Сад

И рыжие девушки с зелеными глазами гуляют в его саду.
Я сожгу свои волосы лучами солнца, я тоже туда войду.
Я буду смотреть на зелень деревьев, и глаза этот цвет обретут,
Я вовсе не хочу быть одной из тех, которые сад сожгут.

И рыжие девушки с зелеными глазами посчитают меня своей
И угостят меня тем самым яблоком - сада его ветвей.
Я возьму яблоко и вернусь засветло, дам его той одной,
Которая вынесет его из пепла однажды полной луной.
(с) Зоя Ященко

Утомленное, раскрасневшееся солнце завершало свой круг, медленно опускаясь в теплые воды океана. Ветер ерошил отросшую челку Девочки, теребил разноцветные плавники Змея, ветер звал, ветер обещал и манил за собой принесенными ароматами пряностей и благовоний, странных цветов и нездешнего зноя. Волны лениво отползали от берега, оставляя за собой сине-зеленые и бурые полосы водорослей, маленьких морских обитателей, опустевшие раковины и мокрый песок. Плотное, мягкое, как ватное одеяло, безмолвие обнимало Последний берег с несвойственной ему нежностью.
Змей покрутил шеей, разминая затекшие мышцы, и дотронулся кончиком хвоста до локтя подруги, привлекая ее внимание – ему в голову пришла забавная мысль. Дитя человеческое, удобно устроившееся в кольцах его тела как на подушке, качнуло в ответ босой пяткой. За все время их знакомства, он ни разу не видел, чтобы она пыталась нарисовать закат – ни буйно-алый, лихаческий, предвещающий ненастье, ни нежно золотистый, с чуть заметной вуалью облаков, ни налитый фиолетовой тяжестью, клонящийся к горизонту – всегда только сидела вот так, покачивая пяткой, и смотрела, точно впитывая в себя небесные краски.
- Помнишь, ты рассказывала мне в прошлый раз сказку про жадного Великана, который не пускал никого в свой сад, пока не подружился с детьми? – задумчиво просвистел Змей. – Последние дни я ощущаю себя точно таким же глупцом, которому просто нечаянно повезло встретить человеческого ребенка.
- У меня нет сада, - Девочка улыбнулась, не отрывая взгляда от полыхающего неба. – Да и здесь нас окружает пустыня. Скорее уж, я твой Маленький Принц, а ты все никак не починишь свои крылья, чтобы взлететь. Возможно, чтобы ты смог, мне придется улететь на далекую-далекую звезду, и, может быть, меня там даже будет ждать роза…
- Тогда я прилечу на эту далекую-далекую звезду, - фыркнул он, топорща чешую под головой, - и скажу твоей розе, что приручил тебя раньше!
- Нет… - помолчав, откликнулась его маленькая подруга. – Ты сам поможешь мне туда отправиться, ведь в книге так было записано?
- Разве ты тоже считаешь, что все змеи злые?
 Она улыбнулась и намотала на палец свою топорщащуюся челку:
- Ты – добрый. И не так мудр как змеи. Может быть, твоя чешуя только маскировка?
- И кто же я тогда на самом деле? Заколдованный принц? Лягушка? Лебедь? – сильный, жилистый хвост нервно лупил по песку в такт нелепым предположениям.
- Ты – это ты, - Девочка наконец повернула к нему голову, и в потемневших до черноты глазах Змей увидел свое отражение – всего лишь на миг, а потом солнце зашло, закатилось за горизонт, ярко блеснув на прощание, ослепив его на мгновение, но и ослепленный он видел этот образ словно выжженный перед глазами – изломанный, иссушенный, но человеческий силуэт и то лицо, что уже однажды было на ее рисунке, лицо растрепанного ангела с картины Боттичелли, у которого пересохли и потрескались губы, впали щеки и разлохматились волосы, а глаза пролили много слез… но все равно это, несомненно, был ангел. Это, несомненно, был он. А дитя человеческое вдруг вскочило, бросилось вперед, застыло, как вкопанное, прижав ладонь ко рту, а затем повернулось к нему с бешено-шальными глазами, полными восторженного, невозможного счастья.  Попыталась сказать что-то, не смогла и протянула ему руку, будто бы он мог ее коснуться. Будто бы он мог поднять неподъемно тяжелую ладонь с песка… Ладонь?!
Он лежал на песке ничком, нагой, исхудавший, спину давила привычная тяжесть незримых крыл, конечности, будто налитые свинцом, прижимали к песку отвыкшее от них тело.
А впереди, там, куда смотрела Девочка, что-то шелестело, шуршало, набирало силу. Что-то древнее и вечное, бесконечно светлое и мудрое, радостное и печальное одновременно. Усилием воли распластанный по песку мужчина приподнял голову, вскинул взгляд и словно окаменел – зацветали узловатые старые яблони, шурша и шелестя, опадали старые листья, зеленый ковер с нежными вкраплениями цветов пробивался через песок. Не сад, о нет – первозданный лес захватывал этот берег, полный света и жизни. Он слышал еще робкую перекличку птиц и дальний трубный крик оленя, тяфканье лисицы и какой-то шелест… И что-то старое, очень старое и давно забытое рвалось наружу, все сильнее и сильнее требовало распахнуть крылья за спиной и подняться в воздух…
…- Тот, кто был Змеем, протянул мне руку, пытаясь что-то сказать, а потом я проснулась у себя дома, в кровати, как и каждую ночь до этого, но больше никогда уже мне не снился Последний берег, – высокая женщина с короткой стрижкой смотрела куда-то за спину своему врачу, видимо в окно. Она приходила сюда последние полгода, строго в назначенное время, заполняла требуемые тесты, отвечала на вопросы, рассказывала один из своих детских снов и, вежливо улыбнувшись на прощание, уходила. Находящийся на пике своей славы психиатор, принимающий звезд шоу-бизнесса и тучных политиков, никак не мог разобраться – придумывает ли его пациентка эти истории на ходу, сочиняет ли в свободное время перед визитом, или и взаправду пересказывает свои детские сны. Он попытался заглянуть в глаза женщине, но разглядел только блики от настольной лампы. Как и всегда, впрочем.
- И вы никогда не пытались вернуться туда?
- Как? Наглотавшись снотворного? Это больше похоже на суицид. Да и потом – он же обещал забрать меня, на кой черт, в конце концов, мне эта роза?!