Пути неисповедимые

Стая воронов кружит над тяжелым свинцовым небом, черные тучи пролетают и создают зловещую мозаику.
«Сегодня или никогда, да простит меня господь, что иду добровольно в ад. В груди потяжелело, и в висках отбивался гулкий стук напряженных кровеносных систем.
Почему я был рожден под звездой, которая не хочет освещать мне путь, и отвергает меня. Жалкое душевное состояние унижает и давит, хочется развернуть крылья и взлететь высоко, высоко туда, где чистое небо, яркое солнце и милые лица. Но нет, вместо ангельских крыльев висит печать врага человеческого, обрубил и спалил их, теперь потирает руки и ждет.
А может все изменить, привычную жизнь развернуть на сто восемьдесят градусов и начать все заново. Надеть высокие резиновые сапоги и месить вечную грязь, разминать и тонуть в серой скользкой массе.
Почему ТЫ относишься к нам с призрением, ведь мы твои сыновья. За что нам такие жестокие испытание. Родился и уже грешен, и как же жить с таким клеймом, сил моих больше нет, и если отвергаешь в царстве своем, то мне не чего не остается делать, как добровольно пойти в руки к тому, который и тебе служит.
Мать жалко, бессонными ночами сидела возле меня, любила и верила в будущее,  приговаривала: «Такой хороший, ну просто ангелочек»… Ангелочек, черт, но почему так сложно все».
Влажными руками он достал пистолет «Макарова», и запах оружейного масло закрался в его ноздри. Мягкий ватный палец положил на курок холодного метала, и чуть надавил на него. Мудреный механизм ни сколько не сдвинулся и даже не  отреагировал на прикосновение.
Вот и все, нужна еще и смелость, а она куда-то пропала.
Приложил дуло к виску. Затем раскрыл рот и направил ствол прямо в него. «Вот идиот, собираюсь умереть, а еще представляю, как буду выглядеть в гробу. Надо целиться прямо в сердце», - промелькнуло у него, и он быстро перевел мишень, мгновение, большой палец нажал на спусковой крючок. Звонкий, но приятный щелчок отразился в руке и в груди.
«Не понял, что это, конец или» …. Вдруг стало легко и свободно. Приятное тепло зародилось, разрослось и завладело всем телом, проникая во все уголки живой ткани. Секунды зависли и превратились в часы. Пистолет выдал осечку, то ли давно за ним не ухаживали, то ли патрон был бракованный, попытка сорвалась. Временное блаженство перешло в злость, и ему стало не приятно, появились признаки тошноты, голова гудела,  словно мозг вложили в герметичный полиэтиленовый пакет.
Еще, еще раз. Но руки не слушались, нервная дрожь покрывала их. Оружие отплясывало чечетку на теле самоубийцы. Он сильно изо всех сил стиснул зубы и зажмурил глаза. Боль ударила молнией, парализовала, затем отпустила и полностью отрезвила его. Он открыл глаза…