О Божественной Литургии. Размышления

Часть I. Проскомидия.

Как писал Н.В. Гоголь в своих «Размышлениях о Божественной Литургии», Литургия в известном смысле есть постоянное повторение Божественного акта любви, который для нас совершается. Он совершается непрерывно и повсеместно. Там, где есть Церковь. И именно в этом состоит предназначение Церкви – с ней постоянно совершается акт Божественной любви, в ней Христос, Сын Божий, приходит в мир и, приняв человеческую плоть, служит людям. Самая главная часть Его службы заключается в том, чтобы принести Богу-Отцу жертву, искупляющую грехи человеческие.

Если мы рассматриваем действие Божие в контексте человеческого (или иначе, исторического) времени, то такая Жертва уже была принесена. Это случилось около 2000 лет назад, в Палестине. И об этом написано великое множестве книг, начиная с Евангелий, где все дело проявления Божественной любви к людям описывали непосредственные свидетели и участники этих событий. Но такой взгляд приемлем лишь в системе линейного времени, которое движется как стрела и характеризуется необратимостью состояния мира. Если мыслить лишь в такой, линейной, системе времени, значит заранее выражать точку зрения, что нет ничего вечного и неизменного. Ничто не вечно, ибо все меняется, существуя и постоянно развиваясь внутри «стрелы времени». Даже Бог – ведь ВСЕ подвержено необратимым изменениям – согласно характеристике линейной системы. В ней нет возможности возврата к прежнему состоянию, ибо все течет, все меняется. И невозможно в одну реку войти дважды. Такова позиция мыслителей, кто существует, и чье мышление развивается лишь в системе линейного времени.

Но Бог вечен и неизменен. И Он является Творцом всего, в том числе и времени. Творить время можно лишь тогда, когда сам Творец находится ВНЕ времени. Ибо всякое творение совершается лишь во внутреннем творческом акте, который по отношению к творению носит характер внешнего действия. Если же Бог изменчив – то это не Бог, а часть творения, ибо внутреннее изменение определяет параметрический характер времени. Творение подчинено времени. Поэтому по отношению к творению, время всегда рассматривается как некий параметр, по которому мы определяем изменения в состоянии творении. Но само время подчинено Творцу – оно всегда имеет характер онтологический.

Поэтому, когда мы размышляем над сущностью действий Творца – Бога – в отношении нас, мы неизменно должны рассматривать время не только в его линейном, иными словами, историческом или параметрическом виде, но и учитывать его онтологическую составляющую, относящуюся к Вечности. Иными словами, мы обязательно рассматриваем время в двухмерном виде, с учетом его «вечностной» составляющей. В математике это можно представить в виде двухмерной системы координат, в которой по оси абсцисс строится линейная характеристика времени, а по оси ординат – его вечностная характеристика.

Но такое представление о времени – есть всего лишь символ, который может иметь более или менее полное сходство с самим символизируемым объектом. Литургия же есть не просто символ, она – представление двухмерного состояния времени, в котором осуществляется Божественная любовь, его явление нам в нашей непосредственной жизни. Поэтому все действия в Литургии имеют не символический, а реальный характер, и являются не воспоминанием, а вечным обращением сознания и проживанием тех событий, которые развиваются в ходе литургического действия. Бог, существуя вечно и действуя в мире постоянно, постоянно совершает по отношению к нам т.н. «акт любви», внешне выражаемый в отдании Своего Единородного Сына за искупление грехов мира и в принятии этой Его Совершенной Жертвы.

Однако в историческом времени ЭТО уже совершилось в конкретном месте и в конкретный момент времени. Поэтому литургическое действие по отношению к историческому времени носит символический характер; в отношении же онтологического времени литургическое время носит характер вечного, непрекращающегося во времени действия – и действие это неизменно, всегда одно и то же. И первым литургическим действием, отражающим двойственный характер времени, в котором осуществляется Божественная любовь, совершается «акт любви», является первая часть Литургии, называемая Проскомидией или, по-русски, Приготовлением.


Итак, греческое слово Проскомидия на русский переводится как Приготовление или Подготовка. Приготовление Жертвы. Той самой Жертвы Христа, которая уже в истории однажды была за нас принесена, но которая в Вечности непрестанно приносится. А значит, и непрестанно ей предшествует Приготовление. Жертвенный Агнец приготовляется к Своему служению – Сын Человеческий пришел, чтобы послужить. И в состоянии Вечности Его служба совершается постоянно. Но в масштабе параметрического (исторического) времени совершение этой службы уже однажды совершилось, и естественным выражением этого состояния является уже наше совершение службы Ему. Он за нас принес Себя Самого, отдав на Крест Свою Плоть как человек и пролив Свою Кровь, положив за нас Свою душу как Бог. И теперь наступает наш черед служить Ему службу, службу нашей жизни, принося Ему свою душу, предавая Ему ее всецело.

И это служба совершается в церковном собрании, по-гречески называемом экклесия, а по-русски – Церковь. И как еще во времена Ветхого Завета из числа народа Израиля, народа Божьего, были избраны священники, которые возглавляли народное собрание во время принесения Богу жертву в Его хвалу и во искупление грехов народа, точно так и в христианской Церкви, в народе Божием, в Новом Израиле избираются священники, возглавляющие службу жертвоприношения непосредственно Христа Бога, соединенную с нашим приношением, приношением каждого из нас Христу Богу. Две службы сливаются в одну, олицетворяя отныне неразрывное единство Бога и человека, которое восстановлено через Крестную Жертву Сына Божьего. Поэтому для исполнения столь высокого служения священник, возглавляющий собрание народа Божьего, должен иметь чистоту души и тела, высоту помыслов. Внешним выражением такого состояния является облачение его в особые богослужебные одежды. Такой обычай существует в Церкви еще с апостольских времен и показывает неразрывность двух Заветов человека с Богом, существующих в Вечности как один единый и неделимый Завет, ибо он неразделим, как неразделим Бог и вечен и неразделен, как Вечность.

Поэтому, как пишет Гоголь, одевая блистающие облачения, служители Церкви должны быть в дальнейшем облечены в полноту великолепия духовных одежд. Подобно тому, как это символизируют белый цвет брачных риз в притче Христа о брачном пире или тот же белый цвет одежд святых, предстоящих перед Агнцем и молящихся за всю Церковь в Откровении св. Иоанна Богослова. Литургические облачения священника, с одной стороны – белые и блистающие (подризник и частично риза), а с другой – имеющие определенный цвет. В сочетании цветов, среди которых непременно присутствует белый, показано нам долженствующая святость состояния священника, исполняющего службу, с основной чертой праздника, в честь которого совершается богослужение и используется тот или иной цвет богослужебных облачений.

Желтый цвет посвящен воскресному дню или святым, прославленным в чине святителей (епископов) и апостолов – цвет золота подобает Царю-Христу; красный – цвет Пасхи и мучеников, проливших свою кровь за свою верность Христу даже до смерти; голубой – цвет Богородицы, Царицы Небесной; зеленый – цвет Святого Духа и святых, монашеского чина, преподобных, вся жизнь которых принадлежала водительству Святого Духа. Белое облачение посвящено особым дням, в которых празднуется особо чистое и непорочное состояние Христа и Церкви, подобно белой и непорочно девственной одежде. Это праздник Богоявления или Преображения Господня, а также службы, посвященные поминанию усопших, служба Великой Субботы, когда подчеркивается вечное непорочное состояние Христа и тех, кто перешел из этого мира в состояние Вечности. Белый цвет – цвет Вечности и непорочности, чистоты и святости, изначально в ней присутствующих. Ничто нечистое, имеющее пятно, не может Вечности принадлежать. Лишь то, в чем нет изъяна, чей символ – чистый белый цвет, - может войти в Вечность и, войдя, в ней остаться.


Облачившись, священник приступает к совершению Проскомидии. Как писал Гоголь, Проскомидия есть ни что иное, как подготовка к самой Литургии: во время Проскомидии Церковь вспоминает рождение и первые годы жизни Иисуса Христа, которые сами по себе являлись подготовкой к осуществлению Его миссии в мире.

Так как Сам Иисус именуется Агнцем, который взял на себя грехи всего мира, Агнцем жертвенным, принесенным во искупление этих грехов, то во время Проскомидии также приготовляется Агнец. Отличие его от приносимых во времена Ветхого Завета в жертву агнцев (ягнят) в том, что в Литургии, службе жертвоприношения, которая совершается в христианской Церкви, Агнец приготовляется не фактический,- не настоящий ягненок, - а символический, из хлеба. Ибо фактическим Агнцем был и есть Сам Иисус Христос, принесший однажды Свое Пречистое Тело в настоящую жертву, пролив Свою Кровь на Кресте. С той поры Церковь, совершая жертвоприношение, как необъемлемую, центральную часть общения человека с Богом, приносит бескровную Жертву, являющуюся изображением жертвоприношения Христа. Мы не можем считать это Бескровную Жертву в полной мере символом Жертвоприношением Христа, ибо символ лишь частично отражает характер и свойства символизируемого объекта. Бескровная же Жертва, приносимая Церковью за Литургией, отражает всю онтологическую (т.е. бытийственную) полноту свойств Жертвы Христа, отличаясь от Нее лишь своим бескровным характером.

Для литургической Бескровной Жертвы используется т.н. Просфора – специальным образом испеченный хлеб. По-гречески, просфора означает дар, подарок. Наш дар Богу, то, что мы приносим Ему-то полноты наших сердец. Жертвенный дар, Просфора, выполненная из хлеба, отличается от тех обычных хлебных жертв, которые приносили иудеи в Ветхом Завете или язычники в древности. Ибо характер жертвы определяется тем отношением, которое вкладывает в эту жертву приносящий. Древние люди приносили хлебные жертвы, выражая в них свое отношение к состоянию материального достатка, с чем ассоциируется хлеб, сочетающий в себе практически всю полноту продуктов, необходимых и достаточных для поддержания жизни в организме человека. Если в доме есть хлеб, то это означает то, что живущие в нем имеют необходимое обеспечение жизни. Напротив, голод или смерть начинаются с того, что из дома уходит хлеб. «Хлеб – всему голова» - говорит народная мудрость. Хлеб и вода – два первых элемента, обеспечивающие питание человека. Это – тот минимум, без которого неминуемо наступает смерть от голода и жажды; но это – тот минимум, позволяющий обеспечить в организме жизнь, нормальную, полноценную жизнь всего организма. И это – свойство хлеба: именно это его свойство используется Церковью в Литургическом Хлебе. Но не только.

Литургический Хлеб являет собой еще одно свойство, открывая тайну сущности Церкви как мистического Тела Христова. Подобно тому, как хлеб выпекают из муки, произведенной из разных колосьев, собранных с различных частей поля, а может быть даже и с разных полей, так же и Церковь состоит людей, собранных из разных мест, имеющих различное происхождение и личностные свойства. Но эти люди собраны вместе и составляют мистическое Тело Христово – Церковь. Точно так же, мука из разных колосьев собирается в один хлеб, который в процессе развития всего литургического действия, становится Истинным Телом Христовым, сочетая в себе, подобно Иисусу Христу, земные и небесный свойства.
На верхней части Просфоры при выпечке ставится печать с изображением Креста и буквами IC XC – в верхней части печати, составляющие сокращение греческих слов, и NIKA – в нижней части печати, также являющимися греческим словом, на русский переводимый как «сим победиши!». Это – призыв, который увидел римский император Константин Великий в небе вместе со знамением Креста накануне решающей битвы со своим соперником за Римский престол. Следование Константином увиденному призыву обеспечило его победу и последующее развитие Церкви под непосредственным покровительством христианского правителя (царя–императора) в системе Римского государства, олицетворявшего цивилизованный мир. С тех пор эта монограмма используется Церковью для обозначения самой главной силы, доминанты в жизни всей Церкви.

Существует небольшое и несущественное отличие в обычае совершения Проскомидии согласно русской и греческой православными традициями. В русской традиции для совершения Проскомидии используются пять просфор, на каждой из которых стоит одна печать. Греки (и остальные православные народы) используют одну большую просфору, на которой стоят пять печатей. Тем самым в различных православных традициях фактически одинаково отражена структура мироздания, в которой ведущей частью является Церковь. Мы будет рассматривать эту структуру так, как это выражается в русской православной традиции, сложившейся в процессе тысячелетнего развития русского православия.

Итак, вырезая из главной аросфоры агнца специальным жертвенным ножом – копием, - священник произносит стихи из Книги пророка Исайи, относящиеся непосредственно к Жертвоприношению Христа: «Яко овча на заколение ведеся. И яко агнец непорочен, прямо стригущего его безгласен, тако не отверзает уст своих. Во смирении суд его взятся. Род же его кто исповесть?». Четыре стиха, произносятся во время вырезания агнца с четырех сторон – агнец имеет форму, близкую к форме куба, длина, ширина и высота которого должны быть равными подобно тому, как равны длина, ширина и высота Небесного Иерусалима, описанного в Откровении св. Иоанна Богослова. Как там сказано, храма в Городе нет, ибо Господь исполняется Собой весь Город. Затем со словами - «Яко вземлется от земли живот Его», - священник отрезает нижнюю часть агнца. Это – символ небесного состояния Христа, Жертвенного агнца, неизменно причастного к Вечности, отделенного от всего материального и временного, что отражает понятие «земля».

Все эти действия совершаются в алтарном пространстве, отделенном от всего остального помещения церкви иконостасом – стеной, в которой размещены в определенном порядке иконы, значение которых заключается в раскрытии тайны того, что совершается за Литургией, от самого начала проскомидии до последней, отпустительной молитвы. Смысл иконографии в том, чтобы при помощи видимого изображения открыть тайну того, что совершается скрыто и невидимо от нашего обычного человеческого зрения. Все то, что происходит во время Литургии в полном объеме своего духовного смысла, мы обычным человеческим зрением увидеть не в силах. Это можно постичь через созерцание при помощи духовного зрения. Настроить же это духовное зрение помогают нам символические изображения, стоящие в иконостасе и содержащие в себе как виды Иисуса Христа, Божией Матери, святых, исполненные также глубокого духовного смысла, так и сюжеты из Ветхого и Нового Заветов, через которые совершалось промыслительное и спасительное действие Божие, которое непрестанно и неизменно совершается за Литургией. Поэтому иконостас, внешне отделяющий алтарное пространство от остальной церкви, на первый взгляд скрывает непосредственные литургические действия священника, но на самом деле, он открывает истинный смысл этих действий, который мы можем и не ощутить, наблюдая лишь за их внешним проявлением. В этом – особенность иконостаса.

Проскомидия совершается на жертвеннике – специальном столе, на котором располагается дискос – специальное блюдо на ножке, - и чаша. На дискос полагается вырезанный агнец и надрезается со словами: «Жрется (т.е. приносится в жертву) Агнец Божий, вземляй (берущий) грех мира за мирский живот и спасение». И ладее священник надкалывает копием правую сторону агнца со словами: «Един от воин ребра его прободе и абие (тотчас) изыде кровь и вода, и видевый свидетельствова, и истинно есть свидетельство его». Сразу за этим в чашу наливается вино, смешанное с небольшим количеством воды. Подобно тому, как после удара римского сотника Лонгина копьем между ребрами Иисуса из раны в боку излилась кровь, содержащая жидкость. То была флегма – конденсат, из воздушных паров, скопившийся в наддиафрагменном пространстве. Наличие флегмы в крови Иисуса было явным признаком смерти от кислородной недостаточности и удушья, которая всегда наступала в случае казни людей на кресте. Ибо изгиб грудины повешенного казненного давал ему возможность дышать лишь верхней частью легких. Что, так или иначе, приводило к кислородному голоданию и смерти. Любое иное положение повешенного (например, на столбе) такого изгиба не обеспечивало. Поэтому кровь, вышедшая с водой из раны Иисуса, с одной стороны, подтверждает факт его казни именно на Кресте, а не на какой-либо иной конструкции, как сегодня иногда утверждают сектанты. С другой же стороны, этим вообще подтверждается сам факт смерти Иисуса в казни.

Повторение за Проскомидией всех действий, связанных с крестными страданиями Христа, подчеркивает вечность и неизменность Его жертвенного служения, отдавшего Свое настоящее Тело на распятие. Вместе с тем, этим же подчеркивается сущность Его миссии как агнца Божьего, к которой Он был предназначен с самого Своего рождения. Поэтому на дискосе принято изображать Рождество Христово, и над самим жертвенником должна также находиться икона Рождества. Ибо вся Проскомидия по своей сути есть Рождество Христово, Рождество Агнца Божьего, которому надлежит взять на себя грехи всего мира, и тем самым очистить от них мир, возвращая ему некогда потерянные чистоту и непорочность, возводя его в этом состоянии к Богу-Отцу.


Проскомидия не заканчивается с совершением приготовления Агнца. Она фактически состоит из двух частей, которые незримо связаны друг с другом, как связаны друг с другом Христос и Церковь, отдельно друг без друга, не существуя. Дело в том, что Церковь является мистическим Телом Христовым, в то время как истинным Телом Христовым является тот Агнец, который располагается на дискосе и становится таковым в процессе самой Литургии. Поэтому взаимосвязь мистики и реальности, которая присутствует на протяжении всего литургического действия, начинает реализовываться с начала Проскомидии. После агничной профсоры священник берет другую, вторую по счету, из которой вырезается небольшая частичка, треугольной формы, вырезается в честь Богородицы и полагается по правую сторону от Агнца. Вырезая эту частицу, священник произносит слова: «В честь и память Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, еяже молитвами посети ны, Боже». И полагая ее рядом с Агнцем, произносит: «Предста Царица одесную Тебе, в ризы позлащенныя одеяна, преукрашена». В этом поминании Богородицы заложен глубочайший догматический смысл. Во-первых, положение богородичной частицы по правую сторону от Агнца (по-церковно-славянски, одесную, то есть с десной, правой стороны) означает высочайшую честь, которой удостоена Богоматерь в Церкви, перед лицом Бога – она находится с почетной стороны от своего Сына, который является Сыном и Агнцем Божиим. С другой стороны, позлащенные ризы Царицы повторяют сюжет Апокалипсиса, где представлена «жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд». Это – Богоматерь, олицетворяющая Луну и звезды, отражающую свет Солнца. Как Луна сияет не собственным светом, а отраженным светом Солнца, подобно этому сама Богородица имеет честь своего сияния не сама по себе, а сияет отраженным светом божественного сияния своего Сына, являющегося Сыном Божиим. По левую сторону от Агнца полагаются девять частиц из третьей просфоры, которые вынимаются из нее в честь и память девяти чинов святых, Церкви Небесной. Девять чинов святых установлены в честь девяти чинов, на которые разделен ангельский мир, мир духов небесных. Согласно учению святого Дионисия Ареопагита, сформированному в конце 1-го века, весь ангельский мир разделен на три уровня, на которых располагаются в определенном иерархическом порядке по три ангельских чина на каждом. Подобно этому по левую сторону от Агнца, с противоположной стороны от Богородицы располагаются девять чинов святых, в память которых из третьей просфоры вынимаются девять частиц: первая – в память святого Пророка и Предтечи и Крестителя Иоанна. Вторая – в память святых пророков, которые более всего причастных к воплощению Сына Божьего – Моисея и Аарона, Илии и Елисея, Давида и Иессея, святых трех отроков, пророка Даниила и всех святых пророков. Третья частица вынимается в память святых Первоверховных апостолов Петра и Павла и всех святых апостолов.

Четвертая – в память наиболее ярких и значимых в жизни Церкви святителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста (трех великих Святителей, трудами которых произведены наибольшие догматические и канонические установления в Церкви, в том числе и чинопоследования Божественной Литургии), Афанасия и Кирилла Александрийских, Николая Мир Ликийский, Петра, Алексия, Ионы Филиппа и Ермогена Московских, Никиты, епископа Новгородского, Леонтия, епископа Ростовского (наиболее любимых и почитаемых русских святителей) и всех святых святителей. Пятую частицу вынимает священник в память святых мучеников – Первомученика и архидиакона Стефана, святых великих мучеников Димитрия, Георгия, Феодора Тирона и Феодора Стратилата, святых мучениц Феклы, Варвары, Кириакии, Евфимии, Параскевы, Екатерины, всех святых мучеников и мучениц. В последнее время принято также в числе мучеников поминать  новомучеников и исповедников Российских. Шестая частица вынимается в память преподобных отцов и матерей, то есть, всех тех, кто стяжал благодать Святого Духа великим подвигом духовного предстояния перед Богом – Антония, Евфимия, Саввы Великих, Афанасия Афонского установивших традиции православного монашества, Антония и Феодосия Киево-Печерских, заложивших традиции русского монашества,
Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Серафима Саровского, Амвросия и всех старцев Оптинских, а также святых подвижниц Пелагии, Федосии, анастасии, Евпраксии, Февронии, Феодулии, Евфросинии, Марии Египетской. Шестую частицу вынимает священник в память святых бессеребреников – Косьмы и Дамиана, Кира и Иоанна, Пантелеимона и Ермолая и всех святых бессеребренников. Седьмая частица вынимается в память святых богоотец Иоакима и Анны, святых равноапостольных славянских учителей и святителей Кирилла и Мефодия, святых равноапостольных Великого князя Владимира и Великой княгини Ольги, святого, в чью честь освящен храм, и святых, чья память совершается в день совершения Божественной Литургии. И последняя девятая частица посвящена памяти автора чинопоследования Божественной Литургии, которая совершается – святителя Иоанна Златоуста или святителя Василия Великого. Такое положение чинов святых Церкви отражено также и на иконостасе, который, как уже говорилось, не скрывает алтарь от людей, а наоборот, открывает тайну алтаря. Иконостас состоит из нескольких ярусов, на которых располагаются иконы в определенном порядке, отражая тот же самый порядок, в соответствии с которых совершается поминание святых за Проскомидией. Самый нижний ряд иконостаса называется местным: в нем, помимо икон Спасителя и Божией Матери, располагаются иконы храмовых и местночтимых святых. В следующем ряду в центре – икона Спасителя, сидящего на Престоле, Спас Вседержитель или Спас в Силах. А по бокам, справа - Божия Матерь, слева - Иоанн Предтеча, в молитвенном предстоянии склонившие свои головы. Такое расположение этих трех икон называется Деисус, что в переводе с греческого (деисис) означает молитвенное предстояние святых перед Господом Иисусом, Вседержителем. По краям с разных сторон расположены иконы святителей. Собственно этот ряд иконостаса называется святительским. Следующий ряд – праздничный, в котором в центре – икона Сошествие во ад, а по краям – иконы двунадесятых и великих праздников. Поднимаясь выше по иконостасу можно видеть следующий ряд, посвященный Богородице и пророкам. Он так и называется – пророческий. В центре его – икона Божией Матери, а по краям – иконы святых пророков, возвещавших во времена Ветхого Завета о грядущем пришествии Спасителя в мир и Его рождении от Девы. Последний ряд посвящен святым праотцам, начиная от Адама и Евы. В центре располагается, как правило, икона Святой Троицы, а по краям – иконы древних Патриархов – Ноя, Авраама, Исаака, Иакова.


Сегодня не каждая Церковь имеет возможность строить многоярусные иконостасы. Поэтому здесь описан самый полный вариант развития иконостасного откровения, существующий в русской православной традиции. И это описание показывает нам, что действительно, вся Церковь святых угодников Божиих, которые поминаются за Проскомидией, представлена в виде иконографических изображений. Поэтому, несмотря на то, что сама Проскомидия совершается при полностью закрытых всех вратах иконостаса и опущенной завете – то есть в обстановке тайны, соответствующей рождению Спасителя, - сам смысл Проскомидии не остается для всех тайной, а раскрывается в самом иконостасе.

Четвертая и пятая просфоры предназначены для поминания живых и усопших. Из четвертой просфоры вынимается одна частица за Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, а также за всех Патриархов Вселенской Церкви, правящего архиерея той области, где расположен храм и в чьем подчинении находится священник, совершающий Литургию. И одна частица – за страну и ее народ. А также на этой просфоре совершается поминание всех тех людей, за кого верующие подают записки для поминания о здравии. Поминание каждого имени сопровождается маленькой частицей, вынутой из просфоры и положенной на дискос рядом с Агнцем.  Из пятой просфоры вынимается одна частице в память всех преждепочивших патриархов, и всего клира церковного, благочестивых создателей святых Божиих храмов (если храм старый, не новой постройки, то особенно за людей, построивших данный храм), а также вынимаются частицы за всех усопших, в соответствии с записками о поминании усопших.
Таким образом, за каждой Проскомидией совершается поминание всей Церкви, в ее полноте, от Церкви Небесной, церкви святых, до Церкви земной, Церкви живущих здесь и сейчас, тех, кому еще только предстоит войти в Небесное Царство по окончании земной жизни. Эта вся Церковь предстоит Агнцу Божьему, соучаствую в Его Жертве Богу-Отцу во искупление грехов мира. А так как каждая Литургия есть «вечное повторение дела неизреченной Божественной любви», как об этом писал Н.В. Гоголь, то в этом деле вся Церковь, представленная в своей полноте, соучаствует вместе со Христом, составляя с Ним одно Тело, представляя это состояние мистически.

В служебниках есть также и специальные молитвы, которые может читать священник по конкретным просьбам, совершая Проскомидию. В таком случае на дискос полагается еще и частичка, приносимая Христу совместно с молитвенным прошением. И от того молитвенное прошение приобретает большую силу, что совершается совместно соучастием в Жертве.
По совершении всех поминаний Чаша и дискос покрываются специальными покровами, которые представляют собой пелены, покрывавшие Христа Младенца. Но прежде ставится на дискос изображение звезды, которое покрывает Агнца подобно Вифлеемской звезде, пришедшей и ставшей над местом рождения Христа. На каждый покров и звездицу священник читает молитвы, являющиеся либо словами из Евангелия, например – «И пришедшее звезда ста верху, идеже бе отроча», либо отрывками из Псалмов, в которых пророчески обозначен образ самого действия. По окончании священник читает молитву: «Боже, Боже наш, пищу всему миру, Господа нашего и Бога Иисуса Христа, пославый, Спаса и избавителя… сам благослови предложение сие, и прими е в пренебесный Твой Жертвенник. Помяни… принесших и ихже ради принесоша, и нас неосужденно сохрани во священнодействии Святых Твоих Тайн…». Прежде чем покрыть дары, священник благословляет кадило со словами очень важной молитвы, через осознание которых становится ясным, что ни одно действие во время Литургии, не совершается самочинно. Ибо всему сопутствует благодать Святого Духа, управляющая действиями священника и наставляющая его на правильное их исполнение: «Кадило Тебе приносим, Христе Боже, в воню благоухания духовнаго, еже прием в пренебесный и мысленный Свой Жертвенник возниспосли на благодать Пресвятаго Твоего Духа». То есть, совершается такой своеобразный обмен – принимая от нас священное воскурение Господь Бог ниспосылает нам Святого Духа, через действие благодати Которого, освящает литургическое действие. Таким образом, уже с самого начала Литургии, с ее предваряющей части, совершается освящение даров в Тело и Кровь Христовы действием благодати Святого Духа. Завершается само совершение Проскомидии совершением каждения всего пространства алтаря и всего храма. Но начинается оно с каждения престола, который и является собственно алтарем, то ест жертвенником, на котором приносится Агнец Божий в символическую, но исполненную абсолютной глубиной своего смысла, жертву.

Во время совершения Проскомидии в храме чтец читает т.н. Часы – собрание избранных псалмов, составленное в определенном порядке так, что они по своему смыслу соответствуют определенным этапам дня казни Иисуса в Иерусалиме. 3-й и 6-й Часы, соответствуют 9-ти и 11-ти часам утра по нашему современному исчислению времени суток. По окончании 6-го Часа начинается первая часть Литургии, называемая Литургия оглашенных (то есть тех, кто просвещен, по-церковно-славянски, оглашен, светом Христовой веры, но еще не сподобился принять Святое Крещение). В западной традиции эту часть Литургии называют Литургия Слова, ибо она посвящена служению Слову Божьему, без совершения Евхаристии, то есть, без присутствия истинного Тела и Крови Христовых, но с мистическим присутствием Христа, явленным нас посредством Своего Слова, и воспринимаемого нами посредством чтения Священного Писания.


Часть II. Литургия оглашенных (Литургия Слова).

Вторая часть Литургии, или же первая «видимая» ее часть, которая совершается во «всеуслышание» и совершается непременно при участии всей Церкви (или еще можно сказать, всей церковной общины), называется «Литургия оглашенных». Оглашенными (по-гречески, катехуменами) в древней Церкви называли тех людей, которым уже открылось христианство как путь к Истине и жизни, но которые еще не вошли в Церковь, народ Божий, во всей полноте своего состояния – не приняли Крещение. Древним, дохристианским прообразом оглашенных во времена Ветхого Завета в Иудее были т.н. «пришельцы врат». Это были выходцы из других народов, которым открылась религия евреев, иудаизм, как единственная истинная религия истинного Бога, они уверовали, но еще не прошли гийюр – специальный порядок принятия нееврея в состав народа Израиля, знающего Истинного Бога.

Тогда, в дохристианской древности (и сегодня в современном иудаизме) такой порядок, прежде всего, состоял в изучении Закона (Торы) и привитии навыков жить в соответствии с ним. Христианская Церковь, в свои древние времена состоявшая в основном из иудеев, евреев по крови и началу своего религиозного пути, восприняла этот порядок вхождения в народ Божий, переосмыслив его содержание в соответствии с принципами нового Завета, но оставив непреложным сам принцип вхождения в Церковь. Поэтому в ранней христианкой Церкви, до начала Средневековья (когда христианство и христианское образование и воспитание стало делом государственным), сохранялся очень жесткий порядок вхождения в Церковь: прежде чем принять Крещение, стать полноправным членом народа Божия, нового Израиля, должно было научиться основам вероучения и благочестивой христианской жизни. Однако, само состояние веры человека, его принятие Христа как Бога и Спасителя, позволяет ему участвовать в богослужениях и жить жизнью общины. И поэтому самое главное богослужение – Божественная Литургия – всегда была доступна всем верующим. Единственное, от чего отстранялись те, кто еще не приняли Крещение – от участия в таинстве Евхаристии.

Поэтому, участвуя в начале Литургии (начиная с Часов, во время которых совершается Проскомидия – приготовление Жертвы), они удалялись из храма (собрания общины) перед началом Евхаристии. Итак, Литургия начинается при полном собрании общины – собраны вместе оглашенные и верные. Священник, стоя перед престолом в алтаре читает молитву Святому Духу – «Царю Небесный», призывая Святого Духа сопутствовать молитвам общины во время всей Литургии. И по прочтении этой молитвы он возвещает ангельскую песнь, которая была слышана в Рождественскую ночь, определяя тем самым состояние мира на момент начала Литургии, как начало нового его состояния, мира, в который уже пришел Спаситель, приняв плоть человеческую, родившись от Девы Марии. Но вместе с тем, мира, в котором еще не произошло искупление от греха. И потому верные и оглашенные стоят вместе – рядом друг с другом, вперемежку стоят те, кто составляет народ Божий, Церковь, новый Израиль, и те, кто пока являются еще в этой среде пришельцами. Подобно тому, как на одной территории, в одном государстве могут проживать граждане и иностранцы, получившие вид на жительство – и те, и другие служат одному государству, живут в одной стране бок о бок. Но иностранцы избавлены от той полноты забот о государстве, которую осуществляют граждане. Вместе с тем гражданам, при большей их ответственности, принадлежат определенные права, которых пришельцы лишены, пока они остаются пришельцами. Начинается Литургия возгласом священника: «Благословенно Царство Отца и Сына, и Святого Духа ныне и присно, и во веки веков». В отчет хор (а в идеальных случаях – вся община) отвечает: Аминь. Само слово «аминь» в переводе с древнееврейского означает – «воистину так». Этим ответом вся община соучаствует в благословении, которое произносит священник.

Такой порядок Церковь христианская унаследовала от Ветхозаветной Церкви, когда словом «аминь» народ Израиля подтверждал свою верность Богу, избравшему его своим народом. Начальное благословение по своему смыслу исполнено абсолютной глубины, ибо с одной стороны в нем отражается полнота Бога – Его Троичность. С другой же стороны, им провозглашается начало совершенных отношений Бога и мира – «Благословенно Царство…». Подобно тому, как это отражается в молитве «Отче наш» - «да придет Царстие Твое, яко на Небеси и на земли». Так вот, это благословение определяет начало Литургии, как начало совместного существования Неба и земли, нераздельного и совершенного существования мира духовного и мира материального - начало Неба на земле. Тотчас же по возглашении этого благословения следует ектения – молитва, разделенная на несколько молитвенных прошений, которые сочетаются с прошением «Господи, помилуй». Обычно ектении произносит диакон, чья служба была установлена еще в апостольские времена и заключалась именно в призыве к молитве. Постоянно: «помолимся!» - о всей Церкви и о церковной иерарха, о конкретной общине (о храме), о стране и властях, о городе (где располагается эта община), о хорошей погоде и грядущем урожае (как основе благосостояния и земного благополучия народа Божьего), о том, чтобы избавиться от всякого гнева, скорби, печали, нужды и воздыхания и т.п. Сегодня не во всех храмах есть диакона, поэтому ектении произносят священники, совершающие Литургию. Однако, состав ектении от этого не меняется. Самая первая ектения называется «Великая» или «Мирная». Она начинается призывом «Миром Господу помолимся!» Великой она называется в силу того, что состоит из «великого множества» прошений, которые объемлют собою все сферы жизни общества – от духовной до экономической. Понятие «мир» имеет два совершенно различных значения: это – характеристика состояния, соответствующее немецкому « Friede »; и это – обозначение окружающего сотворенного и организованного пространства, соответствующее греческому « Kosmos ». В современном русском языке эти слова имеют одинаковое написание, в церковно-славянском же языке они пишутся по-разному: «миръ» - обозначает состояние покоя, «м i ръ» - окружающее сотворенное и организованное пространство. Вслед за призывом «Миром Господу помолимся!», после общего молитвенного возгласа – «Господи, помилуй» - звучит следующий призыв, в котором эти два значения слова «м и р - м i ръ» хорошо разделяются.

«О мире всего м i р а, благостоянии святых божиих церквей и соединении всех Господу помолимся!». Церковь во все времена, начиная с самой глубокой древности, в первую очередь приносила и до днесь приносит молитвы за мирное и спокойное состояние всего существующего мира. После Мирной ектении исполняются т.н. антифоны, которые сочетаются с еще двумя ектениями, малыми, но в которых возобновляется призыв к непрекращающейся молитве: «Паки и паки (вновь и вновь) Господу помолимся». Сама традиция антифонного пения происходит из сочетания древнего еврейского порядка синагогального богослужения, за которым пелись псалмы, соответствующие празднику или просто службе шабата (дня священного отдыха), с греческой традицией петь праздничные песнопения и оды во время торжественных шествий. Само слово «антифон» - греческое и означает оно «попеременное пение», когда два церковных хора поют строки из псалмов попеременное, как бы обмениваясь друг и другом пением священных строк Писания. Во время третьего антифона, как бы завершая его, подводя итог торжественному пению, совершается т.н. Малый Вход. Священик (с диаконом, ели он есть) в предшествии свещеносцев торжественно выносят через боковые Врата алтаря Евангелие. Пронося его по солее, священник подходит к открытым Царским Вратам, благословляет Вход: «Благословен вход святых Твоих», и читает молитву Входа, в которой впервые за Литургию подчеркивается особое положение в мире человека по сравнению с ангелами в соответствии с замыслом творения. «Владыко Господи Боже наш, уставивый на небесах чины и воинства ангел и архангел, сотвори со входом нашим входу святых ангелов бытии, сослужащих нам и сославословящих твою благость».

Ангелы сослужат человеку в его службе Богу. Ангелы, небесные духи – творения не самостоятельные, а предназначенные для помощи человеку в его деятельности, суть которой состоит в сочетании усилий в Богом в мире материальном. Духовная поддержка человека, но никак не доминирование над ним, подобно тому, как это можно видеть в языческих религиях, где духи стоят выше человека. В древности, когда чинопоследование Литургии только формировалось, Малый Вход имел четкое значение – это был вход епископа, к чьей области данная община принадлежала, торжественный вход в храм, в молитвенное собрание общины. ему навстречу священник, окормляющий общину, выносил Евангелие, которое хранилось в специальном помещении. Епископ благословлял вход и начиналась Литургия – Слово Божие, записанное в виде книги, вносилось в алтарь через Царские Врата, и полагалось на престоле (в алтаре). То есть, совершалось то, что в православном богословии называется «Епифания» - явление Бога.

Со временем обряд приобрел несколько иной вид и иную внешнюю трактовку, сохранив при этом свою внутреннюю суть – из алтаря Слово Божие износилось боковыми Вратами, как Христос во время Своей земной жизни незаметно, неторжественно пришел к народу Израилеву, исходя из недр Отчих. Пришел на проповедь своему народу. И торжественно вошел в Святой град Иерусалим, для того, чтобы взойти как жертвенный Агнец на Голгофу, и одновременно, как Царь, для того, чтобы воспринять царский венец. В основе Малого Входа лежит также обычай еврейского синагогального богослужения, когда из специального шкафа или помещения, называемого по-еврейски, Аарон-Кодеш («священный ковчег»), берется свиток Торы и несется в центр собрания, полагается на специальный возвышенный стол, «бима» для торжественного чтения.

Это изнесение Торы сопровождается пением стихов из псалмов, где говорится о значении Слова Божьего, записанного в виде Книги Закона. Собственно говоря, это и есть прообраз Богоявления, когда Бог в виде Своего Слова, Божественного Логоса идет к людям, возвещая им Свою волю. По Малом Входе, после пения тропарей – специальных песнопений, сложенных в честь праздника, которому посвящено богослужение, - священник читает молитву, которая оканчивается пением «Трисвятого». Она так и называется – молитва «Трисвятого». В этой молитве с одной стороны, определяется наше понимание внутреннего состояния Бога – «…иже во святых почиваяй, иже от Серафимов воспеваемый и от Херувимов славословимый, и от свякия небесныя Силы покланяемый…», и Его отношение к миру и человеку – «…иже от небытия в бытие приведый всяческая и создавый человека по образу Твоему и подобию и всяким Твоим дарованием украсивый, даяй просящему премудрость и разум и не презираяяй согрешающего, но полагаяй на спачение покаяние…». Употребление в церковно-славянском тексте форм причастия вместо глаголов для определения действия прошедшего времени – «приведый всяческая», «создавый человека», наряду с настоящим – «даяй просящему премудрость», «не презираяй согрешающего», «полагаяй покаяние», позволяет все действия Бога, как совершенные в прошлом, так и совершаемые в настоящем, рассматривать в едином временном контексте.

Прошлое присутствует в настоящем в виде своего результата, причем, не пассивно, а вклиниваясь в него окончанием своего действия, совершенного «здесь и сейчас»: только что завершилось приведение мира из небытия в бытие, только что совершилось восставление падших и т.д. И это «только что» мы понимает как «здесь и сейчас» именно потому, что именно «здесь и сейчас» Бог дает просящему премудрость и не презирает согрешающего, восставляя его от его грехопадения. И это «здесь и сейчас» совершается на каждой Литургии каждый раз. Вновь и вновь. И это подчеркивается при помощи грамматических форм языка. И с другой стороны, в молитве «Трисвятого» говорится о нашем предстоянии перед престолом Божиим, т.е. нашем соучастии в Его искупительной Жертве. Причем, говорится опять в форме причастия настоящего времени – «сподобивый нас… и в час сей стати пред славою Святого Твоего Жертвенника и должное Тебе поклонение и славословие приносити!..». Сочетание причастия настоящего и прошедшего времени с глаголом в форме инфинитива (неопределенной формы) «приносити» говорит о постоянном, непрекращающемся действии – поклонении Богу, славословии Бога, соучастии в Его Жертве. Действии, имеющем вне- или, вернее, над-временной характер. Литургия оглашенных, называемая еще Литургией Слова, имеет то значение, что на ней не совершается хотя и символическая, но, вместе с тем, действительное жертвоприношение, которое имеет место в Евхаристии.

Однако, исходя из молитвы «Трисвятого», мы видим, что все молящиеся во главе со священником соучаствуют в Жертве Христа, который приносит людям Свое сердце, принимая человеческую плоть. Слово Божие воплощается – и это уже есть Жертва, которую Бог приносит во искупление грехов мира. И, несмотря на незавершенный характер этой Жертвы, она все равно имеет место, видимым знаком чего является наличие Евангелия на престоле храма. Именно в нем запечатлевается явление Бога – Епифания. через принятие которого верующие становятся причастными в Жертве Христа. Поэтому в молитве священника, произносимой от лица всей общины, уделено место определению своего положения перед святым жертвенником Божиим. Совершенство Епифании в Литургии Слова проявляется в молитве, произносимой перед чтением Евангелия. Собственно говоря, это и есть пик Епифании – Слово, записанное, через священника становится живым, обитает с нами, «полное благодати и истины». В чтении, слышании и принятии этого Слова заключается служба священника и общины, служба наших сердец, соучаствующих в этом Слове, и через это соучастие становящихся к Нему причастными.

«Воссияй в сердцах наших, Человеколюбче Владыко, Твоего богоразумия нетленный свет, и мысленные наши отверзи очи в разумение евангельских твоих проповеданий; вложи в нас страх блаженных Твоих заповедей, да плотския похоти поправшее, духовное жительство пройдем вся, яже ко благоугождению Твоему и мудрствующее и деюще…» Слово, несущее нетленный, т.е. вечный и неизменный, свет благоутробия Божия, просим мы нам воссиять, т.е. явиться во всей полноте своего состояния. Просим для того, чтобы совершить свое жительство согласно нашему духовному предназначению – разуметь блаженные заповеди Божии и воплощать их во всей своей жизни. В этом сиянии, явлении Слова есть Его Жертва; в этом духовном причастии к Нему и реализации Его в нашей жизни заключается наша жертва, жертва наших сердец. Завершает Литургию Слова т.н. сугубая ектения. Ее название происходит от дважды (по-церковнославянски, сугубо) произносимого прошения, что по своему смыслу означает его большую силу, более сильную направленность – молитва имеет более прилежный характер. В последние века в вошло практику сугубой ектении троекратное (по-церковнославянски, трегубое) прошение «Господи, помилуй»; но название «сугубая» осталось. Сугубая ектения построена по такому же принципу, что и Мирная – поминание начинается с Церковной иерархии и страны, и завершается прошениями о милости, жизни, мире, здравии, посещении, прощении и оставлении грехов тех, за кого просили помолиться, подав за них записки в алтарь. Поминаются как те, за кого совершалась молитва на Проскомидии, так и те, кого просили просто помянуть за Литургией Слова, принеся за них лишь словесную жертву нашей души.

Завершает Сугубую ектению молитва ко Господу, произносимая священником: «…прилежное сие моление прими от Твоих раб, и помилуй нас по множеству милости Твоея, и щедроты Твоя ниспосли на ны, чающие от Тебе богатыя милости…». По окончании же Сугубой ектении оглашенные удаляются из храма по призыву диакона (или служащего священника): «Елицы оглашении, изыдите! Елицы верни, паки и паки миром Господу помолимся!». После этого начинается самая главная часть Божественной Литургии, состоящая в принесении Христом совершенной Жертвы во спасение мира. Соучастие в этой Жертве отражает то совершенное состояние, в которое призваны мы, согласно словам Спасителя: «Будьте совершенны, якоже совершенен Отец ваш Небесный».


Часть III. Евхаристия.

Греческое слово Евхаристия на русский и иные языки переводится как «благодарение». Наше благодарение Богу. За что? За жертву? За искупление от греха? Да за это. Но не только. Ведь, если бы вся сущность нашей веры сводилась бы к тому, что принеся за падший мир Крестную Жертву, Господь наш Иисус Христос освободил нас от действия греха, от рабской зависимости диаволу, все это означало бы то, что мы ни на йоту не отошли от подзаконного состояния, состояния зависимости от закона. Собственно говоря, состояние зависимости, любой зависимости, определяет меру несвободы.

Если же говорить об освобождении от вообще любой зависимости, то такое состояние попросту для человека невозможно. Ибо он несамостоятелен в мире сем: приходит в него и уходит из него не по своей воле, а по воле Божией. Но зависимость от воли Божией так или иначе означает отсутствие свободы. А между тем, Жертвой Христовой мы обретаем свободу! Как же совместить эти два взаимоисключающих положения? Это можно сделать и понять лишь на основе Любви, которая уравнивает это противоречие и одновременно позволяет понять нас истинную суть вещей. И таинством Любви и свободы, которая уравнивает это противоречие и одновременно позволяет понять истинную суть Вещей, таинством Любви является именно Евхаристия – таинство Благодарения.

Нет, мы в этом Таинстве благодарим Бога не столько за Его Жертву, и не столько за свободу и Любовь, данную нам. Мы благодарим Его за данное нам в этой Жертве единство с Ним, за восстановление посредством этого Таинства того единства человека с Богом, которое нами было утрачено в грехопадении. Поэтому совершать Таинство Евхаристии в праве лишь те, кто принял Крещение, заключив в нем с Богом Новый Завет, Завет Любви и прощения. Только верные. Поэтому Евхаристия – это Таинство верных.

Сама Евхаристия в чинопоследовании состоит из двух частей: центральная часть – Возношение (по-гречески, Анафора) состоит из Приготовления (лат. - Префацио) и Воспоминания (по-гречески, Анамнесис). Поэтому Евхаристию, рассматривая более детально ее отдельные стороны, существующие, впрочем, «неслитно и нераздельно», подобно Самому Христу, в Котором так сосуществуют Божественное и человеческое естество, Евхаристию с одной стороны можно рассматриваться как таинство возношения, а с другой – как таинство воспоминания. Возношение Жертвы и воспоминание Тайной Вечери. Однако, следует рассмотреть значение этих двух понятий более глубоко с тем, чтобы ощутить вневременной их характер, позволяющий им осуществлять однажды восстановленное и отныне непрекращающееся единение человека с Богом.

Анафора (Возношение) начинается с Евхаристической молитвы, молитвы Благодарения. По исполнение Символа веры, когда каждый участник Литургии свидетельствует о правильном, православном своем личном понимании и восприятии Бога, диакон (а на тех приходах, где служба совершается без диакона, то сам священник) призывает всех: «Станем добре, станем со страхом, святое возношение в мире приносити!» И за этим следует призыв: «Горе имеем сердца!» (что по-русски означает: «возвысим наше сердца»), на который следует ответ: «имамы ко Господу» (имеем к Господу). Славянское слово «гора» означает также «верх», «возвышение». Созданный Богом мир разделен на две части – духовную и материальную, высший мир и низший, мир горний и мир дольний. Гора и дол (долина) суть термины, характеризующие два противоположных состояния мира: призыв священника «Горе имеем сердца!» означает призыв направить все стремления сердец верных, участников Литургии к миру высшему, духовному, к миру Горнему, в котором пребывают высшие творения – Ангелы, Архангелы, Начала, Силы, Власти, Престолы, Господства, Херувимы, Серафимы. Эти творения непрестанно осуществляют служение Богу. Но Литургию служить им не дано. Это – служба человеческая, служба, которую может осуществлять только человек, ибо суть Литургии в участии нас в Жертве Христа, приносимой Им за мир. Мы соучаствуем в Его Жертве, соучаствует как его ученики, как верные. В этом наше отличие от остальных людей. Как сказал апостол Павел, нам должно сораспинаться Христу.

Его Жертва предназначена для возрождения, восстановления в первоначальном состоянии падшего мира, во главе которого стоит человек. Но и падший мир, пребывающий в таком состоянии, не может участвовать в Литургии. Поэтому наши сердца должны возвышаться к Богу, оставив все земные заботы и попечения, устремившись к главному, устремившись в духовную высь. И об этом говорит молитва, предваряемая возгласом священника: «Благодарим Господа!» Это – начало собственно Евхаристии, начало нашего благодарения Бога за восстановление единства с Ним человека. И оттого сопровождается (или в некоторых случаях предваряется) эта молитва пением хора: «Достойно и праведно есть поклонятися Отцу и Сыну, и Святому Духу, Троице Единосущной и нераздельней».

В Евхаристической молитве, читаемой священником, отражено все понимание Церковью действия Бога в отношении падшего человека и мира: « …Ты от небытия в бытие нас привел еси, и отпадшия возставил еси паки, и не отступил еси вся творя, дондеже нас на небо возвел еси и Церктво Твое даровал еси будущее…» Смысл этих слов лучше понимается, когда они звучат по-церковно-славянски. По-русски мы не можем уловить одну особенность, связанную с категорией времени, передаваемую языком. А именно, по-русски эта молитва будет иметь следующий вид: « …Ты от небытия в бытие нас привёл и отпадшие снова восстановил, и не отступил, все творя, пока нас на небо не возвёл и (пока) не даровал Царство Твое будущее…». С одной стороны, старославянское (и древнерусское) слово «дондеже» на современный русский переводится как «пока (не)». И потому в этом мы не может четко ощутить все отличие древнерусского сознания от нашего современного: в Древней Руси человек мыслил позитивно – дондеже нас на небо возвел еси. Сегодня мы отталкиваемся от негативного состояния, как бы отрицаем его, но в этом отрицании таится глубина нашего состояния, внешне скрытая, но проявляющаяся в подобных, на первый взгляд, «ничего не значащих фразах» - «пока нас на Небо не возвел».

С другой стороны, в русском языке отсутствует временная форма церковно-славянского и старославянского языков, именуемая Перфект. Эта форма в старославянском языке была взята из греческого; но в церковно-славянском языке под влиянием древнерусского стала несколько отличаться от своей «материнской» формы. Однако, отличие это несущественно и в целом смысл ее подобен тому, что означает Перфект и в современных европейских языках (немецком, английском), а также в латинском и древнегреческом: действие совершено в прошлом и в настоящем явлен его результат. (Структурно старо- и церковно-славянских Перфект состоит из основного глагола-сказуемого, поставленного в форму прошедшего времени плюс онтологического сказуемого-глагола «есть», стоящего в соответствующем лице и числе настоящего времени: азъ согрешилъ есмь, ты нас привел еси, он пришелъ есть…). Однако, церковно-славянский Перфект несколько усиливает одну из смысловых сторон фразы – действие завершено к моменту повествования.

Это означает то, что все действия Бога в отношении человека по его восстановлению совершились только что, и именно для нас они особо актуальны как никогда. И в этом есть проявление догмата Церкви о непрекращающемся действии Бога в мире, о Божественном Промысле: Он каждый раз выводит нас из небытия в бытие, каждый раз восстанавливает нас, именно нас, отпавших от единства с Ним, восстанавливает нас в этом единстве. Каждый раз, когда мы совершаем Литургию. И каждый раз не просто восстанавливает, а возвышает нас на ту духовную высоту, на которой находятся лишь духовные чины – Херувимы и Серафимы, - поющие, вопиющие, взывающие и глаголющие торжественный гимн, который пророк Исайя слышал во время своего призвания на пророческое служение, и который пел народ иудейский, встречая Спасителя во время Его торжественного Входа в Иерусалим: «Свят, свят, свят, Господь Саваоф, полны Небо и земля славя Твоей! Осанна (евр. – дай спасение) в вышних (то есть на Небе), благословен грядый во имя Господне».

Рассматриваемая нами особенность, связанная с определением действия во времени, относится к Литургии, совершаемой по чину свт. Иоанна Златоуста. Чуть более ранний чин – свт. Василия Великого – содержит определение действия Божия в мире, описанного в форме настоящего времени, как бы подчеркивая тот догмат Церкви, о котором шла речь выше: « …Отче Господа нашего Иисуса Христа, … Иже есть Образ Твоея благости, в себе показуя Тя – Отца, … имже Дух Святый явися. … от Негоже вся тварь, словесная же и умная, укрепляема Тебе служит и Тебе присносущное возсылает славословие…». Заканчивается эта молитва у свт. Василия Великого теми же словами херувимского гимна. Но смысл раскрывается по-иному: говорится о непрекращающемся присутствии Бога в ипостаси Духа святого в мире, но говорится с акцентом не столько на восстановлении, совершившемся (пусть только что, но все равно, уже ставшем событием прошлого), сколько на укреплении в восстановленном состоянии в настоящем времени.

Еще одна особенность церковно-славянского Перфекта проявляется в Евхаристической молитве. Слова «и не отступилъ еси вся творя, дондеже насъ на небо возвелъ еси и царство твое даровалъ еси будущее» являются точным переводом греческого текста. Всякий иной вариант перевода будет большей или меньшей потерей смысла – наше возведение на Небеса и дарование нам будущего Царства уже состоялось. И если мы перфектную форму осмысляем как уже происшедшее, но с имеющимся результатом в настоящем, то мы именно это состояние отражаем в данной молитве. Если же мы осмысливаем Перфект еще и как состояние события, происшедшего непосредственно к моменту повествования (само действие только-только закончилось и явлено состояние как его результат), то мы еще раз подчеркиваем то, что действие это совершается постоянно, и совершение его осуществляется именно за Литургией. Таким образом можно охарактеризовать общее состояние Литургии, как состояние преодоления времени из-за единства человека и Бога, состояние выхода человека из временного континуума, при одновременном сохранении естественного порядка течения времени, осуществляемого посредством единения с Богом.

Вслед за Херувимским гимном, завершающим Евхаристическую молитву, читается молитва Воспоминания, которая является неотъемлемой частью общей Евхаристической молитвы, первая часть которой – Приготовление (Префацио), вторая же – Воспоминание (Анамнесис). Оканчивается молитва Воспоминания возношением Даров (собственно Анафора), что по своей сути является кульминационным моментом Евхаристии как Литургического действия, совершаемого согласно определенному чину.

Известный русский литургист протопресвитер Александр Шмеман в своей книге «Евхаристия – Таинство Царства» говорит о таинстве возношения как одной из сторон Евхаристии, раскрывающей сущность нашего христианского состояния в мире как «соли земли». И таинство возношения, как пишет Шмеман, невозможно без «таинства собрания, таинства приношения и таинства единства». И единство это не только всех тех, кто собран за одной Литургией в одном храме, в одной общине – единство общины является частичкой общего единства всей Церкви, служащей Богу службу, как на земле, так и на Небе, служащей вместе со всеми ангельскими чинами. И потому молитва Возношения начинается словами священника: «С сими и мы блаженными силами, Владыко Человеколюьче, вопием и глаголем: Свят еси и Пресвят, Ты, и Единородный Твой Сын и Дух Твой Святый…».

Далее в молитве вспоминаются события Тайной Вечери Христа с апостолами; но не только – в начале вспоминаются события, предшествующие Тайной Вечери, фундаментальные события, в которых проявляется любовь Божия: «…Свят еси и Пресвят и великолепна слава Твоя, иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единароднаго дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный…». Интересное сочетание глагола «есть» в двух фразах молитвы показывает не только актуальность святости Бога и Божественного присутствия – «Свят еси Ты…» (настоящее время), но и актуальность любви Божией – «иже мир Твой тако возлюбил еси…» (Перфект). Во время этой молитвы стираются временные рамки окончательно и сознание начитает воспринимать события реальными, совершающимися здесь и сейчас. И поэтому Евхаристия есть еще таинство воспоминания, но на воспоминания не в буквальном значении этого слова, как событий прошлого, к которым возврат может быть лишь внутри нашей памяти, а воспоминания в смысле обращения всех наших мыслей к актуальности и реальности присутствия Иисуса Христа посреди нас на Литургии, как когда-то давно во время Тайной Вечери в кругу апостолов.

Тайная Вечеря Христа с апостолами совершалась в полном соответствии с порядком Пасхального Седера, который совершается в иудаизме со времен исхода евреев из Египта. И Иисус с учениками, будучи причастным к еврейскому народу, полностью исполняли обряды, принятые в иудаизме. Но было бы весьма странным, если бы православная Евхаристия сводилась бы к простому повторению иудейского Пасхального обряда в ознаменование события, совершаемого Иисусом с учениками тайно от иудеев. И слова молитвы передают Его реальное присутствие посреди нас: «…Иже, пришед и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во Святыя Своя и Пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим Учеником и Апостолом, рек: Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов. Подобне и Чашу по вечери, глаголя: Пийте от нея вси: сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многия изливаема во оставление грехов…».
Особенность построения фразы в молитве в том, что глаголы, обозначающие действия Иисуса на Тайной Вечери, стоят в особой форме прошедшего времени – Аористе.

Смысл его в том, что это время, хоть и прошедшее, но, согласно греческому значению его имени, «не имеющий точных границ, неопределенный». То есть, действие, начавшееся в прошлом, вполне может длиться до сего момента и даже уходить в будущее (если о нем когда-то в будущем зайдет речь). Аорист был во всех языках индо-европейского происхождения. И в древности при помощи Аориста, действительно, говорили даже о будущем. Но с развитием языков он стал постепенно все больше перемещаться в прошлое, оставляя совершенность и завершенность действия там. И на сегодня греческий язык, на котором говорили во времена земной жизни Иисуса Христа и периода ранней христианской Церкви, содержит уже Аорист в виде прошедшего времени, передающего полную законченность, завершенность действия именно в прошлом. Точно также и старославянский язык, созданный в точности по образцу греческого, содержит подобную форму Аориста.

Старославянский язык изначально был создан как язык книжный и, соответственно, мертвый, на котором общения как такового не было. Со временем, культивируясь и развиваясь лишь в Церкви, старославянский язык постепенно трансформировался в церковно-славянский. Но у церковно-славянского языка, сформировавшегося на старославянской основе, но испытавшего на себе сильное влияние живого разговорного древнерусского языка, есть одна особенность, отличающая его от старославянского, ибо древнерусский язык был одним из самых «молодых» древних языков и поэтому смог сохранить естественные особенности, присущие древним языкам индо-европейской группы. Это касается в первую очередь Аориста. Оттого и особенности древнерусского языка проявляются в том, что глаголы, стоящие в форме Аориста, в зависимости от контекста можно перевести как русскими глаголами прошедшего времени совершенного вида, так и глаголами настоящего времени, что подчеркивает непреходящую актуальность передаваемых событий, их реальность, не зависящую от времени повествования, ибо действия, которыми они описываются, совершаются «здесь и сейчас».


Часть глаголов в словах молитвы Воспоминания стоят в форме причастия Аориста, часть – просто в Аористе. Согласно этому, мы эту часть молитвы можем перевести так, что действительно подчеркивается реальность присутствия Христа за Священной Трапезой Тайной Вечери сегодня, сейчас, вместе с нами: «…Который, придя и все промышление о нас исполнив, в ночь, в которую был предан, более того, сам себя предав за жизнь мира, принимая (приняв) хлеб во Святые Свои и Пречистые и Непорочные руки, благодарив и благословив, преломив, дает (дал) святым Своим Ученикам и Апостолом, говоря: Приимите, ешьте, сие есть Тело мое, … пейте от нее все, это есть Кровь Моя…». Используя с литературной точки зрения риторический прием присутствия прошлого в настоящем, мы на самом деле, не просто формируем в сознании и в сердце понимание актуальности и реальности присутствия Христа в Евхаристии, за Священной Трапезой вместе с нами, но подчеркиваем это при помощи словесных формулировок, ибо, как сказано апостолом, «сердцем веруют, а устами исповедают ко спасению « (Рим. 10, 10). И именно о таком воспоминании пишет Шмеман: «Что же все это значит, как не то, что воспоминание, в которое теперь, достигнув этой цели, исполнив собою восхождение Церкви на небо, претворяет себя благодарение, и есть реальность Царства? Царства, которое мы потому и можем вспоминать, и это значит – осознавать как реальное, как присутствующее «среди нас», что его тогда в ту ночь, за той трапезой, явил и завещал Христос?»

При таком воспоминании нами Царства, время как «присутствующее среди нас» перестает быть параметром: мы начинаем существовать одновременно во временном контексте и над ним. Это возможно лишь через Христа, Который присутствует с нами в со-бытии - Он со-живет с нами, со-существует. Но Он приходит к нам для того, чтобы «нас на Небо возвести». Бог же Отец существует в состоянии над-бытия, ибо Он – основа, источник бытия. Но, так как две Божественные Ипостаси имеют одну и ту же сущность, то так и совершается наш выход из временного состояния: имея одну Божественную сущность с Богом-Отцом, Бог-Сын, реально присутствуя на Евхаристии, выводит нас из временного континуума, оставаясь при этом в контексте реального времени. И именно потому хлеб и вино Евхаристии, существуя в контексте реального времени, остаются теми же хлебом и вином, сохраняя все внешние и сущностные свойства хлеба и вина. Но находясь в над-временном состоянии, хлеб и вино изменяются в Истинные Тело и Кровь Христовы, имея самую сущность Тела и Крови Христа. Изменяется сущность вещей, находящихся над временем, существующих в формате вечности; сохраняется сущность и внешние свойства вещей, существующих в контексте реального времени. И именно в этом – свойство православной Евхаристии. И потому завершением Евхаристии является причащение верных, когда каждый, принимая Тело и Кровь Христовы, говорит слова молитвы: «Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя прими…».

Отождествление того, что совершается днесь, с той Трапезой, что была тогда есть признак реальности Царства, которое существует одновременно над- и во- времени. Одновременно.
И именно потому кульминацией Евхаристии, как Литугрического действия, является возношение Даров, сопровождаемое словами священника: «Твоя от Твоих, Тебе приносяща о всех и за вся…». Этот возглас оканчивает молитву, раскрывающей сущность того состояния, в которое Христос выводит нас, присутствуя «посреди нас»: «Поминающе убо спасительную сию заповеди и вся, яже о нас бывшая: крест, гроб, тридневное Воскресение, на Небеса восхождение, одесную седение, второе и славное паки пришествие, Твоя от Твоих…». Все перечисленные события, кроме одного, уже стали историей, ибо они уже совершились в прошлом. Но поминать «второе и славное паки пришествие» можно лишь выйдя из времени, возвысившись над ним, ибо оно в реальном времени еще не наступило. И именно потому мы приносим Христу не какую-то отдельную жертву, подобно древним языческим жрецам, за что в свое время упрекал католическую Церковь Мартин Лютер, а мы со-участвуем в Его Крестной Жертве, приносимой Им вне времени за жизнь мира. Мы присоединяемся к Ней, со-участвуя в этом Жертвоприношении Христа. Н.В Гоголь в своих знаменитых «Размышлениях о Божественной литургии» пишет, что приношение Жертвы не прекращается от сотворения мира, и это наше со-участие совершается не каким-то отдельным приношением, но сокрушением нашего сердца, которое мы фактически приносим Христу. «Твоя от Твоих» - означает то, что мы возвращаем Христу то, что Он дал нам – Его Пречистую Жертву. Мы возвращаем Ему со словами: «Тебе приносяще о всех и за вся».

Кроме сокрушенных сердец мы также возносим над престолом дискос, с находящимся на нем Агнцем, и Чашу. Хлеб и вино Евхаристии становятся Телом, приносимым Христом на Кресте во искупление грехов мира, и Кровью, на Кресте пролитой во очищение грехов мира. Но еще вместе с Агнцем возносятся многочисленные частички, вынутые за Проскомидией из просфор, вынутые с молитвой за святых Церкви, за наших ближних живых и усопших, за тех членов Церкви, кто уже находятся на Небесах и тех, кто еще живет на земле – за всю Церковь. И такое со-приношение в Жертве Христа возможно именно на том основании, что Жертва приносится в над-временном состоянии. И именно в таком над-временном состоянии совершается молитва Эпиклезы – призывание Святого Духа для освящениея и преложения Даров, которая состоит из тропаря третьего часа: «Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящих Ти ся», и стихов 50-го Псалма: «Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене» и «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». После чего священник произносит слова молитвы Преложения (Пресуществления) Даров: «И сотвори убо хлеб сей честное Тело Твое. Аминь. А еже в Чаше сей, честную Кровь Твою. Аминь, Преложив Духом Твоим Святым. Аминь. Аминь. Аминь». Гоголь пишет о том, что это есть высший момент Литургии – святое Пресуществление (или, по-церковно-славянски, Преложение) Даров. Но на самом деле этот момент времени является завершением кульминации Евхаристии, начавшейся в возношении Даров. И возможно такое действие лишь в над-временном состоянии, в котором мы пребываем на Литургии, находясь в контексте реального времени.

Сегодня в русском православном богословии существуют два различных мнения по поводу того, что же, все-таки, происходит с Дарами во время Евхаристии (и конкретно, Эпиклезы): часть богословов придерживается того мнения, что Преложение (или – эквивалентный по значению термин, использующийся с конца 17-го века, - Пресуществление) означает изменение сущности хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы без изменения их внешних качеств. Иная же часть богословов считает, что Преложение (славянский термин, соответствующий греческому metaboli) означает не изменение сущности (сущность хлеба всегда остается неизменной, точно так же и сущность вина), но изменение их духовных качеств. На самом же деле, если мы рассматриваем все в над-временном состоянии, то сущность вещей меняется в зависимости от того, чем она действительно должна быть там по замыслу - в данном случае речь идет об истинных Теле и Крови Христовых. Как об этом говорится в молитве свт. Амвросия Медиоланского, читаемой священником перед служением Литургии: «и… идеже Тело Твое существенне ястся и Кровь Твоя существенне пиется…». Но если мы рассматриваем литургическое действие в контексте реального времени, то сущность вещей должна оставаться также неизменной, как и их внешние качества, ибо внешние качества определяются сущностью.

Но в том отличие Литургии от простого волшебства, что в ней совмещаются два состояния времени, параметрическое и онтологическое, сосуществуя друг с другом неслитно и нераздельно. И в этих двух состояниях реализуются разные по своему внутреннему характеру действия Божии, имеющие единое внешне проявляемое состояние. Это состояние прекрасно описал Шмеман в своей книге «Литургия и Предание», определяя то, чем же все-таки, становятся евхаристические хлеб и вино в процессе литургического действия: «Православие в хлебе и вине видит символы творения; вино – евхаристический дар не потому, что оно похоже не кровь, но потому, что кровь – это жизнь… Вознося дары хлеба и вина к Богу в начале евхаристического канона, мы … просто и радостно возвращаемся в то положение, в котором становимся причастниками жизни; хлеб и вино есть то, что должно стать моим телом и моей кровью. В этом суть».

И именно потому нет никакого смысла определять время, когда хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа: мы это определить не можем потому, что Христос, присутствуя посреди нас на Литургии, возводит нас в над-временное состояние. Сочетание над-времени с контекстом реального времени лишает нас возможности точно определить конкретный момент времени в этом временном контексте. Ибо в этом состоянии мы можем говорить лишь о со-бытии Преложения, и нашего со-участия в нем. Такое состояние замечательный русский богослов, философ и психолог, живший в серендине 20-го века, протоиерей Василий Зеньковский, охарактеризовал как "мистическая реальность", то есть то, что несомненно является реальностью, но явлено нам лишь в мистическом, тайном виде. В ней проявляется онтологическая глубина мира и нашего участия в его развитии, согласно Божественному творческому замыслу.

За молитвой Преложения следует Диптих или Поминание, которое есть третья часть Евхаристии. Имея в себе сочетание двух состояний – над временем и во времени – мы поминаем всю Церковь, земную и Небесную, состоящую из святых в разных чинах, начиная с праотцев, и далее, живущих на земле и усопших наших ближних; мы поминаем иерархию и все священство Церкви, мы поминаем тех, кто приносит в Церкви деятельные плоды своей веры в виде добрых дел и служения, а также и всех тех, кто особо нуждается в помощи Божией через нашу молитву – путешествующих, болящих, заключенных – тех, за кого есть кому помолиться и тех, на кого некому помолиться. В этом проявляется наше единство христианского состояния, единство христианской любви, наше состояние причастности к исцеляющей любви Божией: поминание у Бога, в Боге означает оживление, ибо у Бога все живы; поминание означает взывание к действию Божественного Промысли в отношении тех, за кого мы молимся. Такое взывание к действию Божественного Промысла возможно лишь в состоянии реального единения с Богом, только когда мы находимся в «небесном» состоянии. Сила этой молитвы несравнима ни с какой иной силой; ничто ей не может противостоять, ибо совершается она непосредственно пред Престолом Самого Творца, в нашем единении друг с другом и с Ним. Поэтому оканчивается молитва Поминания молитвенным возгласом священника: «И даждь нам единеми усты, единым сердцем славити и воспевати Пречестное и великолепое Имя Твое, Отца и Сына, и Святаго Духа». Ибо нет более высокой формы молитвы, чем молитва прославляющая, когда актуальна лишь Слава Бога, сотворившего и создавшего все, и имеющего решение всех наших нужд и проблем в Себе Самом. Именно в такой молитве проявляется наше понимание значения слов Спасителя: «Знает Отец ваш Небесный нужды ваши прежде прошения вашего».

По окончании Поминания следует Просительная ектения, совершенно идентичная той, что предваряла Евхаристию после Великого Входа. Отличие лишь в одном – в данной ектенье есть прошение «о принесенных и освященных Честных Дарех», прошение о том, чтобы «Человеколюбец Бог наш, прием (приняв) их во святый, и пренебесный, и мысленный Свой Жертвенник» ниспослал нам благодать Святого Духа. Важность этого прошения велика, ибо тем самым мы устанавливаем, что действенность Преложения Даров не зависит от отношения к нему окружающих, как это, например, утверждал Лютер, считая, что присутствие Христа в Евхаристии зависит от нашей веры. В ходе Просительной ектении подчеркивается непреходящая реальность изменения того состояния евхаристических хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, которое произошло во время самой Евхаристической молитвы.
Заканчивается Просительная ектения молитвой священника о том, чтобы Господь нам сподобил причаститься Его страшных небесных святых Тайн, сподобил это сделать с чистой совестью, в прощение наших согрешений, во оставление наших грехов, для общения со Святым Духом и наследия Царства Небесного, но не в суд или во осуждение.

И заканчивается ектения словами молитвы «Отче наш», за которой следует раздробление Агнца и причащение верных. Начавшись словами «Вся святыя помянувшее паки и паки (вновь и вновь) Господу помолимся…», эта ектения фактически знаменует наше состояние возврата в формат реального времени: мы опускаемся с Небес для того, чтобы на основании того, что мы получили Там, устроить то, что имеем здесь. И именно потому после молитвы «Отче наш» следует главопреклоненная молитва, в которой повторяется наше поминание всех людей, нуждающихся в помощи Божией – плавающих, путешествующих, болящих. В этой молитве мы уже преодолеваем не столько время, сколько расстояние, распространяя свои прошения за тех, кто в них нуждается, независимо от места их фактического нахождения. И хотя такое происходит в течение всей Литургии, поминание после молитвы «Отче наш» являет собой состояние завершенности, не зависящее от времени.

И затем наступает кульминационный момент всей Литургии: священник после слов: «Вонмем (т.е. Будем внимать)! Святая святым!» раздробляет Агнца на четыре части со словами: «Раздробляется и разделяется Агнец Божий, раздробляемый и не разделяемый, всегда ядомый и никогдаже иждиваемый, но причащающиеся освящаяй (освящающий)». Вечность и неизменность Сына Божия, ставшего Сыном Человеческим, дает нам приобщаться к вечности не только через возвышение духом во время Евхаристии, но и реально телом через вкушения Его Пречистого Тела и Его Честной Крови. Одна часть Агнца опускается в Чашу с Кровью Христовой со словами: «Исполнение Духа Святаго», ибо духом производится соединение души (носителем которой является кровь, ибо «в крови душа», сказано еще в Ветхом Завете) с телом. Затем добавляется теплота, т.е. горячая вода (кипяток). Знаменитый византийский литургист Николай Кавасила, называя это «жизненностью», «жизненной силой» Крови Христовой, утверждал, что теплота является символом снисхождения Святого Духа на Церковь.
Вторая часть Агнца предназначена для причащения священника, остальные две – для причащения верных. Они дробятся на части так, чтобы хватило всем верным, кто подготовился к принятию Таинства Причащения. И этот момент жизни каждого причастника, как пишет Гоголь, есть вне времени, ибо он не отличается от Вечности, ибо в нем лежит начало Вечности.

Евхаристия есть величайшая Тайна – Тайна реального единения человека с Богом. Все действия священника, все молитвы его и верных, собранных за Литургией, совершаются в формате реального времени; но, вместе с тем, в Евхаристии преодолевается время, и становится доступна Вечность. Это происходит именно потому, что «во главе угла» Евхаристии стоит Бог, а не человек. Бог, нисходя к нам, молящимся к Нему, возводит нас до Своего состояния, даруя нам Вечность. А мы можем в ответ на это принести Ему в дар, посвятив это Ему, лишь то, что получили от Него – весь мир. Принести со словами благодарения, которые и составляют сущность Евхаристии.