По Волге бурлацкой

Человек, как и все живое в природе, не может жить без своих корней, без ощущения постоянной связи с ушедшими поколениями, трудом и потом своим создавшими то, что принято называть национальной культурой, национальным достоянием. Листая страницы прошлого, мы ищем в них ответы на вопросы сегодняшнего дня, постигая истоки наших побед и наших поражений, удач и потерь, впитывая в себя мудрость и силу десятков поколений, чувствуя могучие корни своего народа, нерасторжимую связь прошедших веков и нашего времени, великое духовное наследие предков без которых мы превращаемся в беспутную и безродную массу Иванов не помнящих родства.

 «Дикость, подлость, и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним  настоящим», -  говорил А.С.Пушкин. Отречение от своей истории, боязнь ее есть боязнь гражданственности, страх перед ответственностью за все, что происходит вокруг нас, за свое поколение, упорное нежелание понять, что без возрождения во всей творческой мощи и красоте человеческой личности, без воспитания личной ответственности каждого за мысли, слова и дела, им производимые, мы не сможем быть действительно  великим народом, великой державой с колоссальным историческим и духовным опытом.

Дорогая частица российской истории - родной волжский край от любви к которому, от уважения к живущим и жившим здесь людям начинается любовь к Родине, наше чувство гражданственности и сопричастности к происходящему на земле. Но, как мало мы знаем его, а значит и свою историю, как слабы в наших семьях традиции Памяти и как много еще среди нас беспамятных и безродных Иванов.

Мы должны знать историю своего края, так как она составляет фундамент нашего регионального миропонимания, позволяющий строить настоящее и будущее обходясь «малой кровью», не разрушая того, что веками накапливалось до нас и передано нам в наследство с надеждой, что мы не пустим его по ветру бестолково и бессмысленно.

Волга. Наша память, наша судьба и наша боль. Приведу данные многолетних исследований в ходе экспедиции по Волге лаборатории биосферных исследований Института литосферы АН СССР опубликованные в 1989 году. В результате сооружения на Волге более 300 водохранилищ в стране затоплен 21 млн. условных гектаров самых плодородных заливных пойменных земель (их площадь только по России сократилась в 5 раз). Загубленные пойменные луга давали стране более двух третей всего сена и служили великолепными пастбищами. До революции сено с волжских берегов экспортировалось даже во Францию. По берегам Волги разрушено, затоплено 96 городов и посадов, более 2500 деревень и сел, тысячи памятников истории и культуры России. Исчезли с лица земли в результате затопления такие неповторимые города как Молога, Решма, Пучеж, Ставрополь, Спасск. Взорваны и затоплены Троицко-Калязинский, Леушинский, Югский-Дорофеев, Мологский-Афанасьевский, Решемский, Кривозерский монастыри. До строительства плотин вода от Рыбинска до Царицина (нынешний Волгоград) добегала за 50 суток, а теперь за полтора года: 450-500 суток! Во всей гидрографической системе Волги водообмен уменьшился в 12 раз. Из 150 тысяч ранее существовавших притоков Волги в результате строительства ГЭС исчезло более 30 процентов. Самоочищаемость Волги снизилась в десятки раз, и она стала на большом протяжении практически антисанитарным водоемом.
Строительство каскада ГЭС и цепи водохранилищ привело к разрушению природной водной системы Волги. Из экологически стройного живого целого она превратилась в хаотическое образование, находящееся на грани уничтожения в нем всего живого…

Говорят: «Знать прошлое, значит видеть будущее».
Ра, Итиль, Этель, Атиль, Идель… Такие названия Волги отмечены в средневековых хрониках. Они означают «Ясная», «Белая», «Светлая», «Чистая», «Святая»… В путеводителе братьев Боголюбовых 1862 года «От Твери до Астрахани» сказано: «Вода в Волге такая чистая, налей ее в бутылку, - она играет, пузырится, как молодое виноградное вино».

«Волга – мать и краса рек, Волга – золотое дно, Божья колыбель. Во всей России нет ни свежее, ни здоровее людей, как на берегах ее, - утверждал профессор Казанского Имперского университета Карл Фукс в своем письме.

Трудно даже представить все вышесказанное, зная о существовании в современной России так называемой черной книги по экологии, в которой перечислены города с недопустимо высоким уровнем загрязнения. Таких городов в этой книге – 36. Среди них наши волжские: Астрахань, Волгоград, Нижний Новгород, Саратов, Самара, Тольятти…

Реки и люди… Реки и жизнь… Не приходиться доказывать их извечную нераздельность. Уже для первобытного человека река была не только источником чистой проточной воды. Она играла главную роль в его жизни. У рек возникали первые человеческие стоянки – селища. В приречных зарослях и лесах древний человек учился охотиться, в самих реках – ловить рыбу. Близ рек он приручал и содержал животных. В речных долинах становился земледельцем. Возле рек естественно искать и следы далекого прошлого - могильники, курганы, городища…

К числу источников наших знаний о далеком историческом прошлом относятся и названия рек. Речные имена – не случайные слова. Каждое в своем возникновении связано с определенным языком и носителем этого языка – народом, проживающим или некогда проживавшим в данной местности. Каждое название, как правило, отражает ту или иную, прошлую или настоящую особенность реки. Поэтому имена рек оказываются одним из заслуживающих внимания источников наших знаний о родном крае.

Вопрос же о том, почему Волга получила свое название и доныне общепринятого ответа не получил. Полагают, что название Волга по происхождению связано с древнейшими и теперь уже не существующими языками, к примеру булгарским, хазарским, буртасским; однако, наличие, так называемого, «речного» суффикса – «га» у названия рек, географически расположенных значительно севернее области  расселения этих народов, говорит о наличии еще более древнего языка и древнего народа, жившего гораздо севернее и на гораздо более широкой территории чем бассейн современной Волги. 

Существуют сведения о том, что в незапамятные времена, на территории современных республики Коми и Пермской области находилось древнее арийское государство. Жители этой страны пользовались в качестве разговорного языка древним санскритом, о чем свидетельствует, в частности, наличие в географических названиях родственных с санскритом слов. Продвигаясь на юг и расширяя свои границы, древние арии оттесняли либо ассимилировали местные племена, внося в их жизнь, обычаи и язык свои изменения.

Государство это исчезло, а племена, носящие в себе отголоски тех далеких времен и собы-тий, остались. Упомянутое уже выше название  Ра, означающая «Священная река Света», среди географических названий употребляется греками во 2 веке до н.э. Это самое древнее из известных нам наименований реки Волга, существовавшее с доисторических времен и оставленное нам от древних цивилизаций, возможно, еще с той поры, когда река Ра начи-налась на склоне У-ра-ла («Стоящий у солнца») и текла по руслу современной реки Кама. Ученые так и  именуют тогдашнюю Волгу – Пракама, приводя в доказательство этому на-личие 5-6 древних террас у Камы и у Нижней и Средней Волги (Волга выше слияния ее с Камой таких террас не имеет). Один из притоков в верховье Камы так и называется Више-ра.

Современное имя Волга впервые упомянуто в историческом контексте в Несторовской летописи «Повесть временных лет, написанной в 986 году. Оно означает в дословном переводе «Путь, Движение к воле, Вольная дорога». Издавна  сюда, в понизовье Волги, в край пустынной практически безвластной и бесконтрольной полосы степей между Золотой Ордой и Русью из разных мест крепостной Руси и даже Великого княжества Литовского бежали крестьяне, работные люди, новгородские ушкуйники и «литвины – севрюки», искавшие воли. Волжская вольница, решившая жить здесь «по своей воле», ставила избы, чаще землянки на раздольных и безлюдных, а главное ничейных землях восточной окраины, так называемого Дикого поля. Некоторые из русских беглых укрывались в затаенных местах, где собравшись в отважные ватаги, ходили «полевать» - за добычей в степи кочевников или выходили на Волгу – «взимать дань» с проходящих торговых судов.

Однако в основном русские люди обслуживали пристани и правили перевозы на Волге. Ловили рыбу. В лесах бортничали, били дикого зверя и даже кое-где на заимках держали скот и пахали землю. Но более всего ходили по бечевникам в лямках - тянули суда против течения реки, то есть бурлачили. На Средней Волге таких русских работных людей тюркские  народы называли «джигули» (запряженный, впряженный судорабочий, бурлак). Отсюда и Жигули – название средневолжских гор: Жигулевские (бурлацкие) горы. А само слово бурлак, происходящее от тюркского «буйдак» означает буквально «бездомовый, беспутный» человек. Да и как было называть кочевникам этих оторванных от своей исторической родины и отрезавших себе путь назад людей, выбравших полную опасностей жизнь вольного поселенца, поставленного вне всякого закона и надеющегося  лишь на себя, свою отвагу и выносливость.

Вопреки сложившемуся мнению, сформированному в основном в 40х - 60х годах XIX века, не без помощи бытовавших среди интеллигенции того времени обличительных тенденций, о бурлаках – как о «вьючном людском скоте», как о несчастных и гонимых нуждой, нашедших для себя лишь столь тяжкую и неблагодарную работу, следует напомнить, что почти до середины XIX века, т.е. до момента появления на Волге развитого речного пароходства, не было, увы, иного способа преодоления волжской быстрины на пути вверх по реке, особенно для большегрузных судов, кроме как только с помощью живой человеческой тяги. Следовательно, и работа эта, без сомнения, нелегкая и опасная была для большинства рекоходцев-тружеников результатом осознанного выбора, а не сложившихся обстоятельств и крайней нужды, как это происходило в середине XIX века в период упадка бурлацкого промысла, когда труд этот, не в силах соперничать с пароходами, обесценился совершенно. Иначе чем объяснить тот факт, что на протяжении почти пятивековой истории своего существования как промысла, бурлачество из года в год привлекало к себе людей, отлично знавших реку, исходивших ее вдоль и поперек и не представляющих себе жизни без вольных волжских просторов. Именно они и составляли костяк бурлачества, его профессионалов, самую надежную и верную его силу, его корень, потому и назывались они «коренные», в отличие от остальных - «добавочных» или случайных, шедших на реку из нужды и потому что больше некуда было податься.

Труд бурлаков был тяжелым, поэтому и занятия их во время вынужденного безделья, например, когда судно шло под парусами, либо ночью после ужина, носили характер грубых развлечений и незамысловатых разговоров. Но как и везде, среди общей массы попадались талантливые рассказчики и сказители, устами которых передавались через многие поколения бурлаков сказки о волжских великанах и богатырях, об удалых разбойниках и их кладах, предания, были и небылицы, связанные с Волгой и волжскими берегами.

С появлением в 1817 году первого парохода на Волге и с дальнейшим развитием волжского пароходства начал сходить на нет и бурлацкий промысел. Не в силах конкурировать с этой «чертовой расшивой», как окрестили волжские жители первые пароходные суда, бурлаки мало-помалу начали переходить на другие промыслы, и к концу XIX века бурлачество – это особое сословие со своим понятием о товариществе, своим тяжелым, не всякому посильным трудом, исчезло, оставив о себе лишь память да тысячи безымянных могил на крутых волжских откосах, потом и они исчезли как дым от когда-то бесчисленных  бурлацких костров.
 
Будучи почти пять веков, пожалуй, самым массовым промыслом на Волге, бурлачество не могло оставить равнодушным всех, кто когда либо, так или иначе, соприкасался с этим явлением в тогдашней русской жизни. У одних бурлаки вызывали сострадание и жалость, у других – уважение к трудной доле и богатырской силе, у третьих – презрение как к нищему и бездомному люду. В сознании многих современников долгие годы образ Волги был неотделим от образов бурлаков. Не только И.Е.Репин сделал их героями своих произведений, но и В.В.Верещагин, А.К.Саврасов, Ф.А.Васильев посвятили им свои луч-шие этюды и картины. Н.Некрасов, И.Никитин, А.Ширяевец воспели их в своих стихах. Несчастные, нашедшие себе столь каторжную, на грани человеческих возможностей, работу и вместе с тем, сильные, могучие люди, способные перетащить корабль против течения за тысячи верст - такими на протяжении сотен лет воспринимала бурлаков русская культура.

Всему миру известна «Дубинушка» или «Эй, ухнем», которую пели бурлаки во время работы. А в городе Рыбинск, считавшимся столицей волжского бурлачества, установлен памятник бурлаку скульптора Л.Писаревского, скромный, но единственный в мире.

С бурлаками, а вернее сказать с прекращением бурлачества на Волге, связывают колонизацию новых территорий в Сибири, на Кавказе, в оренбургских и уфимских степях, куда в поисках лучшей доли и вольных земель, в конце XIX века двинулась значительная  часть бывших бурлаков, оставшихся не у дел у себя, на Волге.

Таков далеко не полный список вложения бурлачества в материальную культуру русского народа и ее откликов на это незаурядное явление. Но, как и чем оценить вклад бурлаков в становление характера тех людей, которых исстари зовут волгарями, тех, кто составил славу и гордость Волги, кто жил с ней душа в душу без красивых и громких слов и без ярких подвигов, просто ежедневно сливаясь с великой рекой. Тех, кто многие века держат путь свой по Волге, составляя славу Отечеству, приумножая его богатства.

Для нас людей сегодняшнего дня, бурлаки давно уже не действительность  и даже не воспоминание о «горькой судьбе вьючного людского скота» – это символ пути  и путников, шествующих по нему; русского народа, возвращающегося «вольной божьей дорогой» к своим истокам, на своих плечах тянущего Россию через стремнины времени.