Вор должен сидеть

   
                Вор должен сидеть...?
 
   Заядлый киношник, мой бывший коллега Давыдов,  однажды круто сел в лужу.
Уважаемый за трудолюбие и чистую совесть «следак» милиции преспокойно жил в отставке, как вдруг  столкнулся со мной у порога здания областной Фемиды.
  Пыхтит тепловозом. В прокуренных до бананового оттенка зубах коптится сигарета.
      - Андреич, куда прёшь?
      - О, здорово!
Обрадовались оба встрече. Он сплюнул в урну  «Приму». Выдохнул чадное облако от сгоревшей в организме никотиновой солярки.
   Гарь хлынула, казалось, не только изо рта и носа – даже из ушей.
  По-кошачьи когтисто ухватил моё запястье, будто собрался окольцевать наручниками.
      -  Пособи без вины осуждённому!
      - На чём спалился?
      - Вора назвал вором. А суд штрафанул меня. Бью челом в кассационный.
 Астматически прокашлялся. Обидчиво сверкнул белками глаз с кровяными прожилками.      
      - Вор должен сидеть в тюрьме! Верно?
      - Кто сказал?
      - Высоцкий! А я тому ворюге процитировал.
      - Нет. Владимир Семёнович не мог такое спороть. Он – поэт.
      - Шарапову-то внушал…
      - Глеб Жеглов! Это другой коленкор!
      - Как другой?
      -  Художественный образ.  Ступи актёр   шаг в сторону «отсебятиной» – расстрел!
   Дублетом от братьев Вайнеров, с контрольным выстрелом  Станислава Говорухина.

   …Мой челобитчик на службе слыл  великим юмористом. А тут не принял иносказания.      Комплексно шёпотом упомянул бога и мать. Досадливо отмахнулся и поковылял на поиск справедливости – чёрной кошки в тёмной комнате.
   Ретро ходячее! Остарел. Это в словаре В.Даля вор – сволочь, плут и негодяй.
О них ныне в газете фельетончика не сыщешь. По телеку – физиономии за ретушью.
   Иным честь возносят: вор в Законе! В Законе, граждане законники!
Да и это уже из моды выходит, обретая современный облик. Точнее – лик! Нечто иконное!
   Пресса блефует рифмами:  мэр,  милиционер, функционер  –  коррупционер.
Залоснили  формулировочку: «злоупотребление служебным положением».
   Радио России громыхает громче колесницы Ильи Пророка: «Имяреку грозит…»
Грозит, грозит, а после грозы, сами знаете, в воздухе – озон!
   Смог обвинений рассасывается и в озонированном приговоре – пшик без конфискации.
Вор не  сидит, а себе улыбается – значит проходимцу хорошо!   
 
   А вот мне довелось однажды пострадать от «воров» из необычного клана.
Патрулируя в густых осенних сумерках окраину города, оперативник милиции Новиков услышал тревожные крики и бросился на помощь.
   В мерцающем освещении  фонарного столба заметил группу подростков. На  одного из них  пьяный верзила замахнулся ножом.
   - Стой! Стрелять буду! Я – из милиции, - щелкнув затвором пистолета, издали крикнул милиционер, чтобы пресечь преступление.
   - А! Мусор! Получай! - нападающий переадресовал агрессию. Промахнувшись,  острием ножа оцарапал скулу милиционера.
   Грянул выстрел. Преступник взвыл и упал на  колени, плюясь кровью.
Новиков  срочно доставил его в больницу.
   
   Расследование происшествия поручили мне.
Событие произошло во дворе школы. Поэтому очевидцев разыскивать не пришлось.
  Ими оказались  ученики 10 класса и сам директор  учебного заведения.
А бедокуром  –  некогда   второгодник той же школы 17-летний акселерат Безгодов.
   Дома одурманился зельем. И, как стемнело, двинулся раздобыть деньжат на выпивку.
  Успел поживиться наличностью и часами  школьников.
Ввиду наступления ночи, осмотр места происшествия  пришлось отложить до  утра. 
   
   На другой день для поиска стреляной гильзы от пистолета привлёк несколько десятков учащихся.
Обшаривая заиндевелую осеннюю траву, они обнаружили искомое довольно быстро.
   Тут  подошёл ко мне военнослужащий в форме  и представился:
   - Капитан Устьянцев.
Со знанием дела  просветил:   
  - Гильза от ПМ. Пистолета образца 1951 года, конструкции Н.Ф. Макарова. Магазин на 8 патронов.  Назову и точное время выстрела: вчера в 19-05 местного времени
  - Вы  – свидетель? - обрадовался я появлению явно незаинтересованного лица.
  - Нет. Я – пострадавший. 
Он показал на  штанине  зашитый порыв ткани, затем обнажил икру ноги.
   - Пуля, порвав брючину, оцарапала ногу. Касательное ранение.
И подал мне деформированную пулю.
  - Пуля? Откуда? - изумился я.
  - Та самая, калибра 9 мм. Вчера в упомянутое время проходил в ста метрах от школы.
Услышал выстрел, порвало штанину, кольнуло ногу, и вблизи звякнуло металлом о  стенку железного гаража-ракушки, где  сейчас её и обнаружил.   
…Эх, генералиссимус Александр Васильевич Суворов!
Как вы ошиблись, сказанув: « Штык – молодец, пуля – дура!»
   Умница – пуля! Уникальная!
Насквозь прошила голову Безгодова, влетев в разинутый рот. Ранила капитана в ногу.
   Ни первому, ни второму не причинила серьёзных повреждений.
  - Чудо! - прокомментировал судебно-медицинский эксперт, - в больнице помазали   Безгодову йодом «вход и выход», поставили укольчик, и выставили вон мерзавца.
 
   Усомнившись в выводах, я назначил повторную экспертизу. Но и областной эксперт подтвердил первичное заключение.
  Словно мухи рыбу, когда её вялят на солнышке, облепило меня начальство.
   В городском отделе милиции собрался весь правоохранительный бомонд во главе с генералом областного  УВД и моим прокурором.
  Ещё бы! Покушение на жизнь работника милиции! 
   Доложил им всё, что успел сделать. В том числе: допросил потерпевших, несколько десятков свидетелей. И уже предъявил обвинение подозреваемому.
   Генерал, тоном, не терпящим возражений, заявляет:
   -  Покажи пистолет и нож. Нами ведётся параллельно служебное расследование.
   Отвечаю:
   - Пистолет, гильза и пуля  направлены в бюро криминалистической экспертизы.
Нож уже проэкспертирован, признан холодным оружием, приобщён к делу и  упакован.
   - Распакуй, - приказывает генерал, мы его сфотографируем в наш материал.
   - Он уже сфотографирован и подробно описан при осмотре. Копии заключения и фото возьмите у эксперта. Завершив следствие, дело  передам прокурору.
   Услышав ссылку на него, мой шеф оживает:
   - Сходи к машинистке. Отпечатай постановление об избрании виновнику меры пресечения в виде содержания под стражей. Я тем временем изучу материалы дела.
Как говорится, не отходя от кассы, санкционирую арест. Печать при мне.
   
   Ну что ж, в силу УПК РСФСР это его право, а моя обязанность – выполнить указание.
Когда возвращаюсь с оформленной бумагой и получаю дело, недоумеваю:
   - А где нож?
Присутствующие чины невинными агнцами смотрят мимо меня, будто это их не касается.
  С театральным негодованием генерал басит:
   - Какой нож? Ты же его нам не давал.
   - Василий Иванович, - обращаюсь к прокурору, - что за розыгрыш?
  Он по-детски разводит ручонками, потирает обшлага форменной одежды:
   - Не знаю, ножа не видал.
Мои попытки дознаться до истины вызывают всеобщее неодобрение. Каждый из участников события издевательски тяготится моим присутствием в их высокой среде.
   Что предпринять? В стрессовом волнении я взмок, будто в унтах и тулупе оказался в раскалённой парной.
В голову, откуда ни возьмись, приходит шальная мысль отчаяния.
  Подхожу к окну, выходящему во двор, распахиваю его створки. В кабинет врывается морозный осенний воздух.
   Может, он остудит мозги комедиантов?
 
   Показываю на здание КГБ, делящее один двор с отделом милиции, и, плохо соображая от смелости и дикого возмущения, делаю решительный жест:
   - Сейчас пойду к начальнику КГБ полковнику Нагайкину. Подам рапорт о происшествии. Это его компетенция – пресечь незаконное вмешательство в деятельность следователя прокуратуры группой ответственных лиц во главе с прокурором города.
   Возникшее замешательство явно поубавило спеси у «заговорщиков».
Это заметно хотя бы  по тому, что генерал переходит со мной на «Вы»:
   - Вы же знаете, милиционер стрелял в подростка. Об этом  ч. п.  доложено Министру МВД. К нам едет проверяющий. Суд состоится не завтра. А вдруг  главный вещдок, оправдывающий действия «опера», утеряется? Там  охраны не водится. Мы его сбережём надёжней.
    Наконец, прорезывается извинительный прокурорский голос.
Нет, он не берётся принять к своему производству дело, а мог бы, раз в дурацкое положение ставит подчинённого.    
   
   Тогда я кладу перед собой  лист бумаги и экспромтом изобретаю, дотоле не известный ни науке, ни практике уголовного процесса: «Протокол об изъятии вещественного доказательства из материалов уголовного дела».
    Описываю в нём суть чрезвычайного происшествия. Указываю полные Ф.И.О., звания и чины «высокопоставленных воров», включая родного представителя «государева ока».
  И, отказывая коллегам в доверии, заставляю кроме подписей поставить оттиски печатей всех поименованных учреждений.
 
   …Сегодня с полным правом я могу восхищаться словами Великого Александра Сергеевича Пушкина о том, что «…опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг». Тогда мне и в голову такое не приходило.
   Парадокс: греческое  paradoksos – неожиданный, странный, через пару месяцев аукнулось мне.
Вскоре, после провозглашения обвинительного приговора Безгодову, из Москвы прибыл в г. Шадринск прокурор следственного отдела прокуратуры РСФСР Иванов.
  Изучив дело, он долго корчил физиономию на моё ноу-хау. Know-how в переводе с английского: знаю как –  протокол с автографами высокочиновных прохиндеев.
  - Не будь сей бумаги да напиши в жалобе отец осуждённого, что у его сына не было ножа, я бы сейчас  заключил под стражу… тебя!
  Не начальника УВД, не прокурора и иже с ними, укравших орудие преступления, а – следователя!
   Новый парадокс – виноват «стрелочник», а не воры-начальники!
Однако нет худа без добра! 
  «Опыт – сын ошибок трудных» пригодился мне на всю юридическую жизнь. 

   …А наивный Андреич ожёгся, поверив киношке, якобы, вор должен сидеть в тюрьме.