Звёздный час Йахве продолжение

Сверкая жаром ламелярных панцирей, фараоновых филистимлян встретили, стоявшие скрытно в резерве, евреи под началом Йахве, будущим моим гонителем.

И вот, вышел Голиаф, вождь филистимлянский, в чешуйчатой броне и медных наголенниках и спросил, изгаляясь: – Где царство твоё?

Герой из Берита назвал славный льняными и шелковыми холстами город.

– Его величество, да будет он цел, здоров и невредим, подарил его мне. Бери его и владей, сказал его величество, да живет он вечно, вековечно, и это будет страна твоего народа.

– И ты взял?

– Не только город, но и невесту народа. До чего же заводная бабёнка, визжала, будто на кол её сажают. Открылась, что муж её, какой-то Йахве, к хети подался.

Сердце героя сомлело, он вложил в кожанку пращи свинцовый шарик, раскрутил веревку и отпустил один ее конец. Свинчатка пробила лоб Голиафу и тот пал, ростом шести локтей и пяди. И пошёл Йахве на полки филистимлянские, и за ним тяжёлой поступью двинулась рать еврейская, и посрамили их, и прославились.

Люди рубились, клевали клевцами, протыкали копьями, кололи кинжалами, пронзали друг друга стрелами, дубасили палицами, глушили булавами, насаживали на вилы. Разъярённые пуще, чем бывает, когда у них уводят овцу, опьянённые кровью, они сшибались с кликами, бородатые и бритоли-цые, отсекая руки и головы, отрезая потом у трупов и раненных большие пальцы на руках и ногах, за что получат премию. О Анат, жестокосердная богиня, за что ты покрываешь это членовредительство?

Йахве еврейским полком вышиб измотанную египетскую пехоту с опустошённого уже дважды до этого лагеря и стал укрепляться с фронта и флангов. Заставил пленённых филистимлян собирать разбросанный палисад, щиты, копья, палатки, части разбитых колесниц, фуражные и обозные повозки и всякий материал, который мог послужить барьером. Он не стал выручать колесницы Хаттусили, хетт был для него ещё более чужд, чем Рамсес, не помог ни правому, ни левому флангу хеттов, но предложил им отступить в лагерь. Явно Йахве что-то задумал. Ведь его задача разбить фараона, а не застрять занозой в заднем месте.

Под началом Йахве в лагере «Амон» собралось двенадцать тысяч меченосцев. Они укрепили бывший египетский стан, отражая в тоже время атаки.

После того как колесницы Хаттусили были разметаны по обширной равнине перед Кадешем, фараон устроил передышку, чтобы обсудить с военачальниками создавшуюся позицию. Где был тыл, там стоял враг, неизвестно какими силами располагал ещё Великий царь в Кадеше, к тому же следовало учитывать, что египетский корпус находится во враждебной земле и отовсюду можно ожидать охотников добить обессиленного зверя. Как развернуть дисциплинированные фаланги, как плотнее держать строй?

Назначив смотр войскам, он послал гонцов к флоту с приказом экипажам сойти на берег и двигаться проторённой дорогой «молодцев» под Кадеш, рискуя при этом потерять флот, если «люди моря» проведают, что он остался без моряков.

Вся провизия, фураж, запасная амуниция и упряжь находятся в руках проклятых азиатов. Данные разведчиков, доносчиков и пленных говорят, что никаких резервов у Муваталли нет, и вся его надежда  на корпус Йахве. Сгруппировав силы в кулак, одним ударом нужно взять лагерь, тем более, что Хаттусили помешать этому не в состоянии, настаивал фараон на окончательной победе, призывая полководцев к решительному броску.

– Утром, когда мы были сильнее, мы не справились с пехотой хати в открытом поле, – посмел возразить везир. – Твоё величество, да живешь ты вечно, вековечно, чрезмерно наде-ется на благосклонность богов. На стороне хати также могущественные азиатские вседержители. Благоразумнее не ссорить всевышних между собой, а от имени богов Обеих Земель предложить богам страны Хатти мир.

Горячий Рамсес метнул на первого сановника гневный взгляд. Его могучая натура и буйная воля не допускала резких возражений. Совет расположился на утоптанной копытами и колёсами траве. Запряженные кони щипали её у кор-ней, раздувая ноздрями жесткие высокие стебли. Жрецы-лекари, отступившие с лагеря вместе с пехотой, накладывали бальзам на раны воинов и перевязывали их льняными пелёнами.

Заместитель командующего армией, сам азиат, Ашахебусед поддержал военного министра: – Я убеждён, господин наш, да будешь ты цел, здоров и невредим, что азиаты в лагере не совсем сплоченны. Стоит твоему величеству посулить евреям автономию, и они отложатся от хеттов.

Среди колесничих послышались возгласы удивления. Ко-мандующий армией, поднялся с земли и поспешил разобраться, чем они вызваны. Вскоре он вернулся с парламентёром.

– Вот, мой господин, да живёшь ты вечно, – слово от Йахве, – и протянул фараону папирус.

Гигант Рамсес, стоя на саженых ногах, развернул свиток и передал его везиру. Вся дипломатическая переписка того времени велась на аккадском, принятом тогда за междуна-родный язык.

«Великий царь, – переводил везир, – лагерь тебе не взять, а ночью я вас перережу, как ягнят. Бог мой Саваоф сказал: предложи бегемотам мир. Если откажутся, то Я предам их в твои руки. И вот, устами сына своего мой Господин говорит тебе: дай серебряную табличку со словом и печатью и поклянись богами, что отдашь Берит во владение моё. Тогда я, сын Саваофа, отложусь от хеттов и вместе с воинами уйду в свой город, и никогда не буду воевать против тебя. А когда ты отпустишь, томящееся у тебя в плену еврейское племя, тогда Йахве, сын бога Саваофа, будет выступать против твоих врагов».

Серебряная табличка, резец и царская печать, взятые, как и папирус, в царской канцелярии, были предусмотрительно приложены к письму для ответа. Вельможи живо сообразили: если Йахве уведёт такую силищу из-под стен, то Кадеш падет. И Египет установит гегемонию не только над Амурру, но и над северной Сирией. «Бегемотов» в письме они старались не замечать, но фараон вспылил: – Когда я вырву у божьего сына язык, тогда с немым вступлю в переговоры. По колесницам!

– Не губи себя и нас не сироти, – взмолился командующий, опустив титул царя, так как время не ждало. – У нас нет стрел и дротиков. Не гневайся на тупого азиата, он не ровня тебе, господин мой, чтобы принимать его брань всерьёз. Согласись на его условия, и Муваталли, как созревший финик, сам падёт к твоим ногам.

Все вельможи пали ниц перед царём, моля его о благоразумии. Фараон остывал. Он стоял над преклонившимися  подданными, как ливанский кедр над сосняком. Он порвал папирус и приказал разыскать писца Пентаура. Когда того привели, Рамсес повелел ему следовать к хеттам и научить Йахве обращению к особе его величества.

– Принеси от этого хама другое слово.

Чем ближе подходили к полевому редуту, тем ничтожнее и смешнее казалась поэту свалка мусора, перед которой оста-новились колесницы Солнца Египта. И этот позор он должен воспеть как великую победу (и только огромные груды об-ломков/  Остались от тех колесниц, что его окружали), резчики по камню – высечь барельефы, писцы, одурманенные наркозом величия, написать выспренно и изумлённо офици-альные доклады, жрецы – гимны. Безусловно, фараон, ода-рённый ростом и силой, проявил чудо мужества и отваги, но не могла же одинокая его колесница остановить катящийся вал касков.

Парламентёра с ассистентами встретили мечники и повязали на глаза Пентаура пелёны для бальзамирования, видимо для того, чтобы он не определил, сколько в лагере защитников. Когда пелёны сняли, Пентаур увидел знакомую обстановку царского шатра, где ещё вчера фараон обедал жареными гусями. За походным столом сидел величавый семит с бородкой подстриженной складками. Мороз и иней исходил из его глаз.  Пентаур обладал жреческим саном высокого ранга, несмотря на молодость, уже был посвящённым, поэтому лишь кивком головы поприветствовал военачальника и заговорил: – Стиль твоего письма расстроил его величество, да будет он цел, здоров и невредим, и он отдал приказ атаковать лагерь. Неужели ты думаешь, что ворох обломков остановит наши колесницы? Он разлетится, как стая воробьёв, ужинающая на обмолоте, как только покажется кошка. А ведь ты просишь независимость для своего народа. Так неужели столь высокая цель должна пострадать от твоего высокоме-рия? И потом, кто Йахве и кто Рамсес?

– Рамсеса забудут, а Йахве прославят в веки и веки.

Не поняв пророчества семита, Пентаур нахмурился и высказал цель своего прихода: – Меня послал царь, чтобы направить твою руку. Письма, адресованные царю, хранятся вечно. И что же, потомки будут в восторге от «бегемотов»? Как ты ни зол на врага, оцени его по достоинству, смири гордыню, если просишь мира.

– Рукой моей водил Саваоф, Бог мой. Он не нашёл других слов для захватчика, и ночью Он предаст его в мои руки. Можешь возвращаться.

– Не сопутствует удача не ведающему того, что надлежит ему знать,– изрёк Пентаур, поклонился кивком и повернулся.

Когда прибыл в лагерь египтян, то удивился восторгу и ликованию вельмож, будто фараон подарил им по сотне рабов. Причина радости, осветившей лица сановников, произошла оттого, что Муваталли прислал слово с отказом от Амурру, южной Сирии, богатейшие финикийские города остаются данниками фараона. Цель военной экспедиции достигнута, досаду вызывал лишь не раздавленный Кадеш. Писца засадили за составление ответа. Рамсес выдал Йахве с потрохами. Вскоре появились колесницы Хаттусили, и царь стран Золотого Копья отделил восемь тысяч хеттов от евреев, так как Берит оставался в египетской зоне, и Хаттусили  оставил Йахве с его племенем египтянам. И фараон тут же трахнул колесничим кулаком по лагерю, и от евреев осталось мокрое место. Он вырвал у Йахве язык, продел петлю сквозь ниж-нюю челюсть и, привязанным к колеснице, привёл туда, где тот хотел стать царём. Оставшиеся в живых меченосцы присягнули фараону.

Прочитав почту из Пер-Рамсеса, царь Египта назвал Астартой свою кобылу. Тогда, будучи всего лишь земной женщиной, я была этому рада. Я осталась в новой столице в качестве козырной карты в игре Рамсеса с Сетом. Мне предоставили возможность принимать гостей из Тира. Фараон, узнав, что Йахве был келеустосом, командиром гребцов галеры, моего приданного, и вместе с кормчим Йамму бежал на ней от Сета, смягчил темничный режим этого хабира1, а через время по просьбе моего отца вернул его на корабль, где жесты и крик могли заменить слова команды.

Освобождённый Йахве вернулся в Берит, подговорил меченосцев, которыми он командовал под Кадешем, и они побили камнями «невесту народа» Анат за то, что она насладилась Голиафом. Богатые беритцы построили в её честь святилище и поставили в нём статую Анат, и стали поклоняться ей, как богине, потому что она при жизни насладила каждого желавшего её, хотя и не была жрицей любви, как я. Так эта «невеста народа» стала невестой богов. А высокомерный Йахве затерялся среди островов и занялся грабежом финикийских купцов, и настолько обогатился, что мой отец и другие купчики побережья, учредили премию в три таланта2 золота за голову пирата. Кормчие всех флотов спустили борзых на приз, и море для Йахве оказалось тесно. И подбил он потомков хабири, чтобы те ушли с ним на поле Ефроново, что против Хеврона, которое купил у хеттов Авраам, потому что по любому земля эта еврейская, за неё было уплачено 400 сиклей1 серебра. От себя пообещал не три таланта, а тридцать. 

1 хабири – кочевое племя, предки израильтян.
2 около 91 кг.
1 Шекель евр.– 14,17гр.