Хроники внутренних органов ч. 1

               
Чёртов хуторок.

Жарким летним вечером над казармами военного городка и зоной стояли клубы пыли, заметные лишь со стороны шоссе.

Рота внутренних войск несла здесь службу по охране колонии общего режима. Населенный пункт, в котором располагалась воинское подразделение, был маленьким и захолустным. По чьему-то странному капризу, это архитектурное безобразие называлось хутором. 

В нем была сотня маленьких домишек, магазинчик и клуб, в котором по праздникам проводились дискотеки.
Девчонок на хуторе было всего три. Они не были красавицами, но знали себе цену и были нарасхват среди солдат и офицеров. На дискотеках девицы стояли с гордым видом, и чтобы потанцевать с одной из них, приходилось за неделю вперед занимать очередь.
 
Кроме трех зазнавшихся селянок и водяры, развлечений на хуторке не было. Офицеры и прапорщики искали лучик счастья, регулярно нажираясь конфискованной на зоне водкой. По улочкам хутора преспокойно разгуливали «расконвоированные» зэка в черной форме.
 
Это зрелище казалось странным для людей, незнакомых с порядками зоны. Молодые солдаты, возвращаясь после службы, изумленно созерцали прогуливающихся без конвоя осужденных и думали, что зеки совершили побег. Они перепугано хватались за автоматы и грозно кричали петушиными голосами: « Стой, паразит! Стрелять буду!»
 
Зеки, стараясь не смеяться,  обречённо поднимали руки и падали на колени перед грозными воинами, умоляя их не убивать. Солдаты радостно вязали "беглецов", а потом бежали с докладом к командиру части, в надежде получить отпуск за задержание беглых преступников.
Командир роты давно знал эту хохму: ведь эта история повторялась ежегодно.  Он велел освободить задержанных, а "отличившимся" духам  давал пару нарядов вне очереди.
Оказывается, устав запрещал убивать женщин, подростков и расконвойных осужденных. Они были под защитой закона и с удовольствием пользовались этим правом.

На новом месте

Сегодня в часть прибыли молодые солдаты из учебки. Их привезли под вечер на маленьком автобусе, который внезапно выскочил из клубов пыли со стороны шоссе и затормозил возле казармы.
На плацу выстроились деды: в основном узбеки и кавказцы. Их форма выглядела довольно странно: рукава рубашек были засучены до локтей, и выглядели как у эсэсовцев, когда-то прочесывавших украинские села в поисках партизан, сала и горилки.

Панамки солдат, заглаженные утюгом, смотрелись как птичьи клювы, а голенища сапог, отбитые мелкими ромбиками, напоминали не то гармошку, не то батарею парового отопления. Попы дедов обтягивали ушитые по максимуму галифе, похожие на панталоны участников гей-парада.

Узбеки имели туманные понятия  о дедовщине. Происходило это из-за удаленности роты от полка. Сюда с трудом доходили традиции из других частей, и здесь действовали свои уникальные порядки. Хотя, солдатская иерархия оставалась такой же, как в полку. Здесь были: дембеля, деды, черпаки, духи и сынки.

Происходило это так: прибывший после учебки "сынок" через полгода становился "духом"; через год он получал титул "черпака"; через полтора становился "дедом", и к концу службы, после приказа, он назывался "дембелем".

В чем выражались эти странности? Ну, к примеру, отношения между дедами и молодыми иногда доходили до курьеза. Деды в этой странной части мыли сортиры до самого дембеля, иногда, впрочем, отрываясь от этого приятного занятия, чтобы прикурить у молодого бойца, который спокойно направлялся в курилку поболтать с одногодками.

Иногда такой "дедушка" гордо приказывал "духу", лежащему с сапогами на койке: "Эй, синок, служи, как дэд служил, а дэд на службу х... лажил! Ну-ка, душара, скажи дэдушке: Скока мине да приказа асталас?" И, гордо выслушав ответ, с улыбкой превосходства над "сынком" отправлялся мыть полы в коридоре казармы.

Таких курьезов здесь было немало, и все их уже не упомнишь. Но, не будем делать из этого скоропалительных выводов - ведь после того, как нацмены из братских республик ушли на дембель, их место заняли солдатики из российских регионов. Они досконально знали свои привилегии и не собирались мыть полы до дембеля. Новые деды быстро восстановили на месте старых порядков общевойсковое "статус кво", после чего дедовщина засияла в роте во всей свой красе.

Сразу после приезда молодых бойцов отвели в столовую и накормили перловкой с вареным салом. Мясо обычно разворовывалось поварами, но духи охотно сжирали даже противный жир. После голодных дней, проведенных в учебке, им и сало было в диковинку.
После ужина новоприбывших построили на плацу, и перед молодыми выступил молодой замполит, старший лейтенант Г. Он самоотверженно призвал духов исполнить воинский долг и с честью вернуться в родные края.

Сам замполит через пару недель навсегда пропал из роты в неизвестном направлении. Причину этого удивительного явления никто не знал, хотя были опрошены все кто видел его в последний раз - дневальные и дежурный по роте, которые несли службу в тот вечер.

Никто даже не мог предположить куда делся замполит - совесть и гордость этой части. Естественно, к этому делу позже подключили милицию и замполита долго искали, но офицер, как в воду канул.
Поймали злосчастного старлея лишь через полгода, когда он неожиданно заявился к родителям, живущим неподалеку. 

По непроверенным данным: на вопрос следователя: почему он сбежал, старлей мрачно ответил: « Я вам монах что ли, чтобы свою молодость потратить на этой вонючей зоне! Задолбала такая служба - хоть вы меня убейте!»
Дальнейшая судьба пойманного замполита покрыта мраком неизвестности. Сколько он получил за свое бегство из рядов вооруженных сил, так никто и не узнал.

Беглеца скоро сменил новый замполит, тоже старший лейтенант по фамилии В. Он был общительным брюнетом с черными усиками, и внешне похож на итальянца. Замполит сразу закрутил любовь с одной из поварих, и вскоре получил доступ к ее сердцу и котлетам, которые повара жарили на кухне для офицеров.

Командир нашей роты носил замудренную чеченскую фамилию и сейчас я не помню ее даже приблизительно. Помню лишь, что он умело метал из под фуражки молнии на провинившихся; литрами пил крутой чифир и талантливо матерился. Старшина был обрусевший немец, по фамилии Ш. Был он под два метра ростом, белокур, голубоглаз и похож на унтера фашистской армии. Если старшина начинал ругаться, на хуторе лаяли перепуганные собаки и начинали кричать домашние птицы.

Но, когда старшина выходил из столовки, нажравшись котлет и напившись чифира, то более приятного прапорщика было не найти. Солдаты обожали его соленые шуточки, а некоторые даже записывали их в дембельские альбомы. Любимой остротой у него была следующая фраза: « Ну, что, служивый? Опять залёт?! Буду воспитывать кнутом и пряником. Сначала - кнутом. Ты сейчас пойдёшь в сортир и будешь черпать дерьмо - до дна и до отбоя! А пряник получишь в столовой, когда будет двадцать третье февраля!»
После этого прапор смеялся уже один, солдату было не до смеха.

Ротный туалет находился на улице. Это был дощатый курятник с ямой и длинным рядом "очков" изнутри. Ввиду того, что он быстро наполнялся, его нужно было часто освобождать от излишков.
На эту неблагодарную работу направляли «залётчиков». Тех, кто самовольно ходил в "увал" или был пойман по пьяни.
 
А так как деды пили часто, -- сортир постоянно сверкал, радуя чистотой глаза начальства. Нередки были случаи, когда с караула снимали целый взвод, потому что бойцы были пьяными в умат.  С такими разбирался старшина, закрывая залетчиков в камерах автозака.

Во время этих экзекуций по ночам над военным городком неслись матюки и стоны замерзающих пьяных дедов, сулящих старшине адские муки на том свете...