Золотая пешка

                «Золотая пешка»
                роман

                1

Остров Буян окружали серые пики скал. С грохотом разбивались о них ледяные волны Великого моря. За узким проходом зеленели заросли осоки. А сразу за осокой вольготно развалилась топь. Черная, густая, как кисель вода побулькивала разноцветными пузырьками. Словно кто-то невидимый, там, на дне, варил колдовскую похлебку.
Здесь  не щебетали птицы, не благоухали травы, и среди бледных болотных цветов не порхали легкомысленные бабочки.
Черномор сошел с белого, в яблоках, коня, потрепал его по холке и привычно огляделся. Поморщившись, он медленно двинулся вперед. Достигнув зарослей осоки, Черномор вздохнул.
- Ну что, Сивка Бурка, пришел твой час. Пора тебе возвращаться. Ты знаешь, где я. Если что, свистну!
Сивка Бурка послушно фыркнул, отошел в сторону, встал на дыбы и, оттолкнувшись, от скользкой каменной насыпи, взмыл в тревожное черно-фиолетовое зарево.
- Терпеть не могу это место! – прошептал Черномор. Раздвинув заросли он смело пошел вперед.
– Ну, и где же ты братец? Покажись! Разве так гостей встречают?
Возле непроходимой топи чародей  остановился. Щелкнул пальцами. Один за другим призрачной вереницей загорелись над топью огоньки. Из глубины дьявольского варева выплыли  странные, белые цветы с пылающей, как раздутый уголек, сердцевиной. Черномор поправил широкополую шляпу, сунул под мышку резную трость с каменным набалдашником и сделал первый шаг.
Выстроившиеся в цепочку огоньки надежно указывали дорогу. Черномор быстро пошел вперед. Его подтянутая крепкая фигура отражалась в  черной воде, но отражение двоилось, словно невидимые паучки пытались растащить его по своим убежищами, на память.
Черномор сделал еще один шаг и оказался на суше. Теперь перед ним поднималась могучая гранитная стена, заросшая голубоватым мхом и лишайником. Над ней клубился магический туман, внутри которого, словно маленькие молнии вспыхивали и  гасли  зеленые искры.
Черномор снова щелкнул пальцами и в гранитной толще образовался проход, похожий на поток струящейся  воды.
- Ох уж эти мне фокусы! - проворчал колдун, касаясь набалдашником трости поверхности  материализованного заклинания. Вода тотчас исчезла. Промурлыкав под нос, что-то мелодичное, Черномор прошел вперед. И тотчас глаза ослепил необозримый простор, поросший ковылем и полынью. А посреди поля, в воздухе, на высоте сорока-пятидесяти локтей висел, и переливался цветами радуги полупрозрачный город, с высокими теремами, с церквями, украшенными разноцветными маковками.
Город-призрак несмотря на полупрозрачность, гудел, как растревоженный улей. До ушей Черномора долетел разноголосый гомон торговцев сдержанная ругань городских стражников. Мимо, одна за другой, пронеслись два роскошных экипажа. Не касаясь цветков ковыля, совсем рядом  с колдуном пролетели стрельцы, окружающие золотую царскую повозку. Один из них чуть осадил сизого жеребца, остановившись возле Черномора. Свесившись, бородатый стрелец, часть лица которого была почти прозрачна, и сквозь нее темнело вечернее небо, недобро уставился на чародея.
- А ты, кто таков будешь, собака? Почему не падаешь ниц, при виде царской кареты?! – отрывисто бросил он, сосредоточив на колдуне горящий взгляд. Вытащив из ножен короткий меч, стрелец нагнулся еще ниже, по всей видимости вознамерившись, отсечь голову колдуну. Черномор без видимых усилий дотянулся до стрельца каменным набалдашником трости и стрелец тотчас лопнул, как мыльный пузырь. Внезапно, прямо из воздуха, навстречу колдуну выпрыгнуло странное существо, поросшее черной, с рыжими подпалинами шерстью, с небольшими круглыми рожками на кошачьей голове. Существо  передвигалось на двух копытцах, имело  длинный, как у крысы хвост, и совершенно поросячий пятачок. Это был обыкновенный черт.
- Добро пожаловать Ваше Высокопревосходительство! – отчаянно грассируя, произнес встречающий.  В одной руке у него был масляный фонарь, в другой короткие вилы. Между тупыми зубцами, нет, нет, да проскакивали маленькие молнии. 
- Здравствуй Генрих, - сказал Черномор.
- Разрешите шляпу?
- Нет!
- Почему? – удивился черт.
- Потому что в прошлый раз ты вернул мне ее испорченной! Ты ухитрился прожечь ее сразу в трех местах!
- О, сир, то было всего-навсего досадное недоразумение! Огниво попалось бракованное, подделка. Китайские черти подсунули, чтобы им серы в отчетный день не хватило! – ничуть не смутившись, ответил Генрих. – Вдобавок, я ведь принес вам свои извинения!
- Извинения на хлеб не намажешь! А кто мне новую шляпу обещал из Фряжских стран? – прищурился колдун.
- Сие не в моей компетенции, - поддельно вздохнул черт. На его блудливой, с опаленными усами морде, промелькнула ухмылка. – Не уполномочен-с…
- Ну, да, конечно, - проворчал Черномор. – Как имущество портить, так все мастера, а как исправлять, так не дозовешься!  Ну, ладно, веди, старый плут.
- Да, да, хозяин ждет вас. Следуйте за мной, - сказал черт, и, вильнув хвостом, точь в точь, как дворовый пес, засеменил впереди.
Черномор снова принюхался. На миг ему показалось, что в воздухе витает тонкий, сигарный запах. Пожав плечами, он пошел следом за Генрихом. Дорогу черт освещал масляным фонарем, который был совершенно не нужен,  зато отчаянно чадил, отравляя воздух.
Они долго шли среди высокой травы, пока не оказались на большой, круглой поляне. Черномор привычно огляделся. Возле пестрого шатра, на персидских коврах, среди пуфиков и подушек  полусидел полулежал его братец – Кощей. Это был худой, жилистый старик с козлиной бороденкой.
- Злого времени суток, брат Черномор! – сказал Кощей,  нехотя отрываясь от кальяна, и указывая на место напротив. – Присаживайся. Чувствуй себя, как дома, но не забывай, что  в гостях! –  он  гулко рассмеялся, но тут же схватился за брюхо.
- Ой, как больно! Это что же я съел? Надо принять лягушку толченую…вот ведь недосмотришь, так норовят всякую дрянь всучить! Третьи сутки животом маюсь! – Тут  взгляд его пронзительно черных глаз сосредоточился на черте. – А ты чего тут делаешь? Тебе, что было велено?
- Гальюны драить, - сказал Генрих. – По все Руси!
- Ну, так чего же ты ждешь? Особого приглашения?! – Кощей сдвинул седые, выщипанные брови. – Пошел вон, холоп. Хотя нет, постой! – Он шумно втянул воздух ноздрями. – Дьяволово отродье, сигарами пахнет! Генрих, собака, ты снова курил мои любимые гаванские сигары, по тридцать долларов за штуку?!
- Но сир… они лежали там… - начал оправдываться черт, часто моргая обожженными ресницами.
- Испепелю! – прорычал Кощей. – Отправлю к горным великанам на исправление!
- Только не это! – Гулко зарыдал Генрих, пытаясь утереться кисточкой облезлого хвоста. – Они меня не замечают! Они опрошлый раз на меня наступили, так все хозяйство расплющили. Пришлось у кузнеца новое заказывать, а кузнец-то рублями не берет, все какие-то евро спрашивает!
- Ладно, ладно, только не вой! – сморщился  Кощей. – Так и быть, на этот раз прощаю. Десять суток гауптвахты в ночном гарнизоне Недаманской дивизии!
 - Слушаюсь! – радостно взвизгнул Генрих, топнул копытцем и провалился сквозь землю.
Некоторое время в воздухе витал  гламурный запах сигар, смешанный с серной вонью.
- Дисциплина однако, - ехидно заметил Черномор, поудобней располагаясь на мягком персидском ковре напротив брата.
- Одно слово – черти! – Кощей в очередной раз оторвался от кальянной трубки. – Сколько учил их, сколько муштровал! Об этого Генриха три медных  черпака сломал, серебряной вилкой тыкал, а ему все одно – хоть кол на голове теши!
- Ну, так и потесал бы! – усмехнулся Черномор.
- Тесал! – недовольно признался Кощей. – Чуть без руки не остался! Головенка-то у него маленькая, у  иного кота и то больше. Век бы с ними дела не имел, но где взять  проворнее прислугу?
- Обратись в магическое бюро по трудоустройству. Там у них богатый выбор. Да и у тебя  резидентура  неплохая!
- А это ты видел? – Бессмертный достал из кармана черного, расшитого золотыми астрономическими знаками халата, сверток пергамента. Развернул и показал.
Черномор чуть подался вперед. – Договор?! – удивленно хмыкнул он. – С чертями?
Кощей кивнул. – Как видишь, скрепленный кровью!
- Какая у черта может быть кровь? – поморщился Черномор.
- Плохая кровь. Честно говоря, клопами попахивает. Но зато лучше всяких чернил. Топором не вырубишь! А впрочем, не все так плохо, брат. Черти, они, конечно, любят побаловать, но все-таки по части творения разных пакостей, тем паче диверсий, им равных нет. Где я еще найду таких квалифицированных мерзавцев?   К тому же их услуги по прейскуранту стоят не дорого. Вот, если бы ты согласился на ничью…
Черномор медленно, с наслаждением сложил из пальцев фигу и показал брату. – Накося  выкуси!
Бессмертный сложил губы в саркастическую улыбку.
– Человек с высшим образованием, гроссмейстер магической игры! И это  у нас называется культурой! – Он собирался добавить, что-то еще, столь же едкое,  но тут тишину нарушил омерзительный писк  электронного будильника.
- Что это? – полюбопытствовал Черномор, озираясь, и принюхиваясь. – Новый прикол? Опять твои шуточки, братец? 
- Отстал ты от прогресса! – криво улыбнулся Кощей. – Это мое устройство сработало. Электронщики из отдела кубической магии два дня его монтировали. Последний писк, холостяцкий агитационный модуль, сокращенно – ХАМ. Незаменимое устройство в подборе невест. Ну, что ты на меня так смотришь, может я давно хотел хозяйкой обзавестись? А то все карьера, дела да случаи. Пора и о себе подумать…Ой! – Кощей снова схватился за живот. – Что же это я съел? Сколько раз зарекался не посылать чертей за продуктами, всегда какую-нибудь гадость принесут!
В этот момент сверху спустился прозрачный шар. Зависнув над полом, он стал раздуваться, пока внутри его не раздался щелчок. Вслед за этим  появилось изображение какой-то опочивальни, и щекастой красотки, которая сладко потягивалась, продирая ясные очи. Между тем, одеяло медленно сползло на пол, обнажая такие впечатляющие прелести, что у Черномора отвалилась челюсть.
- Кхе! Кхе! – закашлялся Кощей, перехватывая удивленный взгляд брата. – Ты же понимаешь, перед тем как жениться, не мешает познакомиться. Хотя бы виртуально…впрочем, это касается только меня, да. 
Между тем девица переменила позу, Кощей побагровел, схватился за живот и торопливо щелкнул пальцами. Видеопузырь тут же лопнул, медленно опадая на  пол прозрачными лохмотьями.
- Как ты сказал, называется твоя система? – рассмеялся Черномор. – ХАМ? Звучит очень верно. В молодости ты по кустам и окнам зырил, а теперь вон что изобрел!  А вообще…занятная штука! Только не стыдно тебе за красотками подглядывать?!
- Стыдно, у кого видно! – проворчал Кощей. -  Я просто интересуюсь. Кстати, этот модуль позволяет следить за любым объектом.
- А…много у тебя этих объектов? – поинтересовался Черномор, сделав невинное лицо.
Триста шестьдесят пять! - буркнул Бессмертный. –  По числу дней в году! А потом, должен же я знать, что интересного происходит в мире? Быть в курсе новостей, на пике прогресса, так сказать. Не спорю, модуль несколько однобоко освещает события, но разве в твоей работе не бывает помарок и черных пятен?
- Случается брат, случается, но, вот таких, откровенно говоря… э… приятных, еще не было.
-  Установи у себя то же самое. Влетит, конечно, в копеечку, но хорошее настроение на весь день гарантировано! Кстати, я тебя чего звал? У нас с тобой неоконченная партия, так? Я тебе сегодня предлагал ничью, а ты отказался. А зря. Я еще раз просмотрел ее на досуге и нашел нестандартное решение. Так, что, никаких ничьих, только победа! Впрочем, ты можешь сдаться заранее.
- А ху-ху не хо-хо? - усмехнулся Черномор, снимая шляпу, и беря из хрустальной вазы большое красное яблоко. Надкусив его, колдун откровенно поморщился. Плод был кислым и горьким одновременно. А в месте укуса  чернела дырка из которой высовывался жирный червяк, и грозил  ему маленьким кулаком. Черномор выплюнул непрожеванный кусок, а яблоко запулил в направлении города-призрака. Плод пролетел  сквозь одного из стражей городского патруля. Мордастый стражник с роскошными усами тотчас остановился и принялся дико озираться. – Есть здесь кто? – спросил он, дрогнувшим голосом.
- Свои, болван! – крикнул Черномор, выковыривая из дупла застрявшие крошки.
- А-а-а! – протянул страж. – Так бы и сказали, а то ведь сразу-то  и не поймешь.
- Ну-с, продолжим! – улыбнулся Кощей усталой улыбкой измученного славой, победителя. Тотчас посредине ковра возникла шахматная доска с золотыми и серебряными фигурами, инкрустированными черным и белым жемчугом. Фигуры нетерпеливо переминались на месте, и прямо-таки рвались в бой.
- Кажется мой ход? – Прищурился Черномор.
- С какой стати? – покачал головой Кощей. – Прошлый раз ты последним ходил. Значит, сейчас мой ход!
- Позволь, у меня все ходы записаны! – Черномор вытащил из кармана походного плаща истрепанный свиток, испещренный мелкими, каббалистическими знаками.
Кощей сплюнул. – Вот, бюрократ!
- Будешь проверять?
- Буду!
Черномор протянул свиток брату.
- Тэк-с! – Бессмертный расстелил его на ковре и принялся водить по строчкам кривым, сучковатым пальцем, близоруко вглядываясь в символы.
– Это у нас так, а это вот так, - бормотал он увлеченно. – А здесь у нас рокировочка. Как же, помню, а тут кое-что посерьезней. Угроза шахом… Отбито! О! Тут, я… зевнул, - он шумно поскреб в черепе. – М-да-а, что было, то было. Ладно, братец, кажется все верно. Кстати, а кем заверена сия грамота?
- Тобой и мной! – рассмеялся Черномор. – Или ты свою родовую печать не признал?
Кощей скривился, словно после дольки  лимона. – Да, да, верно. Ты прав. Ну,  так что?  Продолжим. Твой ход!
Черномор склонился над доской. Его шахматные фигуры, разом уставились на него. Король, что-то прокричал, отчаянно взмахнув рукой, в которой был зажат корсиканский меч. Очевидно он призывал немедленно, сию секунду развивать атаку! Короче говоря, очертя голову броситься в гущу сражения. Черномор отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Насчет этой партии у него был свой четкий план. Недаром он обдумывал его по дороге на Буян. Колдун уже занес руку над шахматной доской, все фигуры, в том числе и неприятельские, замерли и затрепетали в ожидании очередного хода, когда сгустившуюся тишину разорвал громкий треск разряда. Полыхнула молния, и по поляне скользнула большая угловатая тень.
Кощей и Черномор задрали головы.
Совершив круг почета над полем, Змей Горыныч стал резко снижаться.
Черномор сплюнул с досады. – Балаган!
От огромных крыльев  поднялась пыль и запорошила Бессмертному глаза. Кощей с трудом продрал зенки и заорал, потрясая кулаками..
 – Свинство какое! Совершенно невозможно отдыхать. И тут меня нашли. Интересно, кто проболтался? Кто ему скинул мои координаты?
Горыныч неуклюже приземлился, пропахав лапами и  хвостом глубокую траншею, и под конец, едва не своротил шатер, над которым развевался Кощеев штандарт – череп и две скрещенные кости. Откашлявшись, змей высоко задрал сплющенную башку, вытянул шею в струнку, и по-военному отдал честь когтистой лапой.
- Ваше  величество, разрешите доложить! – гаркнул он, наполняя воздух запахом  горелой  проводки.
- Ваше величество, ваше величество! – передразнил его Кощей. – Нигде спокою нет! Хоть в тартарары залезь и там достанут! Ну, в чем дело, воевода? Что за спектакль вы нам тут устроили? Вы что, не видели, на границе табличку, что его величество изволит думать, и что его нельзя беспокоить? Я спрашиваю вас, что это за солдафонские  выходки? Сколько раз говорить –  уважайте труд владыки!
- Я…ва…вла…дык!  Дык, я, владыка, и примчался по лютой нужде!
- Нужду ты мог справить и у себя! – буквально взвился Бессмертный. – Не хватало, что бы ты правительственную дачу превратил в конюшню!
- Не в том смысле нужду! – в отчаянии взвыл Горыныч. -  А в политическом! Караул, ваше величество! Требуется ваше вмешательство, иначе…
Кощей сплюнул с досады, и уже спокойней произнес. – Ну? И что же  стряслось? Наверняка опять какая-нибудь ерунда. Говори скорей, и уматывай с глаз моих!
- Иван-дурак лютует! – запричитал Горыныч. – Мало того, что вырвался из-под контроля и расплодился, проклятый по всем перпендикулярным мирам, так он еще и дерется! Усы мне выдрал, сволочь! Проходу не дает. Грозится совсем извести. И вообще нарушает конвенцию. Нос сует не в свои дела. Брательника моего угробил. В общем, я… короче я потерял контроль над одним из царств. Точнее не совсем еще потерял, но мне туда страшно сунуться. - Доложил Горыныч, со слезами в голосе. – Он мне обещал достоинство оторвать! И оторвет. У него слово с делом не расходится! В общем, ситуация критическая, все может произойти. Вот я и решил искать у вас защиты и справедливости! Для меня  достоинство дороже всего! – устало выдохнул змей и уставился на Бессмертного, в ожидании ответа.
- Тьфу ты, пропасть! – Кощей перевел взгляд на брата. – Твоя работа?
Черномор развел руками. – Не знаю. Это могут быть случайные флуктуации, я еще не проверял. Конечно, возможны и перегибы на местах. Я обычно в конце месяца просматриваю отчеты и смету. А что, есть проблема?
- Да это разве, проблема? Так. Досадное недоразумение. –  Кощей повернулся к змею, который, от нетерпения елозил хвостом и изрыгал короткие язычки пламени.
– Значит так! Сейчас я занят. У нас дела поважнее твоих неурядиц с Иваном дураком. Прояви инициативу, свяжись с Ягой. На худой конец, с Соловьем-разбойником. В крайнем случае созови совет,  на нем и решите, как быть. Черт побери, мне бы ваши  заботы! – Кощей досадливо отмахнулся. Раздался приглушенный хлопок и перед Кощеем предстал Генрих.
- Звали, хозяин?
- Пошел к лешему, болван!
- Слушаю-с!  – Черт исчез так же внезапно, как и появился.
Горыныч поскреб лапой в затылке. – Так я это… значит, уполномочен совет созвать?  Ну, мы это мигом. Прямо сейчас. Ага.
- Погоди! Ты-то, небось по-свойски решил с Иваном обойтись, а? – хитро подмигнул Бессмертный. – На равный бой его небось вызовешь?
Все три головы одновременно засопели.
- Вот как раз и останешься без яи…без наследства! Кто же с дураком в открытую рубится? Это каким кретином надо быть? Ну что вам, трудно отравить Ивана? Подсыпать ему в еду слабительного? Или подсунуть красотку, у которой хе-хе! Интересные болезни? После этого Ивану будет не до вас, гарантирую! Эх-ма! Все вам надо рассказать да в рот положить! – Кощей устало вздохнул. – Все. Свободен, как сто китайцев!
- Разрешите идти?
- Топай! – отмахнулся Бессмертный, и опустившись на ковер, надолго припал к кальяну, закатывая глаза.
Горыныч шумно взмахнул огромными, как паруса, перепончатыми крыльями.  Подняв тучу мелкого мусора,  он тяжело оторвался от земли, чешуйчатой зеленой тушей располовинил город-призрак, и полетел на восток.
- Ходи! – раздраженно бросил Кощей брату. – Сколько можно думать?
- Уже хожу! – сказал Черномор, беря пешку, и переставляя фигуру на другую клетку. В ту же секунду оглушительно громыхнуло и все вокруг погрузилось во тьму.

                2

Ночь выдалась душная и неспокойная. Думный боярин Фрол Игнатьевич Бубнов ворочался в кровати до полуночи, отлежал все бока, а сна ни в одном глазу. Может, всему виной был поросенок под  сливовым соусом? Тяжело лег на желудок, словно боярин съел его вместе с костями и оные кости теперь подпирали брюхо изнутри. И голова  пуще прежнего раскочегарилась: стоит очи смежить,  голые бабы стоят перед глазами и до того натурально,  ну, как живые! Какой уж тут сон, только и остается, что вертеться с боку на бок.
Боярин принялся было думать об устройстве в стольном граде платных туалетов, как это сделано в Биварии, но и это не помогло. Даже привычные мысли о том, как ущучить кумарских купцов, не принесли долгожданного ублаготворения. Тогда Фрол Игнатьевич вздохнул, провел мясистой ладонью по плоскому, словно сковородка, лицу, и  дернул за шнурок колокольчика.
Только его старый слуга Прохор, приходившийся двоюродным братом лесному лешему,  знал, чем пособить хозяину. Он появился в опочивальне бесшумно, как тень, с кувшином  кизюмовой настойки  и большой чашкой. Умастив все это на столе, Прохор щелкнул пальцами и зажег сальный огарок в плошке.  Скудный огонек первым делом осветил  лошадиные зубы Прохора и его скрюченные пальцы, затем и всю небольшую комнату, посреди которой стояла высокая лежанка. Возле нее, на полу была расстелена бугристая медвежья шкура. Чтобы, значит, боярин не простудил ножку, если приспичит по нужде. Слабый неверный свет сального огарка не доходя  до дальних углов комнаты, таинственно отражался в узком слюдяном окошке.
- Помоги!  - просипел боярин.
Не говоря ни слова, Прохор помог Фролу Игнатьевичу присесть в кровати. Затем налил в чашку настойки  и подал хозяину. В помещении тут же остро и вкусно запахло кизюмом. Боярин принял чашку, поморщился для порядка, единым духом осушил чарку, утерся бородой и снова лег в кровать.
- Чего еще изволите? –  двусмысленно оскалился  Прохор.
- Пока ничего. Ступай! – отмахнулся Фрол Игнатьевич, снова лег в кровать и накрылся теплым одеялом. Кизюм зашумел, забормотал в голове, и боярин провалился в тяжелый,  липкий, как тесто, сон. Кошмары мчались  один за другим. То  мохнатый комар, величиной с собаку, пытался продырявить ему брюхо стеклянным хоботом,  то какая-то страхолюдина склоняла его к несусветному греху прямо за столом у князя. Особенно усердствовал оживший мертвец, бывший станичник Петька Кривой, которому на позапрошлой седмице отрубили голову за грабеж и душегубство.
Боярин Фрол Игнатьевич Бубнов, первым поставил свою подпись приговоре, и теперь, Петька Кривой, едва ли не каждую ночь являлся к нему во сне, причем  одним  и тем же образом: отсеченная голова свободно парила в воздухе, а тело, довольно резво носилось за боярином, при этом во всю размахивало руками.  В правой был кривой икчерский нож, в левой -  кистень. Фрол Игнатьевич убегал, проявляя неслыханное для его лет проворство. А отсеченная голова голодно лязгала зубами, и глаза ее источали дьявольский свет.
Так было и сейчас. Боярин спрятался от разбойничьего тела, но обнаглевшая голова подлетела настолько близко, а ее зубы клацнули столь явственно, что Бубнов, сразу понял, что сейчас его лишат уха. Причем не понарошку, а по-настоящему. И тут жуткую тишину кошмара нарушил тихий свист. Будто позвали собаку. Петька Кривой – его тело и голова, резко остановились. Голова неподвижно повисла в воздухе, примерно на высоте нормального человеческого роста. Голодный блеск в глазах внезапно померк. Тело повернулось и зашагало, куда-то в пустоту.
- Мы еще увидимся! – проклацала голова, и не спеша полетела прочь, светя  в темноту глазами, словно фарами. Бубнов вздрогнул и проснулся.  Напротив него хрупким ледяным  светом белело слюдяное окно. Сквозь окно в комнату вползал голубоватый  лунный свет. Фрол Игнатьевич шумно сглотнул и протер глаза.
- Это был сон, -  очумело пробормотал он, тяжело поднимаясь с кровати. Смахнув рукавом испарину со лба,  боярин потянулся к кувшину с настойкой и замер, заметив за окном какое-то движение. Повернувшись, Бубнов оцепенел. Там, за слюдяными слойками явственно виднелась голова Петьки Кривого.  Она прижалась к окну, расплющив о слюду толстые синие губы и корчила ему рожи.
- Ну? – донеслось до слуха Боярина. – Помнишь, я обещал тебе, что вернусь? И вот я вернулся! Фрол Игнатьевич не жить тебе, пока я мыкаюсь между небом и землей. Отвори окно, боярин, я тебе сказку страшную на ночь расскажу! Открывай, собака, или слова русского не разумеешь?! – неожиданно пронзительным голосом  завопила  голова. Глаза горящие дьявольским огнем осветили боярскую почивальню. В следующее мгновение, Фрол Игнатьевич не выдержал и вместо того, чтобы броситься вон, схватил со стола плошку с сальным огарком, и запустил ее в хохочущую голову. Осколки слюдяного окна брызнули в стороны, один из них оцарапал правую щеку Бубнова. В тот же  момент в опочивальню влетело, что-то черное. Боярин взвыл, рванулся к двери, дернул за ручку, но  дверь не поддалась.
- Пустите! Прохор ко мне! На помощь! – заорал было во всю глотку Фрол Игнатьевич, но вместо крика из горла вырвался сухой шелестящий сип.  . За спиной боярина послышался шорох. Медленно, как во сне, Бубнов  обернулся. На столе, там, где раньше стояла плошка, устроился большой, черный ворон. Птица не мигая, смотрела на боярина, сверля его крохотными красными глазками. А где же голова? Ну, конечно! Она ему только померещилась. С полусна. На самом деле, за окном была ворона.
- А ну пошла! Кыш отсюда! – осмелев, прикрикнул боярин, к огромному облегчению почувствовав, что голос вернулся к нему. Он даже замахнулся на птицу кувшином и сделал шаг вперед.
- Кар-р-р! – громко произнес ворон, взмахнул крыльями и оторвался  от стола. Два вороновых крыла ударились в воздухе и резко взметнулись в стороны полами дорожного плаща. Фрол Игнатьевич смотрел и не верил глазам. Посреди опочивальни стоял старец в длинном плаще с капюшоном. Из-под капюшона  на него смотрело строгое лицо, обрамленное длинными седыми кудрями. В правой руке незнакомец держал резной посох,  навершие которого украшала змеиная голова. Маленькие ее глазки  светились тусклым зеленым светом.
Фрол Игнатьевич почувствовал, как его ноги, буквально приросли к полу.
Незнакомец поднял левую руку на уровень лица и вдруг поманил его. Коченея от ужаса, боярин мелкими шажками поспешил навстречу  ночному гостю.


                3
Утро было чудесное. Солнце заливало крыши теремов расплавленным золотом, среди ветвей шумно переговаривались птицы, и ничего не говорило о ночном кошмаре.  Окно, которое Фрол Игнатьевич расквасил плошкой было цело, но этот факт почему-то не удивил боярина. Сквозь неровные слюдяные слойки в опочивальню били золотые лучи. Сама плошка валялась на полу, перевернутая, под ней растеклась сальная лужица с черными разводами.
А может и впрямь ничего не было? – подумал боярин. Может все это ему пригрезилось?
Ну, точно! Во всем виновата кизюмовая настойка. Фрол Игнатьевич развеселился. И что только с пьяных глаз не померещится! Вон, за думным головой – Афанасьевым, по ночам черти бегают. О том знает думский дьякон Лаврушин, которому Афанасьев про свою беду по секрету рассказал. Совета спрашивал, как быть. Дьякон посоветовал самому чертей гонять. То ли метелкой, то ли березовым веником…
Бубнов хихикнул. Только теперь он услышал, что в дверь опочивальни кто-то с усердием колошматит. Того и гляди, высадит!
И тут же события прошедшей ночи всколыхнулись в его душе. Снова накатила темная, дурная муть.
- Кто там? – спросил боярин , дрогнувшим голосом.
- Это я, Прохор! – донеслось из коридора. – Фрол Игнатьевич, вы живы?
- Да жив, жив, черти полосатые! – гаркнул боярин. – Ишь, какой тарарам подняли!
- Еще бы не поднять! – донеслось из-за двери. - Мы никак до вас достучаться не можем, а дверь изнутре закрыта. Мы уж ломать хотели…
Боярин усмехнулся в бороду. Шагнув к двери, он с удивлением уставился  на отломанную от лавки ножку, просунутую  в дверное кольцо. Неужто это он сам расстарался, ночью, да с перепугу? Вот ведь чудо, Фрол этого совсем не помнил!. Вытащив ножку из кольца, боярин отошел в сторону. Дверь тотчас резко распахнулась. В помещение влетел Прохор и оскалил на  Бубнова лошадиные зубы.
- Боярин, с вами все в порядке? – Зеленые, лешачьи глаза Прохора забегали по комнате, где  посередке валялась разбитая скамья.
- Конечно в порядке. А что, не видно? – Фрол Игнатьевич привычно сдвинул брови. Пихнув  Прохора в плечо, он вышел в коридор.  Нехотя  обернулся.
– Все тут убрать! – распорядился боярин и прошел к лестнице, ведущей на первый уровень боярского терема. – Точно померещилось! – удовлетворенно пробормотал Бубнов, спускаясь. – Спьяну побуянил, с кем не бывает!
Однако, едва он ступил с лестницы на пол, остановившись перед дверью, отделяющей сени, от гостевой половины терема, как  прозрачную утреннюю тишину разодрал истошный бабий крик. Такого визга боярину давненько слышать не приходилось. Пожалуй, с той самой поры, как он  хмельной, ввалился в женскую баню. Но то была веселуха, а тут…Выскочив во двор, вместе с остальными, Фрол Игнатьевич первым делом отыскал глазами дворового сторожа  Ерему.
- Что тут у вас? Что случилось? Почему вопят?
- Наська кричала, - лениво ответил Ерема – дородный мужик, на голову выше боярина, и примерно вдвое шире в плечах. – Чтой-то ей в амбаре померещилось!
- А ну все по местам! – прикрикнул на челядь боярин. Запахнув халат, кивнул Ереме. – Пошли, посмотрим!
Амбар у боярина Бубнова был роскошный, полуторный. Сбоку к нему была приделана лестница, ведущая наверх, где хранилось сено и разные ненужные вещи, с которыми боярин расставался легко и безболезненно. Амбарная дверь была широко распахнута. У самого порога на полу чернела здоровенная кровавая лужа. При виде нее, у Бубнова едва не случился обморок. Боярин засопел, набирая воздуху и глазами показал Ереме, чтобы шел первым. Сторож смело перешагнул через порог, и вскоре вернулся, держа в  руке черного петуха, с отрубленной головой.
-  Вот так чертополох! - пробормотал  сторож. - Не наша птица.
- Не наша? – повторил боярин, не понимая, почему его так испугала обезглавленная птица.
Ерема кивнул. – Там есть еще, кое-что интересное, вам лучше самому взглянуть, хозяин!
Фрол Игнатьевич трясясь, как желе, переступил через кровавую лужу, сделал еще шаг и замер. Посредине амбара на полу кровью был начертан круг и пятиконечная звезда, по пяти углам которой были начертаны неведомые знаки. А на стене кровью  было выведено: «Помни об уговоре».
Едва боярин прочитал эти слова, как в голове его сразу прояснилось. Вспомнилось все; и отрубленная голова, и ночной разговор с незнакомцем. И даже  то, как  в приступе страха он отломал ножку от лавки и просунул в дверное кольцо.
- Чернокнижием попахивает, - раздался за спиной голос Еремы. – Петух-то в центре  круга лежал, и ножки раздвинул! Грех и срамота! Я вот, что думаю, надо…
- Тебя, не спрашивают, о чем ты думаешь! – сказал, как отрезал боярин. – Возвращайся на свое место. Да, и еще. Об этом никому ни слова. Нарушишь обещание, с костями съем! Понял?
Ерема угрюмо кивнул. – За мной-то не заржавеет. Вот Наська, она может проболтаться…
- А с Наськой я сам поговорю! – буркнул Фрол Игнатьевич. Круто развернувшись, он налетел лбом на косяк, и рыча от страха и ярости одновременно, выбежал  из амбара.

                4

Весть о том, что Василиса, дочь великого князя Сужгородского, тяжело заболела, мгновенно облетела княжество. Это стало известно благодаря  теремному слуге, Афоньке Рыжему, который и обнаружил принцессу спящей беспробудным сном. Он завыл и  поднял на ноги весь княжеский многоглавый терем, не хуже иерихонской трубы. Тотчас в опочивальню царской дочери прибежал знахарь Кузьма Безбородый. Он  подтвердил самые худшие опасения. Принцесса была жива, но разбудить ее невозможно было никакими средствами. Ей гаркали в ухо, звонили в колокол, прыскали на лицо холодной водой – все тщетно.
Из своих апартаментов спустился сам великий князь Василий. Он  принялся ее тормошить, по-отечески отвесил шлепка, посулил заморских гостинцев, но ничего у него не вышло. Вот тогда-то, сначала  среди челяди, а потом и в народе пошли кривые толки, что, мол, принцессу околдовали. Но,  хоть все население Сужгорода, от мала и до велика знало о болезни Василисы, официального заявления не последовало. Лишь на следующий день князевы глашатаи разбежались по всем сторонам света, с обращением великого князя Сужгородского к мирянам. На центральной торговой площади образовалось натуральное столпотворение. На деревянном помосте, сколоченном на скорую руку, стоял князев глашатай и читал бумагу.
- Всем! Всем! Всем! Слушайте славные жители Сужгорода  указ великого князя Василия! – звучным голосом прокричал глашатай, обводя, притихшую толпу строгим взглядом.
– Князева дочка Василиса тяжело занемогла. Князь наш великий, Василий постановляет! Тому, кто княжну излечит от болезни,  он подарит пол-княжества и отдаст Василису в жены!  - Глашатай быстро свернул берестяную грамоту, сунул за пазуху, лихо вскочил на коня, пришпорил его, и был таков. Долго еще после него в вечернем воздухе оседала прогретая жарким солнцем, пыль.
В тот же день, при княжеском тереме была созвана боярская дума в расширенном составе. Состав расширили за счет богатых купцов и восокоученых мужей. Сии многоопытные мужи пытались постичь причину болезни княжеской дочери. Был тут и местный алхимус  Прон Якин и  знахари помельче, и даже чародей из ближнего зарубежья, Тарас Отчебученко. Все они были допущены в опочивальню Василисы, где под строгим контролем, произвели тщательный  осмотр. Многознатцы сошлись в одном: Василиса жива. Пульс у нее прощупывался без труда, на щеках играл румянец, а грудь вздымалась высоко и ровно. Вот только не понятно было, почему княжеская дочь никак не хочет просыпаться. Все это было более чем  странно. По Сужгороду поползли самые мрачные слухи. Кто-то из придворной челяди, некстати вспомнил о том, что не далее, как седмицу назад к Василисе сватался не кто-нибудь, а сам хан полонежский, Бубенбей! И получил отказ! Вспомнились и угрозы  Бубенбея  в адрес княжеской дочери. Никак колдовство полонежское, никак сам Варрах, чародей ханский наслал на Василису странную хворь!
 К вечеру по городу поползли еще более тревожные  слухи. И никто не мог их развеять.


                5
Подступала ночь. Солнечный диск, спрятался за темной, зубчатой стеной лесов. Возок боярина Бубнова медленно въехал в ворота княжеского терема. Охраняющие княжеское подворье воины, прекрасно знали Фрола Игнатьевича, но тут всем скопом окружили  боярина. Настроены они были весьма решительно.
- Вы что, волки позорныя! – заревел Фрол, наполовину высунувшись из возка. - Болярин я! Фрол Игнатьевич Бубнов! Князю пожалуюсь, черти скоморошные, он вас как сидоровых коз… - На всякий случай он стянул с головы алую шапку, отороченную куньим мехом.
- Признать-то признали, - сказал старший, хмуря брови. – Да вот только  князь никого не желает видеть! И нам приказал никого не пущать! Строго настрого! Значить, кто не был на боярской думе, тому и не след в терем  ходить!
Боярин кивнул. – Понимаю, понимаю. Горе князево велико. Да только я не с пустыми руками пожаловал, а, как раз по этому наиважнейшему делу! Потому и на думе не был,  что решал этот вопрос!
- Какой еще вопрос? – подозрительно спросил стрелец, перехватывая бердыш поудобнее, и не сводя с боярина прищуренных глаз.
- Государственный! – горячо шепнул Фрол, оглядываясь. – Насчет Василисы я! Доложите князю, что я знаю средство от страшной болезни!
Охранники переглянулись.
- А ты не брешешь? – спросил стрелец,  уперев острие бердыша  в тугое боярское брюхо.
- Вот те истинный крест! – Бубнов торопливо перекрестился  перевернутым крестом,  сверху вниз, и слева направо, но никто из воинов в вечернем сумраке этого не заметил.
- Степан, доложи князю, что боярин Бубнов прибыл. По срочному делу, - сказал старший. – Да поторопись!
Стрелец обернулся в минуту, подошел к старшему и зашептал на ухо. Тот выслушал, важно кивнул головой и повернулся к боярину.
– Князь велел тебе идти! – сказал он. – Да только смотри, коли соврал, сразу в приказ, на правеж!
- Это мы посмотрим, кого на правеж! – буркнул боярин  и шумно дыша  поспешил в терем.

Великий князь Василий был мрачнее тучи. Напротив сидел  сын князя, Алексей Васильевич, двадцатипятилетний парень, рослый и широкоплечий,  вовсе не похожий на отца. Русый, со спадающими на плечи волосами, стянутыми поверху цветастым пояском, в простой рубашке, подпоясанной широким поясом. На столе стояла чеканная чаша, наполненная фруктами: яблоками, грушами, сливами и  мясистой ягодой, по-италийски именуемой виноград. Рядом стоял кувшин с медом, и пустые чарки.
Фрол Игнатьевич сладостно улыбнулся и совершил привычный поклон.
- Доброго здоровьица Василий Михайлович!
- Зачем пришел? – не глядя на него низким, грудным голосом спросил Василий.
- По зову сердца. Раскумекал я, как твоему горю помочь! Разреши слово молвить!
Алексей Васильевич удивленно повернул голову, посмотрел на боярина серыми, пронзительными глазами. В свои двадцать пять он уже не раз бывал в походах. Особо отметился при битве с полонежцами о позапрошлом годе. Богатыря Чугун-бея так уласкал палицей,  что великий батыр сошел с ума, обратился против своих и крушил их до полного изнеможения.
Князь тяжело вздохнул.
- Проходи, Фрол Игнатьевич. Садись. Сказывай, что да как. Только знай,  сам Прон Якин отказался от лечения, даже незалежный маг Отчебученко  отступился!
Фрол скривился, как от кислятины.
- Княже великий, да что ж ты на них смотришь! Разве ж это маги? Жулики и прохиндеи! А вот мне сон  был. Знаменный! – шумно сглотнув, произнес боярин. – Явился ко мне некий старец. Высокий, весь такой выхолощенный, в черном плаще, с капюшоном, с резным посохом в образе змеи. Явился и говорит. Мол, хороший ты человек, Фрол Игнатьевич! Праведный шибко. Чистый, что твой родник. Поэтому, только тебе и могу сказать то, чего другому не расскажу ни за какие коврижки! Я, говорит, научу тебя, как князеву дочку Василису от тяжелой болезни излечить! Он так же сказал, что многие знахари прибудут  в княжеские хоромы, но никто не сумеет помочь. И только на меня вся надежда. Я, мол, в твои,  руки, вкладываю  знания тайные. Знания, которые ведомы только  посвященным! Еще старец сказал, чтобы я поторопился. Потому что, если через сутки не разбудить Василису, она уснет вечным сном! – добавил Фрол Игнатьевич и замолчал, понурив голову.
Князь встал из-за стола. – Правду говоришь, боярин?
- Истинную правду! Аз есмь! – выпалил Бубнов,  снова делая торопливую попытку перекреститься оборотным крестом, но  вовремя попал в крепкие князевы руки. Василий легонько сжал его плечи, посмотрел прямо в глаза.
- Так вот, Фрол Игнатьич, коли правду сказал, коли выполнишь свое обещание, награжу, как и обещал. Ну, а  если обманул, не взыщи, прикажу по кусочкам раздернуть. В масле сварю. Сам знаешь, какое у меня сейчас настроение!
Боярин попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Мотнув головой, он отвел глаза в сторону.
- Алексей, проводи, боярина в Василисину опочивальню! – распорядился князь. – Да проследи сам, чтобы он там не утворил чего. Девка-то спит…
Боярин прижал руки к груди и подпустил слезу в голос.
- Да как же можно, князь-батюшко?! Чтобы живого человека…да что я,  рукосуй какой, али маниак?
Алексей Васильевич встал из-за стола. Расправил плечи. –  Я прослежу, отец!
- Что тебе нужно для лечения?– спросил Василий
- У меня все с собой! – Фрол Игнатьевич достал из кармана праздничного кафтана какие-то корешки. – Только одна просьба князь! Чтобы ни одна живая душа мне не мешала. Не дай Бог! Не то все пойдет насмарку!
- Алексей, ты слышал? Пусть в опочивальне Василисы никого не будет!
- Да, отец.
Вскоре Фрол Игнатьевич стоял у изголовья Василисиной кровати. Князева дочка вблизи была еще прекраснее. Алые губки, румяные щечки, длинные ресницы. Шейка лебединая. Ручки белые. А грудь… Боярин едва не поперхнулся слюной. Не удержавшись, он провел ладонью по руке княжеской дочери. И тут же резко отдернул, будто обжегся. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ним незаметно. Бубнов торопливо огляделся. Померещилось, должно быть. Не станет князь нарушать своего слова. Побоится. Так что он тут один на один с его дочкой!
Боярин снова коснулся руки Василисы. Разохотившись, протянул было руку к ровно вздымающимся холмикам груди, когда из-за дверного полога вышла высокая фигура, в черном монашеском одеянии, с плотно надвинутым на голову капюшоном, с посохом в левой руке.
- Ну что, Фрол Игнатьевич, вот и свиделись! – сказал незнакомец, тот самый, который приходил к нему ночью, то ли во сне, то ли наяву. – Видишь, как я обещал, так и сделал. Теперь жизнь Василисы в твоих руках! Хочешь князеву дочку? 
Боярин закивал, как китайский болванчик.
- Значит, получишь. Будь спокоен. – Фигура в черном одеянии подошла вплотную к кровати. – Доставай свои корешки. Сыпь на поднос и поджигай! – распорядился незнакомец.
Уняв дрожь в пальцах, Фрол Игнатьевич, на негнущихся ногах подошел к столу, высыпал на пустой поднос содержимое карманов. Достал кремень. Чиркнув камнем о камень, с четвертого, или пятого раза высек долгожданную искру, и корешки тут же затлели. К потолку ручейком потянулся странный запах. Постепенно он окутал всю опочивальню, как сладкий дурман. Незнакомец тем временем, поднял руку, и провел ею над лежащей княжеской дочерью. При этом он бормотал под нос, что-то совершенно непонятное.
- Ну вот. Осталось дело за малым! Теперь вызови, кого-нибудь из челяди и попроси принести свежей колодезной воды! Спрысни  лицо Василисы и произнеси слова – пробудись ото сна! Затем ты должен поцеловать ее в губы. Все понял?
- Д-да, - ответил Фрол Игнатьевич, разжимая зубы. – А целовать, обязательно? – спросил он.
- Обязательно! – Черная фигура кивнула и тут же растворилась в дурмане. Полог над дверью колыхнулся, как от резкого сквозняка. Некоторое время боярин стоял на месте, с широко открытым ртом. Наконец, опомнившись, опрометью кинулся к двери. Распахнул, едва не сбив  с ног, дежурившего у входа охранника.
- Воды свежей колодезной! – выкрикнул Фрол Игнатьевич, брызжа слюной. – Немедленно!
Охранник расстарался, принес цельную бадью. Боярин накрепко запер дверь,  первым делом сунулся в воду мордой, чтобы охладиться, сделал длинный, тягучий глоток и только после этого попрыскал ледяной водой на лицо Василисы. Спохватившись, пробормотал заклинание. Склонившись над дочерью князя великого, Фрол на секунду замер. Его мясистые губы сами собой расплылись в предовольной улыбке. Оглянувшись, боярин  запустил  волосатую лапу под одеяло, нащупал груди, охнул, как медведь навалился на княжну и впился в ее губы. В тот же момент проснувшаяся Василиса нащупала стоящий у изголовья медный подсвечник и изо всех сил двинула боярину по затылку. Фрол свалился на пол, встал на четвереньки и едва не завыл, как голодный волк. А окончательно проснувшаяся княжна увидела боярина и разразилась пронзительным визгом.