Малага

                Моей подруге Ирине - человеку с красивым сердцем...
 


Прилетела из Цюриха в Малагу. Самолет подруги собирается приземлиться в 18 часов. Сейчас 13.30.
 
Иду в ресторан. Сажусь за стол у окна с видом на самолётную "ривьеру". Пока заказывала, спотыкаясь в испанской карте, улетел мой "Swiss" "обратно в Полтаву". "Брюссельские авиалинии", оторвавшись от хобота причала, поползли к взлетно-посадочной полосе, заботливо пихаемые маленьким автомобильчиком-лоцманом.
 
Под самым моим "потолочно-половым" окном останавливается "Air Berlin". Десятки мужчин в неоновых жилетах с наушниками на светлых своих головах принимаются за работу по разгрузке-загрузке, откачке-накачке, заправке, очистке и подготовке.
 
Из открывшегося багажного люка самолёта  первыми появляются на ленте клетки с собаками. Я вижу их совершенно охреневшие от ужаса лица. Они - как моряки-кораблекрушенцы - кажется, совершенно потеряли всякую надежду на спасение - и вдруг, вот он, берег - или это лишь мерещится мне, уставшему, передумавшему все свои мысли, отчаявшемуся, но всё ещё живому.
 
Наверное, они, эти собаки-космонавты, уже не в силах обмениваться друг с другом информацией. Некоторые из них потешно толкутся в тесном сундуке своём, другие же, сложив смешные уши, глядят в небо, из которого только что прилетели. Пара чемоданов опускается на крыши собачьих сундуков, и совсем уже скоро поедут они по багажной ленте аэропорта навстречу своим хозяевам, которым никак не сидится дома, а летится, Бог знает куда и он же знает, зачем. "Собачьи" пассажиры услышат скулёж своих измученных любимцев, который другие пассажиры этого рейса примут за скрип давно уже не смазаной багажной ленты. И , лишь увидев "парад" собачьих сундуков и недоуменные лица их содержимого, они поймут, что ошиблись в своих предположениях, и что багажная лента всё-таки смазана.
 

В ресторане, который я избрала местом своих наблюдений, объявился почти одновременно со мною дядечка подходящего возраста и внешности. У него правильный костюм. Он тоже хочет куштать, но не один, а с компанией. Компания его состоит из компьютера и телефона. И вот, втроём, они усаживаются за стол. Дядечка поглядывает на меня, но друзья его - ребята взыскательные и требуют к себе полного дядечкиного внимания. Едва заказав что-то попить-поесть, дядечка полностью посвящает себя друзьям.
 
Я сижу не достаточно близко к нему, чтобы ленивой репликой прервать телефонно-компьютерную оргию. Чтобы спасти дядечку для лёгкого авиа-флирта и помочь ему вспомнить, что он всё-таки (всё ещё?) дядечка, а не просто боец телефонно-компьютерного фронта.
 
После сделанного наконец заказа я удаляюсь в туалет, чтобы помыть ручки, а на обратном пути всё же зацепить его - легко и непринужденно. Я следую мимо дядечки красивой, но не искусственной походкой, чтобы дать ему шанс оценить перспективу дня.
 
Когда я, возвращаясь, прохожу мимо его стола, он жалобно смотрит на меня голодными глазами, но уши и рот его заняты телефоном. Я не роняю ни слова. И несчастный дядечка так и остается в плену своих вражеских друзей.
 
А тем временем разгруженно-загруженный "Air Berlin" встречается с автомобильчиком-лоцманом, который отведет его к взлётно-посадочной полосе, словно заботливая мама, которая приводит своего малыша к воротам школы и, целуя его на прощание, говорит ему: "Иди (лети), сыночек, иди (лети)..."
 
И сыночек летит, прорезая одеяло облаков, накрывшее Малагу. И в прорезанную им дырочку проглядывает солнце, постепенно пробирающееся ко мне и растворяющее мягкую облачную пелену.
 
18 сентября 2009, Малага