Х

                *

             А как еще его называть, если он обожествлен? Пиписькой, что ли? Или того хуже, пенисом?
             В детстве мы говорили – икс, игрек и неизвестный знак математики.   
             Потом детство незаметно кончилось. И математические знаки, вплоть до неизвестного, сложились в понятие. И этот иероглиф стал применяться во всех областях знаний.
             Вот, например Том Уейтс, который выглядел как бомж и продолжает это делать. На кого он, по сути, похож? Правильно. И это, безусловно, комплимент.
             Он поезда любит, а любовь к поездам, предполагает большие размеры страны, чтоб было, где этой любви разместиться. Потому что поезд хорош, когда тает на горизонте или грохочет в ночи, а ты, залившись спиртным, слушаешь и мечтаешь. Естественно, о лучшей доле и переменах в личной жизни.
             Еще Том любит разбитую обувь и шляпы. Маленькие идиотские шляпки, больше всего похожие на понятно что. И поет он, если бы *** запел, то точно голосом мистера Уейтса.   
             А отдельные мои знакомые дамы говорят:
-- Дай-ка посмотрю. Ну, какая же это пиписька, это – он.

                *

             И начинаешь думать о том, о чем думать не стоит.
             Окружающие меня люди живут загадочной жизнью, сложноорганизованных механизмов. Иногда, оглядевшись вокруг такой жизни, приходишь в недоумение. Как они, вообще, живы до сих пор. На какие, так сказать, шиши?
             Не работают годами, но при этом активно размножаются. По-пьянке режут друг друга кухонными ножами, но продолжают с маниакальным упорством жрать спиртосодержащие суррогаты.
             Удивляются неорганизованности собственного быта.
             Чего это – говорят – сынок себя в школе так безобразно ведет? Как – удивляюсь я – он у вас еще и в школу ходит? Охренеть.
             Беседуем.

                *

             Вот семья: папа не до конца спившийся, мама вся в поиске себя и пара пацанов. Старший двигается по стопам отца, а младший по следам матери. Вовлекают в свою жизнь окружающих. Просят советов и денег.
             Звонят ночью, чтобы выяснить по какой причине бастуют европейские фермеры. Я спросонья ругаюсь так, что самому стыдно. Проснувшись в процессе разговора, подробно объясняю, где я видел звонящего и протестующих фермеров. Именно что на нем и видел, на детородном органе, вынесенном в заголовок рассказа.
             Не производит правильного впечатления.
             Обижаются люди.
             То есть, считают аполитичным, равнодушным и отсталым человеком. Серега так мне и заявляет:
-- Именно из-за таких как ты, все и происходит.
-- Что (нецензурно) все?
-- Все!
             На повышенных тонах, с чувством внеклассовой ненависти.
             Может быть, и из-за меня все происходит, я, в принципе, не спорю:
-- Серега, ты на … мне среди ночи звонишь?
-- Уточнить.
-- Что, .. твою мать?
-- Твою позицию в этом вопросе.
-- А не пошел бы ты на …, в позиции наиболее соответствующей этому вопросу.
             И этот разговор происходит в три часа ночи.
             А в шесть мне на работу.
             А до двух я проболтался в Интернете.

                *

             Причем все свои слова я усиливаю с помощью табуированной лексики, а именно слова – ***.
              А Серега не усиливает, а отвечает. Адекватный ответ, то есть я говорю – ***, а он в ответ – ****а. Как инь и янь. Единство и борьба противоположностей, чистый марксизм, а значит – жизнь.
             Серега он старый марксист, в партии с какого-то лохматого года. В ихнем учении много верного было, например лозунг – правильной дорогой идете, товарищи. Или это уже ленинизм?
             А писатель Веллер говорит – лощеные хищники на Невском кланялись ей.
             Я видел этих хищников, хорошо одетых молодых мужчин с серыми глазами убийц (тоже красивая фраза).
             А косящий под бомжа, представитель среднего класса Уейтс, говорит – реальность для тех, кто боится ширяться. Я - боюсь, **** я эту наркоту, мы лучше с Серегой по водочке зажжем.
             Тем более, у него очередная трагедия.               
             Потому что когда он бросает пить, делает укол, то быстро становится, выше упомянутым, средним классом. С уклоном в русскую тоску.
             И едет в ночной клуб. Звучит очень элегантно – съезжу-ка я в ночной клуб. А на самом деле, ничего хорошего, так как он там развязывается, как плохо завязанный шнурок.
             Утором звонит мне и докладывает, прерывая доклад всхлипами сожаления. И голос у него, кающегося андрогинна:
-- Ты это, как его, я вчера в клуб ходил.
-- ….., урод.
-- У меня с собой ноут был и портфель.
-- ……., скотина!
-- Почему потерял? Просто оставил где-то. Давай в клуб сходим, может, отдадут?
-- Давай сходим, обязательно отдадут.

                *

             Мы идем в ночной клуб, где нам в вежливой форме объясняют, что ни ноутбуков, ни портфелей поддельной крокодиловой кожи, не находили. Серега закатывает глаза и делает горлом движение, как будто глотает камень. Я говорю:
-- Пошел на …   
-- Граммов по пятьдесят?
-- ……………, пойдем.
             Я такой же, как и он. И строить из себя целку, мне, по крайней мере, не этично. Если тут уместен разговор об этике.
             Я, примерно, знаю, чем все это кончится, но ни малейшего желания заканчивать сегодняшний вечер в компании проституток, у меня нет. Другой вариант, у Сереги дома, в компании его жены и детей, меня устраивает еще меньше.
             Вот это томление русского духа, недопившего свое, и приводит меня в общество Тома Уейтса. Мне даже кажется, что я понимаю слова песен.
             А чего там понимать, все то же самое.
             Проебанная жизнь, безденежье и пропитые амбиции.
             А, еще, наверняка, потерянный портфель и куда-то делась пачка сигарет.
             Ну, вот, только что здесь была.