Бог дизайна

Бог дизайна

Художник Марк Горский сейчас известен только специалистам. Раньше это имя гремело по всей Москве и заставляло трепыхаться сердца западных коллекционеров. Частные выставки работ художника происходили регулярно и собирали много народу. О стиле Марка Горского трудно сказать нечто определенное. Он пробовал себя во многих направлениях живописи и неизменно достигал успеха. Классика, модерн, импрессионизм и сюрреализм – Горский писал как умел, а зритель спорил, недоумевал, восхищался и покупал. У его работ была одна странная особенность. Сами по себе картины Горского выглядели, мягко скажем, непритязательно или слишком вычурно. Но стоило художнику встать рядом с вами или просто пройтись за вашей спиной, как картины оживали, с ваших губ срывалось «гениально!», вы начинали видеть их глубокий смысл, игра красок становилась яркой, в голове возникали самые неожиданные сравнения, а потом до вас доходило главное – как бы ни старались, каким бы вы талантом ни обладали, сколько бы идей ни роилось в вашем подсознании, всё равно вы не смогли бы в картину вложить сотой доли того, что удалось Марку Горскому. Я словно сейчас его вижу – вальяжный и полный достоинства, он стоит и курит у дверей выставочного зала, с чуть заметным наклоном головы выслушивает слова поклонников и, особенно, молоденьких поклонниц, затем просит подождать, заходит внутрь и вразвалку проходит за спинами недоумевающих зрителей и злорадных критиков. Всё – этого достаточно! Теперь публика будет больше часа издавать восхищенные вздохи, критики напишут хвалебные статьи, а половина работ будет продана, вторая половина обещана несчастным покупателям, которые пришли на выставку без нужного количества денег. Выставки Горского поэтому длились очень недолго – трех дней хватало на полную распродажу и получения заказов на год вперед.

Марк Семенович был очень разборчив в покупателях. Его короткая прогулка за спинами зрителей воспринималась всеми по-разному. Кому-то восторга хватало на всю жизнь. Кому-то на год или два. Особо стойкие начинали плеваться и ругать Горского сразу по приезду домой. С каждым годом число стойких убывало. Марк Семенович научился их вычислять, словно случайно останавливаться рядом и небрежно тыкать в деталь картины: «Ну, как вам это?» Эффект восхищения становился глубоким. Стойкий перед искусством Горского зритель преображался в его поклонника месяца на два-три, а потом просто стыдился взять свои слова обратно и объяснять знакомым, что его восхищение картинами Горского исчезло как нелепое наваждение. Самые стойкие критики предпочитали вообще его картины не видеть или разглядывать только фотографии и репродукции. Все знали – на выставке встречи с Горским не избежать, а потом станет мучительно стыдно за ту грязь, которую критик вылил на Горского до посещения выставки. Картины же свои Марк Горский продавал только тем, кто становился его поклонником на всю жизнь.

Если, прочитав начало этой истории, вы решите, будто Марк Горский халтурил, вы глубоко ошибетесь. Большинство замыслов своих произведений художник вынашивал достаточно долго, писал ещё дольше, уделял огромное внимание деталям и смыслу, обладал отличной техникой и с годами даже накапливал раздражение на зрителей, неспособных понять и принять его, пока он не пройдется за их спинами или не встанет рядом. Ещё большее раздражение на Горского копили завистники из МОСХа. Сергей Копейкин дошел до того, что тайно пробрался на выставку Марка Горского, пока тот отошел выпить кофе, запомнил картину, сфотографировал, а потом сделал идеальную копию. На следующий день, пока Горский снова отлучился, копию повесили рядом, и никто не мог отличить копию от оригинала. Копейкин торжествовал, но тут появился Марк Горский, подлинник воссиял всеми красками, а копия поблекла и стала вызывать отвращение. Несчастный Копейкин был освистан публикой и позорно бежал с копией подмышкой. Конечно, не эта история провоцировала протест членов МОСХа, а любовь Горского к современному искусству. Его появление на чужих выставках всегда вызывало однозначную реакцию у зрителей, критики потом не могли не вставить в репортажи неприятную фразу – может, работы написаны неплохо, но до уровня Горского не дотягивают. Большинство художник слезно умоляло Горского не приходить на их выставки, а Глазунов и Церетели даже шпионили за Горским и выставляли свои работы на публику, когда Горский был в отъезде. Марк Семенович очень переживал и посещал чужие выставки по особому приглашению после закрытия, причем, оставить на лицезрение Горским проданные работы считалось очень плохой приметой. Секрет Горского безуспешно пытались разгадать. Однажды на его выставку пришла сама Джуна, долго глядела, делала пасы руками и вдруг заявила, что причина в изобилии космоса. Горский только гордо усмехнулся. С того дня Джуна стала художницей. Однако в её работах было слишком много космоса и слишком мало искусства. Объяснить феномен Горского или воспроизвести его Джуна не сумела, хотя Марк Семенович, как человек глубоко порядочный, всячески воздерживался от посещения её выставок.

Жизнь художника круто изменилась после перестройки. Он стал выезжать с выставками за границу и предпочитал продавать картины в Америке. К этому времени художник несколько усовершенствовал схему продаж произведений. Горский написал несколько великолепных автопортретов. Разные автопортреты способствовали пониманию разных картин, принадлежавших его кисти. Теперь художник мог спокойно вывесить автопортрет в зале рядом с подборкой картин и уйти по делам. Главное – не перепутать, один автопортрет помогал восхищаться творениями в духе классики, другой – сюрреалистичными картинами и т.д. Жизнь стала легче и бесконфликтнее, а выставки длились неделями и месяцами. Количество богатых покупателей и восторженных критиков увеличилось. Жаль, что это происходило в Америке, наши нувориши тогда ещё не доросли до вкладывания больших денег в искусство. К этому же времени относятся попытки многочисленных художников создать портрет Горского. Портреты получились неудачные, точнее сам Марк Семенович выглядел на них хорошо, но на популярности остальных работ портретистов это никак не отразилось. Самого же Горского в России уже начали забывать. Единственный, кто преуспел, оказался Антон Седовский. Он сумел создать бюст Горского. Видимо, Антон вложил в произведение что-то личное. Когда он выставил бюст на выставке в Щукинском училище, он не просто вызвал одобрение. Зрители срочно стали искать что-то в содержании всех работ выставки, а что искали – никто не понял.

Почти неделю бюст находился на выставке, пока студентов Щукинского училища не осенило – Седовский создал Бога Дизайна. Достаточно было положить на ночь у бюстика Горского работы по дизайну, как их срочно выделяла комиссия из общего списка и, как правило, одобряла. Ажиотаж начался страшный. Антон сперва брал за ночь у бюстика ящик пива, потом ящик коньяка, а потом просто перешел на деньги. Алчность Седовского возросла настолько, что дизайнеры даже пытались жаловаться лично Горскому. Ничего не помогло. Горский в это время жил в Америке и не собирался возвращаться. Потом, говорят, бюст украли. Последним, кто успел с толком распорядиться бюстом Горского был Тёма Лебедев. Он под видом дизайнерского проекта оставил на ночь целую подборку собственных подписей. Разумное решение – подпись заряжает всю работу, а дальше комиссия утверждает подпись, думая, что утверждает работу.

Сам Горский так и не вернулся в Россию. Как он и предсказывал, после его смерти все его работы потеряли привлекательность для зрителя. Не думаю, что это его волновало. Горский неоднократно говорил, что поиск славы после смерти равнозначен попытке взять деньги в могилу. Его жена, ныне вдова, была женщиной энергичной. Зульфия Ахатовна Горская от этих слов всякий раз вставала на дыбы и кричала: «Ты хоть о детях подумай!» Горский нервно пожимал плечами и после таких истерик норовил отдохнуть пару дней от семьи с очередной поклонницей. Сейчас его картины никого не интересуют, а коллекционеры стыдятся их выставлять на публике.

Феномен бюста, однако, остался. Антон Седовский вложил в работу нечто личное и искусству непостижимое. Через некоторое время по Москве поползли слухи, будто Бог Дизайна хранится в дебрях Москвы за хребтом Воробьёвых гор. Достаточно найти улицу, дом, подъезд и посидеть у подъезда с дизайнерской работой подмышкой, как любая комиссия её примет. Многие работники рекламы ездили по югу Москвы, пользовались услугами экстрасенсов и искали заветный подъезд. Ересь наделала много шуму. Сам дьякон Кураев не выдержал, объехал эти места и всюду кропил святой водой. Говорят, помогло, экстрасенсы стали терять чутьё, и интенсивность поисков ослабела. 

Действительно ли бюст Бога Дизайна был украден у Антона Седовский, или он сам распустил эти слухи после наезда рэкетиров, трудно сказать. Антон сейчас живет в Париже, недавно купил квартиру в Милане, путешествует по Европе с непонятным ящичком, встречается с весьма известными людьми и от встречи с бывшими соотечественниками уклоняется. Я попытался выяснить особенности таланта Антона Седовский у самых лучших художественных критиков Москвы. В ответ они только пожимали плечами – да, вроде придраться не к чему, но ничего особенного в нем нет и быть не может. Когда я проявлял настойчивость, мне зло бросали – ну, не Церетели!