитару и ударил по струнам. Скрипка издала жалостливый отчаянный стон. Глаза скрипача расширились от ужаса, он сделал несколько шагов к обидчику, но так и застыл, протянув длинные тонкие белые пальцы к скрипке.
Пьяный кривлялся и крутил инструмент в руке, опасно подбрасывая его.
Скрипач сжал кулаки и сдвинул брови. Он смотрел на опасные манипуляции весельчака с растущей решительностью.
Вот отполированное тело предмета снова взметнулось в воздух, в этот момент человек без скрипки кинулся на врага, поймал одной рукой своё дитя и повалил на землю обидчика, прижав его всем телом.
Весельчак с разбитой губой ещё несколько минут барахтался, пытаясь нескоординированными движениями сбросить с себя человека, но постепенно обмяк и захрапел.
Вернувший себе своё детище музыкант облегчённо вздохнул, тщательно и бережно протёр инструмент полой своего тонкого плаща, встал с пьяницы и, захватив футляр, отошёл на значительное расстояние от лежащего, прежде, чем снова начал играть.
Через некоторое время ему показалось, что он видел в толпе проходивших женщину, так внимательно слушавшую его утром, но вспомнил он это только тогда, когда, закончил играть и укладывая скрипку в чехол, наткнулся глазами на корзину, поставленную у самой стены, сзади него.
Начинало темнеть. Человек заглянул туда. В грудах полусырых одеял лежало маленькое человеческое существо, дрожа от холода всем телом.
Титр от музыканта: «Доигрался»

Музыкант сидел напротив затухающего костра, снаружи его хлипкого жилища с выбитыми стёклами бушевала стихия. Последние запасённые ветки были брошены в огонь.
Скрипач посмотрел на завёрнутое в его плащ дитя. Оно всё ещё не согрелось и дрожало. В поисках помощи оно упорно и требовательно вглядывалось во владельца струнного инструмента.
Человек со скрипкой, поёживаясь, блуждал взглядом по комнате. Перед ним явно стояло какое-то важное, невыразимо сложное решение.
Ребёнок начал плакать, замерзая. Источник тепла практически догорел. Скрипач попытался согреть дитя своим теплом, но оно не переставало кричать.
Исполнитель положил ребёнка обратно в корзину и побледнел ещё сильнее, чем может побледнеть замёрзший человек. Ему вспомнилось измученное лицо с умоляющими глазами женщины и его мелодии, вселившие в неё надежду.
Глаза его помертвели, на лбу залегла глубокая складка.
Ребёнок плакал всё громче.
Сжатые губы подрагивали. Ногти пальцев, сжатых в кулак, до крови впились в кожу.
С ужасным шумом упал на пол кусок стекла от окна.
Мертвенно-бледный человек под раскаты плача подкидыша пододвинул ближе чехол со скрипкой, и застыл. Он долго сидел не сводя глаз с изящного и давно знакомого родного предмета, казалось ему трудно было оторвать взгляд от этого верного, помогающего ему друга. Дрожащие руки поглаживали деревянную гладь существа.
Последние угольки уже догорали, то вспыхивая красным огнём, то просто тлея.
Скрипач с трудом перевёл взгляд со своего музыкального дитя на ребёнка в корзине, глубоко вдохнул, закрыл глаза и разом, опустил свой инструмент в огонь. По комнате пошли тёплые, уютные блики, в глазах его отразились взметнувшиеся языки пламени.
Так горит музыка.

Утром метель успокоилась, и скрипач без скрипки проследил за тем как дверь, выбранного им детского приюта открылась, женщина в белом платке и переднике обнаружила ребёнка в корзине, осмотрелась и забрала его внутрь.
А человек без инструмента по привычке побрёл к своему обычному месту работы, чтобы найти его пустым и оставить его таким же.