Славянские межи

                Славянские Межи.
                Пролог

      Можно конечно по разному относиться к этим двум людям:
      - Витовту , Великому князю Литовскому, которого никак нельзя  назвать сторонником только что зарождающего единого русского государства, несмотря на брак его дочери Софьи  с Великим князем Московским Василием Темным. Выдачей замуж он оградил свой трон от посягательств Свидригайлы  и дал понять Ягайло и Ордену о наличии пусть временного, но сильного союзника. Витовт и сам лелеял мечту собрать под свою руку все русские княжества, поэтому поддерживал тверских, рязанских, пронских и других удельных князей в их сопротивлении растущему влиянию Москвы. Помогал Пскову и Великому Новгороду деньгами и оружием с той же целью, а больше всего для сдерживания Ливонского ордена. Ведь только из опасения получить удар в спину ливонцы послали Тевтонскому ордену в кампании 1410 года лишь только одну хоругвь , что можно считать лишь моральной поддержкой. Только в перид с 1406 по 1408 год Витовт с войском трижды вторгался на Русь, захватил Смоленск. Приютил у себя Тохтамыша ,несколько раз пытался вернуть ему , а затем и его сыновьям престол в Орде, чтобы угрожать Руси с юга. В то же время ( несмотря на то, что Великим князем Литовским стал при прямой поддержке Ордена) боролся с крестоносцами. Именно ему принадлежит главная заслуга в умелом руководстве Грюнвальдской битвой, после которой почти на сотню лет было приостановлено продвижение этих псов войны на восток Европы и Русь.
     - Другая противоположность ему – Ягайло , сын Ольгерда  и тверской княжны Ульяны. Любимчик матери, он только при её поддержке получил великокняжий престол, не имея никаких заслуг и опыта управления государством, чего нельзя было сказать о его старших братьях – том же Андрее Полоцком. Захватив в 1382 году власть, умертвил Кейстута и его жену Бируту, мать Витовта. Крещенный в православии, ради польского трона принявшего католическую веру и яростно крестившего огнем и мечом язычников-литовцев.
     Основатель польско-литовской династии Ягелоннов, так и остался в паямяти современников человеком недалекого ума, во всем слушавшего папских легатов, что шёл, да вовремя отвернул от Куликовского поля. Поэтому ничем не проявил себя в судьбоносном для славян сражении и не получивший добавки к своему титулу- Грюнвальдский.
      В этом историческом повествовании я не собираюсь досконально разбирать сильные и слабые стороны Витовта и Ягайло. Цель другая- восстановление исторической справедливости. В современных учебниках про Грюнвальдскую битву упоминается, что объединенное польское и литовско-русское войско разбило силы Тевтонского ордена. Приводится отряд чехов, с будущим вождем гуситов Яном Жижкой и конное соединение Джелал-эд-дина, старшего сына Тохтамыша – в две-три тысячи всадников.
 Но почему тогда не говорится, что из численности литовского войска в двенадцать-пятнадцать тысяч воинов, что состояли из пятидесяти одной хоругви только семь посланы с истинно литовских земель: две хоругви   с Вильно( совр. Вильнюс), две -с Торко (совр. Тракай), по одной - с Ковно Каунас);Великомира(Укмерги) и современного Медининкая. Двадцать восемь, то есть подавляющее большинство -  с белорусских земель.
      А в конечном итоге воздать славу простым белорусским, польским, русским, украинским, чешским и татарским мужикам, что сложили головы во имя благого дела.



                Глава I
      В тот вечер старая волчица долго стояла, принюхиваясь и прислушиваясь и только с наступлением сумерек повела свою увеличившуюся почти вдвое стаю к большаку. Во время вчерашней неудачной попытки напасть на стадо зубров, один из быков проткнул своими острыми, как наконечник копья рогами  одну из её дочерей, что со своим выводком на время охоты прим-кнула к стае. Всю ночь и полдня волки держали осаду, несколько раз пыта-лись прорвать оборону и ворваться внутрь тесного круга, где находились самки с детенышами.  Но каждый раз встречали стену мощных голов, ощетинившуюся рогами, а рыхлый снег под теплым ветром так и не превращался в наст. Хищники во время своих перебежек чуть ли не с головой проваливались в снег – пришлось отступить.
     Голод толкал обычно осторожных зверей поближе к человеческому жилью, там можно залезть в овин и утащить в лес пару-другую ярок. Ну на худой конец поживиться собачатиной или одуревшими от прихода весны котами, орущими своими дурными голосами и в этот момент ничего вокруг не замечающими. Может повезти  и на дороге, вдруг какой-нибудь конник или подвода по неотложным делам поедет в ночь.
     Перед самой опушкой волчица резко остановилась, с начала неясно, а потом всё слышней стал доноситься шум. Вот порыв ветра принёс резкий запах конского пота, от  которого в пустом желудке начались голодные спазмы. Пришлось сдать назад в чащу и притаиться. Как нельзя кстати вынырнула из-за облаков луна и озарила окрестности своим серебряным светом.
     На дороге, по двое в ряд проехала небольшая группа всадников. Едва стих стук копыт, как показалась огромная колонна. Впереди её, на огромных, закованных в броню конях, ехали люди в белых плащах с черными крестами.
Затем потянулась пехота, над головами которой густой щетиной торчали копья. В конце скрипели колеса крытых и открытых повозок. Вот десяток лошадей , запряженных попарно цугом тянут  телегу  с мощными, обитыми железом колесами, в ней что-то непонятное, укрытое от посторонних взглядов рогожами. Таких  можно было насчитать десять штук.   
      Любой нечаянный свидетель признал бы в передвигающемся воинстве крестоносцев и тут же задал себе вопрос – что делают эти псы войны на землях Великого княжества Литовского. На большую войну непохоже, отряд был численностью в тысячи три. Этого достаточно, чтобы осадить и захватить какую-нибудь крепость – не более. К тому же через пару недель начнут вскрываться реки и мощное таяние снегов принесёт в низины столько воды, что только холмы и гряды останутся над ней отдельными островами.
      Наконец стало стихать, волки выбрались на дорогу и держась на значительном удалении от уходящей в даль колонны, потрусили за ней. Им и в самом деле повезло. Через пару верст, где неожиданно за поворотом начинается резкий спуск в низинку, они обнаружили ещё живую кобылу со сломанными ногами. Видно телега  была тяжело гружёной и разогнавшись с косогора, сбила в канаву пристяжную. Вознице достался тогда тычок в зубы железной перчаткой от подскакавшего кнехта , после которого он ещё долго сплевывал кровь и обязательство возместить ордену ущерб. Лошадь же быстро заменили запасной и – оставили умирать.
     Стая накинулась на беззащитное животное, кромсая от жадности и голода тело на куски. Через полчаса, отяжелевшие от еды, звери потянулись в глубь леса, оставив на месте недавнего пиршества только голову, хребтину с огрызками ребер, да копыта.
      Увиденный нами отряд  Тевтонского ордена направлялся к Волковыску, городу-крепости на реке Россь, стоявшем на знаменитом пути из « из варяг в греки» и к утру 16 марта 1410 года занял все подступы.  Этот город славился своими кузнецами-оружейниками, ковавшими отличные военные доспехи и оружие, здесь шили одежду и обувь, обрабатывали меха, а какая у местных гончаров выходила добрая посуда- кринки и мисы сами просились на стол, варили пиво и гнали вино.
     Город в это время досматривал последние сны, собираясь встречать один из великих христианских праздников – Вербное воскресенье, знаменующие собой вход Христа с учениками в Иерусалим.
     На стенах дремали завернувшиеся в теплые овчинные шубы сторожа, изредка поглядывая между зубцами то на темнеющий вдали под лунным светом на Замчище  лес, то ещё на дремлющую под снегом Рось.
      Вот начал розоветь восток, выглянул несмело краешек темно-красного солнца, ещё не обжигающий и на который можно смотреть. В домах хозяйки затопили печи и дым весёлыми струйками устремился в небо.
     Стоявший на забрале молодой воин сбросил с плеч шубу, приставил к зубцу копье и сладко потянулся. Стоявший рядом с ним страж пробурчал:
    - Вот ужо кончится смена, завалюсь дрыхнуть до самого обеда.
    - И в церкву не пойдешь?
     - Я что нехристь какой, схожу, но только опосля.
     Парня звали Юрко, ему под самое Рождество исполнилось девятьнадцать и с прошлой осени состоял в княжей дружине. Отец шорничал, а мать уехала в Полоцк, помогать дочери няньчиться, у той родилась двойня. Так Юрко стал дважды дядькой своим племянникам.
     Второй – Гридя, по годам давно за сорок, довелось ему еще в войске Ягайло, когда тот был Великим князем Литовским идти на Куликово поле, на помощь своему союзнику –Мамаю, да трижды, под началом Витовта – на Московию. Принимал участие во взятии Смоленска, а так и остался простым дружинником. Не трусил, но и безрассудно в пёкло не лез. Ну и пусть Ягайло теперь король польский, веру принял католическую. А у Гриди другое богатство – двое внуков в колысках лежат, хватают своими цепкими ручонками деда за бороду, когда тот наклоняется над ними, чтобы погугу-
кать. И про то, что парню нравилась его младшенькая, Груня, знал.
      - Смотри дядько,- Юрко показал на улицу, что вела от ворот в центр,-
     - звонарь пошел на колокольню, сейчас перезвон начнется.
     Хотя Великий князь Литовский Витовт и многие из его окружения приняли католическую веру, большинство его русских, белорусских и украинских подданных на своих исконных землях придерживались православной веры. И пуст во многих градах уже стояли или строились костёлы, папских миссионеров налетело как воронья,  и новоиспечённым латинянам давали большие вольности – налоги уменьшались почти в два раза, приверженцев пречистой девы Марии среди простого люда было не так много.
      Звонарь Косьян в то утро как обычно отсчитал все девяносто пять ступенек и поднявшись на колокольню, перекрестился на все стороны света. Левая рука привычно взялась за веревку, соединённую с языком главного колокола, а правая обхватила узел, что связывала остальные, которые поменьше между собой. По привычке еще раз окинул окрестности и тут что то ёкнуло в сердце. С северо-запада большая колонна ползла к городу. Сторожам со стен её ещё не видать, а колокольня то выше.
      Войско князя? Нет, люди говорят он в Слониме. Значит тевтоны перешли границу. Надо всех предупредить – и вместо веселого перезвона раздался грозный набат.
      При первых звуках Юрко с Гридей повернулись лицом к храму и троекратно перекрестились, только потом осознавая – звонарь извещает о беде. Из надворотной башни, отворив тяжёлую, покрытую кованными полосами, дверь вышел десятник Дмитро, вернее протиснулся, его плечи ни в какой проем не входили, только боком, в ту ночь караульный начальник.
     - Юрко, бегом на колокольню. Узнай, что стряслось.
     Всё время, пока парень бежал во всю мочь до церкви и взбирался на колокольню, тревожные удары будили жителей. Многие горожане выскакивали во дворы, в те, кто жил по соседству, уже бежали к храму.
     Юрко вылез на помост и только хотел открыть рот, как Косьян вытянул левую руку в сторону, правая продолжала раскачивать бечеву. Огромной змеёй ползла колонна по дороге, до неё было с пару верст. Это могли быть только враги. Поняв, что даже секунды играют роль, кубарем скатился по лестнице и скоро уже был на стене:
     - Ну, что там за пожар? – в его сторону повернулся Дмитро, до этого беспокойно всматривающийся вдаль через проём зубцов.
     - Колонна, большая, верстах в двух.
      - Гридя, ты старший, - с этими словами десятник снял с шеи медную пластину с профилем волка на кожаном ремешке,- одевай знак гонца.
     - Седлайте коней и скачите до опушки. Если это немцы –во всю мочь в Гродно – к князю Михаилу, если надо, то и Гродно. Мы же будем драться до последнего.
      Через несколько минут по опущенному через ров мосту уже скакали наши знакомцы, за ними с тревогой наблюдали со стен. Вот гонцы подскакали к опушке и тут на них с двух сторон выскочило не меньше десятка воинов вражеской разведки, уже перехвативших все дороги в округе.
На стенах раздались крики и тяжёлые вздохи.
     Гридя сорвал знак с шеи и сунул Юрко в руку и тут же огрел его скакуна древком копья:
     - Юрко скачи, у тебя конь резвей, я их задержу. Груню береги, - и бросился на врагов.
     Парень со всей мочи хлестал своего коня плеткой и только проскакав с версту, решил оглянуться. За ним никто не гнался, он решил свернуть с большака на неприметную тропку. Гридя же дрался как черт и прежде чем его душа покинула тело, успел отправить на тот свет троих и двух тяжело ранить. Последнее, что осталось в его памяти, как острое и холодное входит сзади в спину.
    Теперь пора вернуться в окруженный Волковыск. Город из-за своего пограничного положения за последнее столетие был укреплен. Возвышен-ность, что звалась в народе Займищем, обстроили по всему периметру крепостной стеной, общая протяженность которой равнялась никак не меньше двух верст, а через каждые сто пятьдесят-двести сажен стояли башни. Всего которых было двенадцать, из них две проезжих и десять глухих. Все окружалось рвом, глубиной в десять и шириной в восемнадцать сажен, летом заполненным водой. Правда сейчас ров был мельче, стоял лед и за зиму снега навалило порядочно.
      Гарнизон крепости насчитывал три сотни дружинников, но в случае необходимости из арсенала могли выдать оружие и воинское снаряжение еще на пятьсот бойцов.
     Набежавшие жители так густо заполнили подмостки стен, что те стали трещать и грозили рассыпаться, воинам пришлось сгонять любителей поглазеть вниз. Тут же, в надвратной башни, под руководством воеводы Климента, старого и опытного вояки, был проведен совет. На который пригласили выборных от каждого ремесла – от оружейников до пивоваров, и старост от каждой улице, а таких в городке было шесть. На нём и порешили – город оборонять до последнего, кузнецам ковать наконечники копий, алебарды и панцыри; остальным – выставить от каждых пяти дворов по воину, которого вооружить, поить и кормить.
      Ещё в самом начале совещания охрана доложила, что на него просятся два иезуита, что на прошлой недели приехали с Гродно и  остановились на постой и виноторговца Ежёли. Им было приказано подождать и только теперь Климент дал знак страже впустить гостей.
      В дверном проёме показалась фигура монаха, который пружинистым шагом прошёл в середину помещения, за ним зашел другой и скромно встал у стены. Этим монашеским братьям по выправке больше бы соответствовали воинские доспехи, чем скромные рясы. Тот, что зашел первым, осенил всех небольшим деревянным распятием, что висело у него на шейной цепочке:
     -Братья во Христе, я хочу предложить свою помощь. Дозвольте поговорить с епископом отряда и договориться о приемлимых условиях сдачи.
     Его слова тут же потонули в негодующих криках собравшихся:
     - О какой сдаче ведешь речь! Сдать эти псам город! Мы князю Витовту присягали, а ты измену предлагаешь.
      Монах поднял вверх правую руку и дождался, пока крики не затихнут:
     - Мы все христиане, зачем нам лишни жертвы. Я думаю, что орден лишь разместит в городе отряд воинов и возьмет под охрану.
     Со всех сторон вновь посыпались возмущения:
     - От кого крестоносцы будут нас защищать, от себя?
     - Нечего этого Иуду слушать, а к немцам не пускать. Всё выдадут.
      Климент, до этого сидевший на лавке, встал:
     - Все Вам хорошего, братья латиняне. Бог у нас один, да видно цели у всех разные. Всем по местам.
      Работа закипела. Из городских складов были доставлены с десяток больших чугунных котлов для разогрева смолы, их тут же стали устанавливать вдоль стены, смотрящей на дорогу, на треноги или кирпичи. Рядом выросли поленницы дров. На стенах разместили тяжелые крепостные арбалеты, их двухметровые стрелы пробивали любые рыцарские доспехи, а привязанные к ним крепкие веревки позволяли в случае промаха возвращать их назад. Установили на своих местах и пять катапульт, чтобы метать в наступавших камни и горшки с кипящей смолой.
      Прибывших ополченцев сбивали в десятки и сотни, распределяли по стенам. Кое-где, в сторонке, опытные дружинники учили новичков приемам владения оружием. Всюду сновала вездесущая детвора, хотя их отовсюду гнали. Женщины понесли к защитникам домашнюю снедь, а кто побойчей уже разжигали костры, чтобы приготовить горячую похлебку.
      Отряд Крестоносцев, заняв Муравельники – господствующую высоту, не очень то торопился. Повозки, расставленные дугой, прикрыли их от города. То там, то здесь задымили костры – рыцарям готовили плотный завтрак. Доносился и стук топоров, видно кнехты рубили лес. Примерно через час телеги повезли сбитые в пять-шесть бревен щиты. Не доезжая на дальность полёта стрел они остановились. Теперь группы воинов потащили их ближе, одновременно ими прикрываясь. Выросла стена, но с редкими разрывами .По кнехтам открыли редкий прицельный огонь, но урон был небольшим.
      Из расположения тевтонов выскочили три всадника. Тот, что в центре держал в руках белый флаг. По стенам разнеслось:
      - Парламентёры. Прекратить огонь.
     Сразу становилось ясно, что средний –простой воин, на голове плоский, как тарелка шлем, низкорослый конь. Зато по бокам, на огромных битюгах сидели закованные в железо фогты в ведрообразных шлемах. Забрала были открыты и виднелись колючие серые глаза на надменных лицах.
      Воин с флагом прокричал неожиданно зычным для его щуплой фигуры голосом, сначала на литовском, потом на русском:
           - Орден предлагает немедленную сдачу города и разоружение, тогда всем будет сохранена жизнь и неприкосновенность жилищ. Пятьдесят человек будут отправлены в Мальборк, для гарантии вашего благочестивого поведения. За стены зайдет лишь гарнизон, который будет поддерживать порядок в городе.
      Находившиеся рядом рыцари не проронили ни слова, лишь водили головами, осматривая стены и башни. Глашатай на секунду замолчал и продолжил:
     - В противном случае город будет разрушен.
     - Дайте время посовещаться, - это уже со стен.
      В башне вновь собрались, на этот раз командиры сотен. Все говорили только об одном – драться до последнего и ждать подкрепления. В конце молчавший до последнего воевода произнес:
     - А что если поторговаться?
      И заметив удивленные взгляды продолжил:
     - Потянуть время, цепляться за мелочи. Что не вижу осадных башен и штурмовых лестниц. Пока их изготовят, штурм не начнут. А там дай бог и выручка подойдет.
      На том и порешили. Воевода вышел на стену, перегнулся между зубцами:
    - Нам нужно время. Да и нелегко вот так отобрать пятьдесят заложников.
     Его перебил крайний слева рыцарь:
     - Если через два часа не опустите мост и не выйдете для сдачи оружия – начнём штурм.
     Всадники резко развернулись и поскакали обратно. В расположении вражеского отряда тем временем поднялись два странных сооружения, похожие на колодезных журавлей. Вытянув свои длинные шеи, они  снимали с телег длинные, обмотанные рогожами тюки и на что то укладывали. Вот по десять лошадей, запряженные цугом, потащили эти непонятные осадные сооружения ближе к стенам. Среди защитников раздались голоса:
    - На катапульты непохожи, на стенобитные «бараны» тоже. Хлопцы, да это же бомбарды – такими орден в Новой Марке все стены разом порушил. Ей богу.
      Из вражеского стана тем временем потянулись колонные воинов, прикрытые со всех сторон щитами, как черепаха панцырем. Была отдана команда открыть огонь. Но  стрелы часто отскакивали, Только пущенные из мощных арбалетов пробивали строй, выхватывая из плотной массы то одну, то сразу пару другую жертв. Заработали расчеты катапульт и несколько горшков с горящей смолой попали в колонны, завопили обожжённые. Со стороны врагов тоже полетели стрелы, зевак мигом сдуло со стен.
      Из разрывов  во вражеских укреплениях показались жерла железных труб. Раздался страшный грохот, вылетевшие из стволов шарики превратились в огромные ядра, они сделали в стене страшные разрушения, низину  затянуло серым дымом. Одна из надворотных башен от трех попаданий накренилась, сорвало с петель одну из створок ворот и она отлетев, угробила с десяток человек. В стене образовалось четыре бреши, только два ядра не долетели до цели и взрыли землю на валу. Везде слышались крики и стоны раненых. Многие оглушенные ходили закрыв голову руками, не понимая ничего в происходящем.
    Раздался новый залп, затем еще и еще. Примерно через час с начала обстрела штурмующие колонные побежали к стенам, их встретил град стрел.
Но раздался еще залп и вот уже в проломы врываются кнехты, закипает горячая схватка на стенах. Захвачена одна башня, другая, спущен мост и в город  врываются конные крестоносцы. Еще час город сопротивляется, но бесполезно. Прорыв был такой стремительный, что в детинце находилось лишь два десятка воинов. Его пришлось сдать почти без боя, когда враги подогнали к замку сотню жителей со связанными рукаи, пригрозив в случае сопротивления тут же их казнить. Лишь человек тридцать, во главе с Дмитро, спустившись на веревках со стен, выходящих на реку, успели выбраться с города. Увлеченные грабежами крестоносцы даже не пытались их преследовать.У Дмитро на груди была спрятана городская хоругвь и под её знаменами он ещё многих тевтонов положит на Грюнвальдском поле, но это будет позже.
      Въехавший в город на белом коне неманский комтур Фридрих фон Цоллер не скрывал удовлетворения и приказав выставить на дорогах сильные заставы, закатив в замке пир. В самом большой зале собрались командиры отрядов и братья ордена. Первым поднял кубок комтур:
     - Сегодня гуляем, а завтра всё что можем увезти – грузим, остальное предать огню. И увезти с собой всех мужчин с четырнадцати до пятьдесяти, незамужних и бездетных женщин и всех девушек. Нам в ордене нужны крепкие рабочие руки.
      На следующий день колонна потянулась обратно, в земли ордена, увозя награбленное и уводя огромный полон, попала в их чило и Груня .
                Глава II
    
 Юрко продолжал нахлестывать коня, пока не послышался праздничный перезвон, а затем завиднелась и окраина первого местечка. Калитка тына оказалась припертой со стороны села жердиной, видно ночные сторожа пошли отсыпаться не дождавшись смены.
      Идущие в деревенскую церковь принаряженные жители с пучками растившейся «серёжками» вербы недоуменно поглядывали на вооруженного всадника и его взмыленного коня. Наш гонец остановился в самом центре торговой площади, он еще издалека приметил дородного мужчину в малиновом кафтане, что в окружении людей одетых попроще – видно слуг, направлялся к храму. Подъехал к ним поближе и только тогда натянул поводья. Жеребец всхрапнул и остановился перед самой группой. Тут и раздался совсем не соответствующий фигуре тонкий, почти бабий голос:
      - Куда прешь холоп!
       - Я послан воеводой Климентом в Гродно, тевтоны у Волковыска,- и сняв с шеи бирку, Юрко ткнул её тому почти в лицо.
      - Поднимай людей на оборону.
     Не обращая внимание на раздавшиеся вокруг охи да вздохи, неожиданно даже для себя приказал:
     - Сменную лошадь, да побыстрей!
     У растерявшегося от сообщения и такой наглости управляющего лицо пошло красными пятнами и он только махнул рукой. Тут же к Юрко подскочил молодой парень, в крашенном дубовой корой домотканом армяке и овчиной наружу шапке, из под которой во все стороны лезли рыжие вихры:
     - Давай за мной,- и побежал вприпрыжку.
     Открывшему на стук сначала калитку, а затем и ворота рыжий бросил:
     - Гонцу сбитня горячего с поварской. Живо.
      На конюшне Юрко вручили гнедого жеребца, тот недоверчиво косил лиловым глазом, но конюх достал с кармана горбушку хлеба и поднес к губам:
     - Меня Василь зовут. Конь добрый, мигом домчит. Не беспокойся, седло я с твоего возьму, а потник свой.
     - А хозяин?
     - Что хозяин, скажу что десятник торопил.
      - Я простой дружинник.
     - Сегодня простой, а на завтра и сотник,- ну давай прощаться, Юрко пожал руку хлопцу.
      - Ты моего сначала поводи по двору, остынет, потом попои.
     - Не боись, я дело знаю.
     Юрко уже миновал поскотину, когда весёлый перезвон колоколов за его спиной сменился на набат.
    - Ну слава богу дошло,- пробормотал он.
      Еще в двух небольших местечках гонец даже не останавливался и лишь сбавляя ход бросал селянам:
    - Тевтоны у Волковыска, берегитесь,-  и скакал дальше.
      За несколько километров до Гродно ему стали встречаться жители окрестных сел, решивших посетить городские храмы и навестить родню. Услышав известие, многие торопились по домам. 
      Над городом плыл радостный перезвон, огромное весеннее небо накрыло окрестности такой синевой, а солонце светило так ярко, что заслезились глаза. Не верилось, что где-то льётся кровь.
      Лёд на Немане просел у берегов, стал серым и рыхлым. Пришлось спешиться и перебираться держа всхрапывающего и прижимающего уши коня за повод. На узком пространстве, между крутым берегом и стенами развернулась большая ярмарка, за въезд в город и торговлю на рынках надо платить в казну искунное , да весче, да померное – доходило до шести денег с рубля. А тут только заплати полденьги с воза и торгуй. Но Юрко надо было не в город, а в замок. Его двенадцать лет назад построили по приказу Великого князя, каменный, с пятью башнями. И стал наравне с Троками одной из главной резиденцией.
      Что представлял из себя в то время Гродно? Первое упоминание относится к 1005 году, в Ипатьевской летописи. В 1241 году разорен и сожжен дотла ордынцами. В нём первым появился каменный детинец, в 1376 году перешел во владение Витовта. Истинно православный город резко менял облик, между отливающими рыжей медью куполов церквей в небо впивались острые шпили католических соборов. Если простые ремесленники
И горожане неохотно переходили в новую веру, то знать и купечество, получив большие послабления , делали это намного чаще. Расположенный на крутом берегу, прикрытый широкой рекой, торговый город был сильно укреплен.
      Перекидной мост в замке был опущен. Четверо стражей, по двое с каждой стороны проёма лениво дремали, прислонившись к стенам. Парень направился к тому, что стоял первым слева. Полусонные глаза уставились на Юрко:
     -Ты что буянишь? Пьян с утра?
     - Кто старшой? У меня послание воеводы Климента с Волковыска князю, не тяни, - достал из за пазухи бирку, покачал на ладони. Усталый конь и взмокший гонец показывал и без того серьёзность момента.
      - Постой парень, я, это сейчас,-  дружинник приходил в себя.
      - Игнатий! Спускайся!
     Где то наверху отворилась дверь, послышались шаги по гремучим ступенькам. Появился воин в калантаре  и шлеме ,невысокого роста и крепко сбитый, на аккуратно подстриженной черной бороде уже пробивалась седина, глазастый и весёлый:
      -Что за шум?
     Юрко уже давно оддышался от скачки и поэтому твердо произнес:
    - Тевтоны у Волковыска, большая колонна, с пару верст. Меня с дядькой Гридей посылали, погиб наверное. Надо срочно сообщить князю Михаилу.
      Игнатий переменился в лице и тут же посыпались команды:
      - Ты,- он бросил дружиннику, к которому первым подошел Юрко,- сопроводи хлопца к воеводе,- а ты бегом по стенам – передать всем тревогу.
      Князю Михаилу Монтвиду о нападении на Волковыск доложили прямо во время обеда. Евшие и пившие в большой зале гости не сразу  заметили, как посуровел князь от слов, что шептал ему на ухо вестоноша. Как встал, махнув рукой всем, чтобы продолжали трапезу, поманив при этом пальцем трех самых ближних ему людей:  воеводу Макария, ведавшего казной Услюма, да боярина Симеона – не раз ходившего с посольствами в Орден.
      Сошлись в дальней комнате, выходящей на город. Полуденные лучи солнца, пробиваясь через узкие окна-бойницы, затянутые слюдяными пластинками, играли по мощным, выложенными из плинф  стенам рыжими зайчиками. Молчаливые слуги поставили на дубовый стол блюда с солёными рыжиками, мочеными яблоками, брусникой, вяленой рыбой – сегодня на Вербное рыбу разрешалось вкушать, викию  с красным вином – вспомнить пролитую кровь Христа.
      Монтвид кратко изложил весть и задумался, молчали и приглашённые.
Первым начал Симеон, по привычке пытавшийся огладить когда пышную бороду, да только потеревший подбородок. Принял латинскую веру, пришлось с красотой расставаться. Поэтому сначала поперхнулся, сглотнул тягучую слюну:
     - Орден весной по хлябям вглубь не пойдет, реки вот-вот вскроются. Это он вызов нам бросает, выманивает на себя.
     После этих слов остальные зашивелись, все становилось на свои места.
     - Макарий, стражу усилить в два раза. Первая сотня выходит через час. Перехватывает дорогу, высылает разведку во все   стороны. Тысяча под твоим командованием направляется к Волковыску завтра, с первыми лучами солнца.
     - Тебе Услюм приготовить все выходы , положенные за этот год для Великого князя и загодя отправить в Троки. Они ещё как будут нужны для дела. Наливайте кубки. Поднял свой: - Дай нам боже успеха в делах. По местам.
     Крикнул через дверь: Писцов с бумагами!
    Через полчаса пятеро конных мчались в Слоним к князю Витовту. Тот не любил Вильно – вотчину Ольгерда, там в замке на смертном одре дядя передал великокняжий престол убийце его отца. Ему больше нравились Торки – любимое место Кейстута.
      Вышедшая с Гродно сотня уже к вечеру дошла до местечка, где Юрко менял коня. Вернув гнедого на конюшню и получив своего, уже отдохнувшего, рвался дальше. Добился и в составе разведки ускакал в ночь.
Ему и на этот раз повезло. Каким то первобытным чутьем определил, что в овраге, выходящем из перелеска на дорогу, засада и предостерег товарищей.
Группа перешла с рыси на шаг, затем остановилась, приготовив луки и стрелы. Когда противник, не выдержав ожидания, вылетел на конях на дорогу – получил одну за другой несколько десятков каленых стрел. И хоть превосходил  численностью разведку в несколько раз, даже не схлестнув клинки, остановился.  Потерял сразу половину коней и преследовать не решился.
     Пришлось коротать ночь в лесу, кони получив свою меру овса, хрупали его в торбах, повешенных на шею. Юрко так и простоял до самого рассвета, прислонившись спиной к дереву, изредка переступая с одной, начинавшей деревенеть ноги на другую. В голове крутились мысли, и все тревожные – как там отец, что с Дуняшей. Хорошо хоть мама уехала к сестре.
     Утром сотник выслал во все стороны дозоры, которые донесли, что тевтоны стали покидать город. Устремились к Волковыску и наткнулись на крепкий заслон.  Два раза схлестывались на замерзшем болоте. Копыта лошадей выбивали из льда снопы льдинок. Рубились , теснили друг друга конями. Вот Юрко заметил, что двое кнехтов насели на сотенного, подскочил сбоку к одному, рубанул со всей силы, отвалив у того руку со щитом. Воткнул в красное месиво, из которого струёй билась кровь и когда было предплечье, саблю. Второго всадника сбил вместе с конём  грудью своего скакуна.
     Снова пришлось отходить, отряд Ордена превосходил в силе. На опушке подсчитались – потеряли каждого третьего, много  раненых – их пришлось
отправлять в тыл.
     Над лесом поднималось в небо огромный столб дыма:
     - Уходят тевтоны, город зорят, - к Юрко подъехал сотенный,- а ты молодец. Умело дерешься. Принимай людей из десятка Устина да Васюка. Выдвигайся поближе, ты ведь здесь каждую тропинку знаешь.
      Пробравшийся к городу дозор увидел пылающий город, да хвост многокилометрового обоза, уходящего на запад.
      Подоспевшая тысяча под руководством Макария преследовала вражеский отряд до самой границы, но сбить заслон не смогла, а преследовать дальше в земли Ордена приказа не было.
     Юрко отпросился у сотенного на два дня и ринулся домой. Город встретил догорающими углями на месте стен и домов, бродили какие то потерянные люди, часто со сплошными волдырями ожогов вместо лиц, пытающихся отыскать на месте кострищ хоть какую ни будь железяку.Не сгорел только каменный костел, но и у него от не истерпимой жары поплавились разноцветные витражи.  Валялись неубранные трупы. Ни отца, ни Дуни найти не удалось. Оставалось одно- угнали в рабство.
      От Гродно до Слонима сто сорок верст по прямой, да дороги ведь не прокладывают по линейке, поэтому выходило чуть ли не двести. Поэтому посыльные к Витовту добрались лишь к исходу вторника, когда на вахту уже заступила ночная стража. Как они не ругались, но в город их пустили только на следующее утро.
       Поэтому только в среду Великий князь узнал о вторжении тевтонов. Пока собирались и рядились – прибыло новое сообщение – крестоносцы ушли на свои земли, уничтожив огнём Волковыск и захватив большой полон.
     Уже целый час Витовт мерял крупными шагами залу, ему уже шестьдесят. Еще вчера крепкая спина начинает заметно сутулиться. Редеет густой, когда то льняной волос, перемешался с сединой, сразу и не поймешь, какого теперь цвета. Весь в отца, такой же суровый и жесткий, он просчитывал свой каждый шаг. И веру католическую принял, чтобы развеять представления там, на Западе о литовцах, как о язычниках, пресечь постоянные нападки крестоносцев. Как можно биться с единоверцами? А выходило, что всё можно? Орден кусок за куском откусывал польские и литовские земли.
     Без поддержки Ягайло не обойтись, вернее сказать ему не нужна помощь этого человека, виновного в смерти отца и матери, нужны полки с польских и украинских земель.
     При мыслях о своём двоюродном брате у князя пальцы машинально сжались в кулаки до хруста. Эх отец, зачем тогда, на смертном одре поклялся Ольгерду защищать его младшего сына. Ведь понимал, что мелочный, злобный и мнительный Ягайло будет бесприкословно подчиняться шляхте, лебезить перед тевтонами и слушать католических ксендзов.
      Орден? Да  там пришлось спасаться от того же Ягайло, когда убежал с помощью верных слуг из тюрьмы. Два раза жил у крестносцев– первый раз два года, затем три. Усвоил на всю жизнь – рыцари понимают только силу, острый меч- лучшее лекарство от тевтонской спеси.
      Да, рыцари помогли вернуть великокняжий престол, потребовав за это Жемайтию. Эти язычники даже слушать не хотели о вере Христа. Пришлось на словах уступить, отправив одновременно послов к Ягайло.
      Он до сих пор помнит всё до мельчайших подробностей. Наконец они встретились, в местечке близ Лиды, кажется называлось Остров. Ожидал всего, даже одел под кафтан кольчугу, закрепил два кинжала в рукавах одежды.
     Ягайло вошёл в бархатном камзоле, на пряжках мягких туфель переливались рубины – Витовт посмотрел тогда на носки своих высоких сапог, забрызганных грязью… Какой он вождь, разве такой поведет войско в бой?  Ему только с дамами на балах танцевать, да с ксендзами псалмы читать.
      Не обнялись, даже не подали  руки два брата, пусть и двоюродных. Сели за стол друг протии друга. Договорились на удивление быстро.
     Орден, набравший силу и чувствуя свою безнаказанность, стал захватывать один кусок польской территории  за другой. Вот недавно, тевтоны просто выкупили у князя Владислава Опольчинского  Добжиньскую землю, оформили всё втихомолку и в Чехии купчую зарегистрировали. Попробуй вернуть – война.
     Закрепили договоренности  на бумаге, в случае нападения на одного – другой объявляет Ордену войну и начинает мобилизацию.
      Рыцари узнав о соглашении, совершили поход на Новогрудок и разрушили замок. Но тогда вступать в драку было рано, пришлось стиснув зубы стерпеть.
      А Жемайтию пришлось отдать, уже теперь на бумаге – Литва еще не была готова к войне. Он тогда как мог поддерживал вождей жемайтийских племен, отправлял возами оружие, давал денег и опытных воинов, что готовили из рыбаков, бондарей и смолокуров настоящих ратников. Надо иметь большое мужество, чтобы не струсить, когда на тебя во весь опор мчится закованный в сталь всадник на коне. Выставить вперед копьё, прижав у земле у немного отставленной правой ноги и ждать, когда закалённое жало не проткнёт доспехи.
     Витовт подошёл к окну, створки не поддавались, пришлось кликнуть слугу.
     С улицы донесся звук капели и оживленное чириканье воробьёв – в свои силы вступала весна. Немедля послать людей в Польшу, скоро наступит распутица. Отсеемся и надо собирать полки. Это как минимум полтора-два месяца.
     Да точно, день солнцеворота и прежние языческие и нынешние будут помогать… День выхода.
      На душе стало легче от принятого решения. Хлопнул в ладоши – вошел телохранитель:
    - Срочно писаря с чернилами и пергаментом.
      Диктовал быстро:
    - Собирать всех конных воинов.  О дате выхода сообщу дополнительно. Пеших оставить для обороны.
     - Размножить каждому. Теперь отдельно Мстиславовичу. Выставить три полка, каждый по тысяче.
      Про себя подумал – этих поставлю в центре. Хоть и придут поневоле, а драться будут насмерть. Пешие от конницы не побегут.
      Неожиданно в голове стали выстраиваться картины прошлого года. Тогда к нему прибыл послом из ордена Марквард фон Зальцбах, все выведывал, что будет делать он, если рыцари нападут на Польшу. Витовт тогда отвечал уклончиво и браденбургский комтур уехал ни с чем. А вот один из польских шляхтичей не сдержался и ответил прямо – проведем мобилизацию и ответим войной на нападение на Литву.
     Чтобы отвлечь силы Ордена он еще прошлой зимой послал в Жемайтию своего верного человека Румбольда Валимутовича. Да не одного и не с пустыми руками – одних доспехов на тысячу человек, коней добрых и пару сотен воинов. В мае поднялось крупное восстание и рыцарям пришлось направить крупные отряды, но это не уберегло Польшу. Тевтоны на неё напали.
     Ягайло терпел одно поражение за другим, пока не передал командование Жигимонту Корибутовичу. А тот сделал невозможное – отбил часть земель.
     На губы князя легла улыбка. Он тогда под шумок при поддержке отрядов с Жемайтии занял Мемель  . Орден тогда запросил перемирие. А Ягайло, вместо того, чтобы закрепить успех и занять еще пару стратегических крепостей – решил обратиться в суд. Просить чешского короля рассмотреть обоснованность притязаний рыцарей Ордена на польские земли.
     И чего добился. Как только решение судьи стали оглашать на немецком, польская делегация встала и покинула Прагу. Сведующие людт утверждали, что Великий казначей Ордена Томас фон Морхейм отправил Вацлаву восемьдесят тысяч золотых флоринов.
      И теперь его хотели выманить в земли Ордена – выставить в глазах Европы и папы агрессором. Нет, он сейчас на Орден не пойдет, а вот летом  -обязательно.
                Глава III
      Прежде чем начать рассказывать, что в это время творилось в Ордене, предлагаю совершить прыжок во времени и вернуться лет на двести назад. Тогда станет ясно, как в  самом сердце славянских земель вдруг появился немецкий анклав.
      Издревле по берегам Балтийского моря обитало множество славянских племен. Одним из них было племя пруссов. Жили себе спокойно: ловили рыбу в многочисленных заливах, реках и речушках; охотились на дикого зверя, бортничали. Особенно не с кем не воевали, случались мелкие стычки на пограничье, но они не перерастали в серьёзную вражду.
     Все это продолжалось много веков, пока соседская Польша не приняла католическую веру. Польский князь Конрад  I Мазовецкий по наущению римского папы  решил обратить язычников-пруссов в истинную веру. Но эти упрямцы от старых богов не отказывались, а особо рьяных миссионеров распяли на деревьях. Пришлось отправлять карательные отряды, пруссы в свою очередь предприняли ряд удачных набегов.
     Вот тогда польские князья совершили одну из главных исторических ошибок – пригласили из Палестины, оставшихся не удел после очередного крестового похода по освобождению гроба Господня,  рыцарей .
     Те прибыли на балтийскую землю и стали огнем и мечом обращать язычников-пруссов, эстов и ливов в веру Христа.
     С каждым годом рыцарей становилось всё больше и они захватив свободные земли, стали поглядывать и на соседние польские и литовские.
В 1309 году гроссмейстеры перенесли в Мальборк свою столицу из Венеции
На бывших славянских землях образовалось своего рода военно-теократическое государство.
      Тевтонов били не один раз, в 1331 году в Пруссии, в 1370 в битве при Рудаве, но Орден постоянно получал подпитку с германских княжеств. Под его знамена, почуяв легкую добычу, стекалось всё военное отребье Европы.
     Прямая поддержка шла и от римского престола. Еще в 1198 году папа Целестин  III провозгласил северный крестовый поход.
      Чтобы понять, что из себя представляли высшие иерархи католической церкви остановимся на Иоанне XXIII, он правил в год описываемой битвы.
      До посвящения этот человек носил имя Бальтазар Косса, был из знатного неополитанского рода. В юности пиратствовал, затем закончил теологический факультет в Болонье и сделал стремительную карьеру, от дьякона до кардинала. Став папой (Пизанским) взял имя Иоанн XXIII, правда кроме него папами себя считали Григорий XII (римский) и Бенедикт XIII (Авиньонский).
      Иоанн XXIII яростно боролся с ересями – учениями Джона Виклифа и Яна Гуса, пока собор не низложил его, объявив в симонии, развращении, кровосмешении и еретических взглядах.
      И вот этот радетель христиан присылает Ульриху фон Юнгингену папскую буллу, где благославляет поход крестоносцев на польские и литовские земли.
     Прочитав послание папы Великий магистр стал довольно потирать руки. Поляки – ревностные католики и известие, что папа на его стороне, вызовет у них уныние и воевать  они будут без особого вдохновения.
      Жаль конечно, что литовские войска не устремились в земли ордена после разорения Волковыска. Но война будет – это уже точно и война победоносная.
     Он выманит силы поляков и литвин на свою территорию и одним ударом разгромит весь этот сброд. И тогда – на всех захваченных землях установится его власть. И рыцари Христа будут самым могущественным орденом – от моря до моря.
      На праздничный обед в день Пасхи в огромной зале замка, где обычно устраивались приемы, собрался весь цвет ордена. Присутствовали высшие иерархи: великий комтур Конрад фон Лихтенштейн, великий казначей  Томас фон Морхейм, верховный интендант, верховный госпитальер, епископы всех прусских земель, комтуры замков, ну и конечно посланцы папского престола. На стенах вместо оружия ветки с распустившимися листочками. Их терпкий запах перебивает запах восковых свечей и ладана.
     Редкий случай, когда можно было увидеть столько прославленных рубак без рыцарских доспехов. У братьев ордена, поверх котард  из станфорта или камелота со стоячими воротниками, обтянувшими могучие шеи, наброшены белые плащи-мантели с черными крестами, подбитые беличьим мехом.
     С ними резко констатируют епископы в своих темно-фиолетовых мантиях из остерлена, дородные подбородки которых опираются на белые низкие воротнички. Шесть прусских и еще шесть с других германских земель, как и апостолов Христа – двенадцать, счастливое число.
      Еще удачней сегодняшнее известие, что принес прибывший гонец. Заключен договор с чешским королём Вацлавом. Даже Зигмунт, властитель венгров, родственник Ягайло, не устоял перед немецким золотом. Никто не прийдет полякам на помощь.
      Наконец в зал входит Великий магистр и посланец папы. Горностаевый плащ Ульриха фон Юнгингена выглядит королевской мантией. Рядом с кряжистым Великим магистром, низенький и довольно упитанный папский легат ,в ярко красной хламиде и кардинальской шапочке совсем не смотрится, хотя пыжится изо всех сил. Все дружно встают.
      Подскакивает на своём стульчике и органист. Прелат машет ему рукой и раздаются звуки органа. От их тембра в жилах закипает кровь и над сводами
раздаётся гимн, усиленный десятками хриплых глоток –«Христос воскреси».
      Правда, отведав блюд из молочных ягнят и запив порядочным количеством кружек доброго рейнского, заговорили уже не о боге – о делах.
Решили, что кроме найма обычных ландскнехтов, во всех германских землях во время проповедей священники будут призывать к новому крестовому походу – теперь на борьбу с восточными схизматиками и язычниками, которым они покровительствуют.
      К тому же епископы обещали обратиться к князьям, чтобы отпускать изъявивших желание повоевать уголовных преступников, сидящих в тюрьмах. А оружие им можно дать непосредственно перед боем.
      На следующий день, несмотря на то, что и он был праздничным состоялось уже обычное совещание, где верховному госпитальеру поручалось проинспектировать все замки и развернуть в своей резиденции в Эльбинге больничные палаты еще на сто мест для тяжело раненых. Верховному интенданту провести ревизию запасов продовольствия и военного снаряжения и при необходимости закупить недостающее в Дании. А самое главное – в короткие сроки изготовить сотню полевых бомбард с облегченными лафетами. Ошеломить врага новым оружием – внести панику в его ряды и врубиться в разомкнутые ряды рыцарским строем.
      Как только вскрылось море, в портовые крепости ордена стали заходить корабли, с которых по трапам  сходили  люди с такими отвратительными харями, что не дай бог кому нибудь увидеть такую на пустынной дороге. Ночное недержание мочи на полгода  обеспечено.
      Прибывших тут же сбивали в сотни и почти под конвоем отправляли в пограничье. Такой наемный сброд лучше держать от себя подальше.
      Вот сошел на берег отряд с Англии, рядом сгружаются французы, поодаль от них датские рыцари под руководством фон Фишборна. Наемники слетались как стервятники, почуявшие легкую добычу.

                Глава IV
   
  По приказу Великого князя Витовта Волковыск было решено восстановить в кратчайшие сроки и построить каменным. Но всю крепость так быстро не возведёшь, поэтому начали с укрепленного замка.
      Для строителей, прибывших с других мест, пришлось на пожарищах рыть сначала землянки, а потом рубить из сырого леса пять длинных казарм, где спали посменно. Можно только представить, какой в них был спертый воздух от сотен немытых тел и сохнувших онучей. От постоянного нахождения по колено в грязи у многих по телу пошли фурункулы.
      Только в мае, когда пригрело солнышко и все подсохло, строители немного вздохнули. Да и витаминов прибавилось – перьев зеленого лука на каждую трапезу чуть ли не охапку клали на столы.
      На все кирпичные заводы в округе навезли баб и девок – глину месить. Подоткнут те подолы повыше и давай ходить кругами. То один парень возле них остановится, то другой, пока десятник не рявкнет. Лишь Юрко поглядывал равнодушно на голые ноги. Какие могут быть заглядки, когда Груня пропала.
      Матери хлопец сразу передал известие, что жив-здоров и просьбу оставаться в Полоцке. Где ей здесь жить. Ведь оставшиеся в живых  горожане сами оборудовали себе копанки.
      Воссоздали и хоругвь. Благо знамя спасли.  Нашего старого знакомого Дмитро назначили сотенным, а Юрко десятником. Все время пришлось проводить с новобранцами, попробуй за пару месяцев научить селянина драться мечом и не бояться скачущего на тебя во весь опор всадника.
      Юрко как то сам подошел к плотникам, что строгали под навесом древки для копий и попросил одного из них сделать ему парочку подлинней , на целую сажень и услышав:
     - Зачем тебе парень, тяжеловато будет.
Ответил разом, как выдохнул:
     - Я его должен достать первым, к этим псам у меня свой счет.
      24 июня обе союзные армии начали движение к границам Ордена, Витовта из района Гродно, Владислава II из Чрвиньска и 4 июля объединились.
      Когда стали подходить к Дрвенцу – оказалось, что у брода на Кужетник, на противоположном берегу тевтоны понастроили палисадники, установили пушки и разместили сильный отряд. Пришлось оставить у реки заслон,  сделать обходной маневр и только 9 июля войти на прусские земли. И продолжить движение дальше, уничтожая встречающиеся по пути мелкие рыцарские отряды.
       Союзники тогда одним наскоком взяли небольшую крепость Лаутенбург.
       Вернее сказать, что брали её литовцы, а грабили все подряд.  Витовт послал на штурм несколько отрядов с Жемайтии, усилив их катапультами и парой сотен воинов с Полоцкой хоругви.
    Немцы дрались вяло, видели, что окружены со всех сторон. Очевидно, рассчитывали сохранить свою жизнь в плену. Только комтур замка, да пару фогтов с оруженосцами забарикадировались   в одной из башен и стали оказывать сопротивление. Так и задохнулись в дыму разожженных вокруг неё костров.
     Уже после боя находившийся поблизости Юрко увидел, как двое  наёмников-моравов с польского войска тащат к своим повозкам тюки с торчащими из них нижними женскими юбками, а третий несет на плече
девушку со связанными руками. У той скорее всего вылетает кляп – и она стала звать на помощь – мешая русские и польские слова.
     Юрко нестерпел, перегородил дорогу. Мародер с ходу ударил парня в лицо, да не рассчитал. Встречный удар под дых заставил его согнуться пополам. А девушка, почувстовав защиту, закричала изо всех сил:
     - Помогите люди, прошу панов, я из Дробушей, словенка!
     Разогнувшийся наемник и его друзья схватились за сабли, но тут на выручку парню кинулось чуть ли не половина Волковыской хоругви. Увидев, что придется несладко, моравы бормоча  вполголоса ругательства, вынуждены были ретироваться.
       Уже потом, когда девушке развязали руки, успокоили и напоили, она рассказала, что доила коров у немецкого колониста, а перед вторжением всех согнали в крепость. В рабстве с прошлого года, ни матери, ни отца.
     До поры оставили бывшую пленницу при сотне, помогать кашеварам. И все разом почувствовали – и похлёбка стала наваристей и каша сытнее.
     Объединённая армия наступала широким фронтом по нескольким дорогам и к вечеру 14 июля вышла в район пограничья древних поселений славян-пруссов, поляков и литовцев, на рубеж деревень, носящих теперь уже чисто немецкие названия – Грюнвальд и Танненберг. Или как написано в русских летописях – «межи града Дубровна и Острога». Разведка донесла, что тевтоны оседлали впереди стоящие холмы и собираются дать бой.
     У крестоносцев, занявших позиции на день раньше было время подготовиться, поэтому успели пред фронтом выкопать сотни «волчьих ям»,
 с забитыми в дно острыми кольями, прикрытых сверху жердями и замаскированные дерном. В них должны угодить литовская конница, а установленные впереди бомбарды еще более  расстроить атаку. И тогда удар первой линии немецкого рыцарства на плечах бегущего противника разрезает вражеский строй, окружает, а подошедшая вторая довершает разгром.
        Вечером перед битвой,  прибывший к польскому королю Владиславу II,
Витовт предлагает назначить общее командование, но Ягайло по обыкновению своему так и не принял окончательное решение. Пришлось соглашаться, что каждый командует своей частью войска.
     Польские войска под началом краковского воеводы Зындрама занимают левый фланг. Личная гвардия Ягайлы под командованием Жигимонта Карибутовича и королевская ставка размещается на холме, в недалёком тылу.
     Войско Витовта и его союзников – правый фланг, который от обхода противника прикрывает конница Джелал-эд – дина.
      Неожиданно резко сменилась погода, с севера потянуло сыростью, разошелся ветер, трава на лежащей впереди пустоши заходила зелеными волнами. По небу поползли тяжелые свинцовые тучи, между ними засверкали молнии, загрохотал гром и проливной дождь накрыл разом всё пространство.
     У Дмитро порядок был всегда и во всём. Вот и сейчас все воины размещены в палатках и крытых повозках. Только дозорные, под вывернутыми мешковинами, мокнут на постах. Но сменившихся ждет чарка вина и согревшись те  сразу засыпают, и молнии им не мешают, ни гром.
      Если совещание Витовта с Владиславом II было недолгим, то у руководства Ордена затянулось.  Уже собирались расходиться, Великий магистр встал со своего походного кресла с черным орлом над резной спинкой, как вдруг огненный сполох осветил полнеба и в шатре стало светло как днем. Затем зловещим рыком прогрохотал запоздалый гром.
      Как толковать сей знак природы – как одобрение, или наоборот – немилость. Все собравшиеся замолчали и стали погружаться в собственные мысли.
      Первым заговорил бранденбургский комтур:
     - Я конечно понимаю, что негоже ревностным христианам обращаться к черным силам. Но меня и думаю многих, гложет неизвестность.
     Марквард фон Зальцбах сделал пару глотков из стоящего перед ним кубка, еще несколько раз облизал вновь пересохшие губы:
     - Завтрашняя  битва очень много значит не только для Ордена, но и для всех германских земель. А в моём обозе как раз находятся волхвы. Эта троица стара, как сама смерть, понимают, что одной ногой уже в могиле. Поэтому скажут правду, как она есть.
     Собравшиеся стали переглядываться, лица посуровели, но кивнули дружно – в знак согласия.
      Прошло не меньше получаса, дождь разошелся и лил как из ведра. Наконец ввели мокрых, до последней нитки, трех стариков. С холщовых балахонов, перепоясанных ремнями с навешанными на них мешочками и непонятными побрякушками, с седых бород почти до пояса, на пол стала сбегать тонкими струйками вода.
      Каждому из прибывших поднесли по кружке горячего глинтвейна и объяснили суть гадания.
      Волхвы попросили освободить часть стола и поставить рядом пару зажженных подсвечников. Затем каждый достал с поясного мешочка горсть бобов и стали поочередно рассыпать их поочередно. Расположение зерен тщательно изучалось, гадальщики долго между собой шептались.
     Наконец один из них, седой как лунь, с согнутой коромыслом спиной, откашлялся и сделав шаг вперед, негромко, но четко произнес:
      - Наверно так угодно высшим силам, но завтра все собравшиеся здесь будут мертвы.
      Наклонил еще ниже голову, затем как смог выпрямился и отошёл к двум другим.
      В шатре нависла гнетущая тишина, вдруг молния ударила где то рядом, скорее всего в стоящее одиноко дерево, затем страшный раскат грома заставил всех вздрогнуть. Кое кто даже пригнулся.
     Марквард подошёл к волхвам и вложил каждому в ладонь по серебряному флорину и попросил обождать на улице. Когда жрецы вышли, комтур показал слуге характерный жест ладонью поперёк шеи, тот только кивнул.
      Стариков проводили до ближайшего по пути овражка, там им как курятам перерезали шеи. Полученные флорины перекочевали в мешочек палача, в качестве платы.
     А у Великого магистра по щекам текли слезы и он чуть слышно бормотал:
     - Пусть мне суждено погибнуть, но от своей цели я не отступлю.
      Дождь, так неожиданно начавшийся, внезапно и прекратился. Утреннее солнце еще долго пыталось разогнать туман, а он все змеился по низинкам, задерживаясь у речушек и болот.
      Первыми стали занимать отведенные места смоленские полки под командованием Семена Лингвена Ольгердовича. Закованные в латы и вооруженные тяжелым оружием эти рати сыграют свою решающую роль в этой битве.
      Затем стали подходить и становится  Лидская, да Волковыская хоругви, пристраиваясь слева и справа.
      Поляки всё ещё копошатся и только отдельные части появляются на пустоши.
      Витовт посылает к Владиславу II  гонцов и вот уже троица возвращается галопом назад, из под копыт во все стороны летят ошметки грязи:
     - Княже, король решил посвятить перед боем в рыцари с тысячу молодых шляхтичей. Они собрались в вон той низинке,- один из посыльных указывает на затянутое туманом место.
     С губ Витовта срывается:
     - Нашел время, в походе не мог сделать.
     Тевтоны давно на своих местах, немного сузив свои порядки – до 2,5 километров. Правое крыло под началом Конрада Лихтенштейна, левое – Фридриха Валенрода. Вторую линию взял сам Великий магистр. Самые ненадежные части – польские полки князей Конрада Белого Олесницкого и Казимира Щециньского со всех сторон прикрыты немецкими хоругвями.
      Жаркое июльское солнца с самого утра бьёт немецким рыцарям, их оруженосцам и арбалетчикам в глаза, но противник не наступает. Начинают раскаляться доспехи, хочется пить и людям и коням – но как выйти из сомкнутых рядов.
      Чтобы спровоцировать атаку союзных войск Ульрих фон Юнгинген посылает парламентёров.
     На виду славянского войска с холмов спускаются трое всадников. У левого в руках бело-желто-черное знамя Ордена, у правого – бело-желтое папское. По рядам поляков пополз шёпот:
     - папа на стороне крестоносцев;
    - мы же ревностные католики и воюем с единоверцами?
Средний воин втыкает в землю два обнаженных меча – это вызов на рыцарскую схватку и троица молча удаляется.
     Один меч доставляют Витовту, второй Ягайло. Вызов не принимается. Польский король запирается со своим духовников в шатре и запрещает беспокоить. Посыльные Великого князя Литовского с предложением начать одновременную атаку возвращаются ни с чем. Среди командиров литовских, белорусских и русских хоругвей пошли разговоры, что Ягайло ждет верно от рыцарей мирных предложений – поэтому тянет.
     К Витовту одним за другим прибывают командиры полков:
    - Великий князь, уже полдень – с утра стоим, люди устали, скоро от жары падать начнут.
    - Хорошо.
    Обращается к свите:
    - Позовите Джелал-эд-дина.
    Тот прибывает в сопровождении личной сотни нукеров. Горячий арабский скакун не может устоять на месте и перебирает ногами в «белых» чулках. На старшем сыне Тохтамыша  огнем сверкают доспехи, на плечах пурпурное шелковое сюрко с вышитыми золотом ханьским драконами.
     Подъехавший почти вплотную мурза прижимает к сердцу правую руку:
    - Хан ( Джелал-эд-дин еще не хан, но это обращение подчеркивает важность будущих задач), вымани рыцарей с холмов. Помахай саблями, а потом назад. Тебя учить не надо.
     Наклон головы и с визгом татары срываются на свой фланг. Оттуда вскорости вылетает вся их конница и рассыпавшись в лаву ордынцы устремились на холмы. За ними без команды устремились и ряд союзных хоругвей. Волковыская уже давно сгорала сот нетерпения сразиться и отомстить за родной город.
     Передний ряд татар  почти достиг цели, но что это? То один всадник, то другой вместе с конем проваливаются в ямы ловушки. Многие выбираются пешими и теперь бегут, схватившись за хвосты уцелевших.
     Немцы недоумевают, они ждали тяжелую литовскую конницу. Наконец над головами наступающих раздается грохот. Бомбарды делают первый залп, но ядра и картечь летит  над головами. Второй залп более прицельный, то там, то здесь десятки тел валяются и корчатся в предсмертных судорогах, но конница врубилась в пушкарей и кромсает их саблями и мечами.
     Юрко давно приметил своего врага, один из рыцарей крестоносцев немного выскочил вперед из общей линии и оказался неприкрытым с боков слугами. Здесь и сказалось преимущество более длинного копья.
     От удара тевтон повалился из седла набок, а освободившийся от тяжести конь рванулся вперед. Да быстро оказался под другим наездником, Дмитро только что потерял своего.
     Начинается страшная рубка, только успевай отражать удары и бить, бить.
    Рыцарские ряды с гимном на устах начинают движение. Джелал –эд –дин отдаёт приказ и татары с криками устремляются назад, умудряясь на ходу пускать стрелы. Пусть они не могут пробить тяжелых рыцарских доспехов, но выбивают многих коней, поражая оруженосцев и арбалетчиков.
    Первые ряды крестоносцев расстраиваются, но стальную махину уже не остановить и она направляется в центр литовского войска.
     Юрко вовремя повернул коня и пересёк пустошь обратно, занимая место в какой то хоругви, кажись полоцкой, прежде чем немцы врезаются в стоящие полки.
     Передний полк смолян изрублен полностью, вот падает хоругвь, но некому её поднять. Конские копыта втаптывают знамя в кровавую грязь.
     Рыцари врубаются во второй смоленский полк и вязнут в сече. Единого удара не получилось. «Железная свинья»  застряла и отдельные отряды стали уходить в сторону, надеясь где-нибудь отыскать брешь.
      Вот один из таких отрядов крестоносцев стал теснить правый польский фланг, отдельные рыцари прорвались к повозкам и затеяли свалку с находившимися в обозе воинами.
     Дрогнула и часть литвин, некоторые повернули вспять и понесли в Литву панику о разгроме. Только Витовт не теряет дух и видя крепость смоленских полков, заткнул  резервом брешь. Сам кинулся наперерез своим дрогнувшим хоругвям и вернул их на поле боя. А когда беглецы вернулись, то остальные подумали, что подошло подкрепление и еще яростней кинулись на немцев.
     Восстановив положение Витовт направился в ставку к ВладиславуII, который уже порывался бежать и потребовал выехать в первые ряды своих воинов:
     - Покажи свою рыцарскую удаль, воодушеви подданных!
     - Жигимонт Карибутович, бери мой штандарт и три тысячи шляхтичей, что клялись сегодня отдать за меня жизнь, - таков был ответ Ягайло.
    Свежий польский отряд сумел окружить воинов Валенрода и начал уничтожать их, одну шеренгу за другой.
     Ульрих фон Юнгинген бросается на помощь гибнущим и оказывается недалеко от Волковыской хоругви.
      Юрко одно время дрался рядом с Димитром, потом к ним пристал огромного роста жемайт, с надетой вместо шлема головой медведя. Вышло очень хорошее трио. Длинное копьё парня сбивало рыцарей с коней, а сотник и литвин своими секирами крушили оруженосцев и слуг.
     Парень сразу приметил Великого магистра в окружении телохранителей и огромный желто-черный штандарт и оборачиваясь кричит:
    - Дядько, давай вон к той кучке пробьемся! Не иначе главный немец!
     По истечению столетий историки будут описывать этот кульминационный момент. А сейчас троица прорубает в шеренгах врагов целую просеку. Юрко отбивает удар копья Великого магистра,  привстает на стременах и со всей силы бьёт остриём под «левый сосок».  Ему не удаётся вытащить древко, его перерубает какой то воин, пришлось выхватывать меч. В это время страшный удар сотника разрубает знаменосца чуть ли не пополам. Еще удар и древко знамени разлетается на куски. Огромный штандарт скручивается и как обыкновенная циновка валяется на земле.
      Оторопевшие телохранители магистра приходят в себя и как стая бешеных псов накидывается на удальцов.
     Закипела страшная рукопашная. Юрко отбил несколько ударов копьеносцев, перерубая древки. Рядом их целый частокол крушил Дмитро и жемайт. Наступавшие на время отпрянули и тут же рой арбалетных стрел.
     Сразу несколько тупых игл вошло в бок и живот и мысли огромными кусками зашевелись в голове:
     -Прощай батько, Груня…
     Не видел уже парень, как погибли Дмитро и литвин. Сотнику каленая стрела попала прямо в рот и пробив язык и гортань, вошла прямо в мозг. Рухнуло огромное тело навзничь, хлынувшая  кровь окрасила бороду в  алый цвет. Язычник-ятвяг не торопился на тот свет и еще десяток кнехтов свались под ноги его коня с разрубленными головами. Да только не уследил, вошло прусское копьё в бок. Опустил жемайт свою секиру, пытаясь вытащить древко и только тогда сумели сбить его наземь, где еще долго кололи тело мечами и кинжалами.
     По всему полю схватки разнеслась весть о гибели Великого магистра. В немцах это вселило уныние, а в славян – еще большее желание победить.
     А поле боя превратилось  в огромный слоёный пирог. Здесь немцы давят – притиснули  вестфальские и австрийские наемники чехов почти что к их повозкам. Ян Жижка получив страшный удар мечом по шлему падает на колени. Его пытается добить рыцарь в головном уборе с турьими рогами, да только получает камнем, выпущенном из пращи и хватается за голову. Оглушенный тевтон пытается открыть рукой забрало и получает еще один меткий бросок. К нему спешат слуги и чехи успевают вытащить своего командира с передней линии.

                Глава V

     Еще с полночи над полем боя блуждали огни факелов, одни искали раненых для оказания помощи, да мало таких было – истекли многие кровью. Другие – добычу, мародёры не упускали случай набить карманы, но их быстро разогнали.
     Выжившие и вымотанные боем ратники получили по чарке вина и отменный ужин, да только он никого не радовал и от усталости  многие вскоре позасыпали, часто с куском в руке.
     В ставке польского короля праздновали победу, повара едва успевали подавать жаренных на вертеле барашков, птицу и резать на куски ветчину с сыром. То там, то здесь откупоривались бочки и разошедшие шляхтичи восхваляли друг перед другом свои победы. Дошло до того, что вскоре в куста, уже на саблях доказывали свою правоту.
     В лагере Великого князя было намного тише, конечно выпили за удачу, помянули погибших, да ведь и завтра трудный день.
     Из расположения смолян слышались тихие песнопения – отпевали погибших, потеряли ведь больше половины. Ни одна из союзных хоругвей таких потерь не понесла. Да и искать по полю не надо – с места ведь так и не сошли во время всей схватки. Православный батюшка с кадилом обходил ряды лежащих на земле – придется им покоиться в чужой земле. Будут ли помнить?
     Утром ВладиславII  не хотел слушать предложения прибывшего в его ставку Витовта о продолжении преследования. С осунувшим после бессонной ночи и изрядной попойкой лицом он замахал своими белыми руками с зажатым в одной из них  накрахмаленным платком:
     - Воинам нужен отдых. Похоронить потребно героев, мессы отслужить.
    Отвернулся от Великого князя, громко зевнул:
    - Стоим три дня, «на костях», утверждаем нашу победу. Затем идём на Мариенбург.
     Витовт попробовал убедить :
     - Оставим пехоту и обозы, а конницу бросим вперед, перехватим все дороги.
    В ответ еще один громкий зевок. Оставалось вернуться к себе. Выслал разведку, а затем конную тысячу. Доносили – рыцарей вблизи нет.
     Воевали вместе, а хоронили порознь. Хоть и рядом свежевыкопаные  рвы, но католиков отпевали и укладывали в одном, православных в другом. Юрко лег рядом с Дмитром, хотя заслуживал отдельной. Да им всем, павшим как героям, надо по отдельной и  поименно- надпись.
    Немцев хоронили всех вместе, только для Великого магистра ордена и высших иерархов отдельные могилы.
    Жемайты-язычники устроили огромный поминальный костер и сожгли в нём своих погибших, католические ксендзы тихо ругались и плевали в их сторону.
    Мусульмане- ордынцы похоронили большинство своих еще вчера – как велел пророк – еще до захода солнца, а сегодня предавали земле лишь умерших от ран ночью.
     Затем над погребениями насыпали высокий холм, в который каждый выживший бросил горсть земли.
    Потянулись в Польшу и Литву обозы с богатыми трофеями и тяжело раненными, а войско только 19  июля двинулось дальше, к Мариенбургу.
И хотя крепости по пути не брали – подошли к нему к вечеру 25.
     За это времени рыцари укрепили гарнизон и завезли столько припасов, что можно было сидеть в осаде хоть пару лет.
   О штурме с ходу неприступной твердыни не было даже речи. Пришлось рыть траншеи и окружать замок валами. Захваченные легкие пушки не причиняли стенам вреда, а осадной артиллерии у союзников не было.
    Витовт стал получать вести, что московский князь подтягивает свои дружины к Смоленску – не иначе как хочет отбить удел. Не предупреждая польского короля войско Великого князя ушло.
    В польском лагере тоже пошли брожения, ополченцы требовали отпустить домой – начала осыпаться пшеница.
     К концу сентября осаду пришлось снять.

                Эпилог

     В Грюнвальдской битве не просто погиб весь цвет Ордена, он никогда больше не возродит свою мощь.
      По заключенному первому февраля 1411 года Торуньскому мирному договору Орден отдавал Польше Добжиньскую землю и выплачивал огромную контрибуцию. Литве окончательно переходила Жемайтия.
     Наши предки – поляки и украинцы, белорусы и литовцы, русские и татары – победили тогда страшного врага, который угрожал не только захватом земель. Наши нации могли просто превратиться в рабское быдло, постепенно забывая родной язык и культуру и совсем исчезнуть в великом круговороте истории – как гунны или скифы.
    Будем это помнить и не только по юбилеям, а всегда. Тогда и возникающие споры решать проще – чего не бывает между соседями и жить  на Земле в согласии.


    7 января 2010 года от Рождества Христова.

     Владимир Шевченко.

Повесть выслана мною в адрес посольств Литвы, Польши, Чехии, Белоруссии и в администрацию президента России. Пусть почитают, авось и задумаются.