Пленники сияющей вечности

В тополовой тени гуляя, муравей
В прилипчивой смоле увяз ногой своей.
Хотя он у людей был в жизнь свою презрен,
По смерти в ентаре у них же стал почтен.

Марциал, «Эпиграммы».
Перевод М.В.Ломоносова

Не помню, с чего все началось. Прочитанная старшими сказка?.. Сомневаюсь. Я не слышала в детстве печальную историю о любви Юрате и Каститиса и разрушенном янтарном дворце. Желтые бусы, которые однажды нашла в подвале старого дома моя мать, когда наша семья жила на Алтае?.. Да ведь они мне не приглянулись нисколько… Мутные, тусклые... Никакие.

Или это было всего лишь частью моей давней-давней, детской мечты о море?.. О гладких камешках, вылощенных водой, об удивительных раковинах с бело-розовой скользкой пастью, о хрупких снежных башенках кораллов?.. И легких шершавых кусочках древней смолы в облизанном отбежавшей волной, плотном морском песке…

Но мне исполнилось, наверно, лет шесть или семь, когда в один из дней я увидела на незнакомой молодой женщине колье с большими плоскими подвесками из янтаря. И могу поклясться, что уже тогда «солнечный камень» мне очень-очень нравился. В саду у своей бабушки в те годы я при случае любовалась напоминавшими мне янтарь крупными каплями застывшего сока на стволах вишни, а в хвойном лесу – сияющей, светящейся даже в полутени прозрачной смолой сосен и елей…

В ранней молодости, впервые попав в Калининград, я, само собой, сразу же отправилась в Музей янтаря. Крепче всего тогда впечатались в память необычные украшения со вставками из окаменевшей смолы работы современных ювелиров и зрелищный рассказ о происхождении янтаря и включениях в нем.

Однако чувства мои к янтарю были, скорее, платоническими. Я не носила ни бус, ни браслетов, ни серег, ни колец с этим камнем. Хотя стоил янтарь в советские времена недорого и был мне вполне по карману… Зато всегда замечала упоминания об этом камне – и будто какое-то эхо отзывалось в душе – в любых текстах. Естественнонаучных статьях об истории открытия электричества и даже фантастической повести «Бунт тридцати триллионов» Михаила Емцева и Еремея Парнова. В произведении фантастов меня восхитила идея – взглянуть на прошлое Земли глазами погребенного в толще янтаря древнейшего насекомого… Тот, кто читал повесть, помнит, наверное, что опыт ее героя удался лишь частично: «Лишь однажды Боря получил микроснимок какой-то сетки, в каждой ячейке которой был виден один и тот же древовидный папоротник. Вот и все, что навеки отпечаталось в фасеточных глазах какой-то древней мухи».

Этот не самый значительный эпизод «Бунта тридцати триллионов» я снова вспомнила минувшей осенью, когда опять навестила самую западную окраину России. В одной из продуваемых сильным ветром с моря торговых палаток на набережной у Музея янтаря я тогда купила бусы – из камня, который не подвергался радикальной переработке и потому содержал инклюзы. Соринки, бурые пленочки, кусочки чего-то черного… А потом, уже дома, внимательно разглядывая приобретение, я обнаружила в седьмой и тринадцатой бусинах (если отсчитывать их в одну сторону от застежки) двух насекомых – что-то очень маленькое, вроде грибного комарика или дрозофилы, и кого-то немного покрупнее, с длинными усами и крылышками.

Вот они, свидетели минувшего! Неживые, конечно, но отлично сохранившиеся для своего более чем почтенного возраста. Подумать только! Тридцать или даже пятьдесят миллионов лет назад эти невесомые крохи кружились в древнем сосновом лесу над обильными наплывами бальзамически благоухающей коварной смолы... Укоротившей их век, но сберегшей для вечности.