Погрешность на любовь
Может ли рассвет быть совершенным? А капля дождя, вкус, звук, идея?
Совершенство - это полное совпадение с заданными параметрами. Но кто их установил? Мало это или много? И насколько точна математика в данном вопросе? Совершенен ли я, если совпадаю с идеалом на девяносто девять целых и девять в бесконечности процента? Они посчитали, что нет. И в их системе мне места не стало.
----
-Оте, группа готова для тестирования, пойдем! – Ди махнула рукой, подзывая.
- Спасибо, иду!
В помещении сидела группа из четырех продуманных и красивых тел. В светлых умных глазах читалось, что все четверо тщательно готовились к тесту на совершенство. Для двоих из них это был первый опыт. У Оте потеплело в груди, и он улыбнулся в надежде на то, что пройдут все четверо.
Они с Ди зашли последними из экзаменаторов. Поприветствовав коллег и испытуемых, Оте занял свое место. Экзамен начался.
----
Мог ли, а главное захотел бы я скрыть эту погрешность, узнай я о ней раньше них? Я не позволяю себе ответить на этот вопрос. В моей жизни есть место вопросам без ответов. Я позволил им быть для того, чтобы иметь право не давать ответов тем, кто задает вопросы мне.
В чем состоит эта крохотная погрешность, отделившая меня от них? Как они определили ее? Как заметили? Как обосновали?
----
Оте любил первые часы, когда они с коллегами компоновали судьбы для испытуемых. Получив по три варианта каждый, экзаменующиеся уходили в глубокую задумчивость. У них есть несколько дней, чтобы сделать необходимые выводы для каждого из примеров, предложить пути к совершенству и свои оценки. Каждое сказанное ими слово, эмоция, взгляд и мысль будут оцениваться в строжайшем порядке. Все, кто не наберет необходимые сто процентов совершенства, сто процентов возможности на счастье, будут высланы за пределы общества. И, несмотря на то, что пересдавать можно было неисчислимое количество раз, Оте не мог унять волнения и горечи, когда кого-то выпроваживали. Он никогда не присутствовал лично, не мог смотреть, как провалившие экзамен скидывают так тщательно, с такой любовью сотворенные тела, и улетают – пришибленные собственным несовершенством. С надеждой, что в следующий раз получится. Ни с кем не прощаясь и никому не смотря в глаза…
---
Этот отбор беспрерывен, но я знаю, что когда-то было начало. Где-то были другие параметры для сверки. Это знание – аксиома: начало есть у любого процесса. И я запускаю новый. В моих силах подготовить тех, кто не прошел экзамен. Я надеюсь. Я буду очень стараться, ведь они верят в меня.
---
Когда настало время оценивать испытуемых, Оте, как и все экзаменаторы, прибывал в радостном волнении. Он оборачивался к коллегам и видел в глазах тот же трепетный огонь, что горел в его собственной груди. У них все получится, обязательно! И когда экзаменуемый начинал говорить, взгляд Оте будто протягивал тому руку помощи, поддержку, надежду. Он любил их всех. И если у кого-то не получалось, это был его провал, его боль, его, Оте – ссылка в одиночество.
----
Они судят не строго – идеально. Их система, бесспорно – совершенна. Все, кто не совпадает с идеалом – должны уйти. Куда – их не касается. Откуда приходят – никому не интересно. И оценок там нет. Есть лишь оценщики. Я был одним из них, пока не появилась эта крохотная погрешность…
----
Оте стоял на краю обрыва. Под ногами шумели и разбивались в брызги массивные белые валы. Та новость, что несла в себе Ди, спускаясь к нему и океану, уже долетела до него недоуменным вопросом: зачем?
- Оте… - сказала Ди, остановившись рядом.
- Я знаю, – покачал он головой. – Знаю, что Адаму пришлось пересдавать, и он провалился.
- Я не понимаю, Оте, – обернулась женщина с тревогой.
Оте молчал. Через пару дней, если уже не сегодня, они назначат экзамен ему самому. Чем бы ни было произошедшее, ошибку допустил он. Если он завысил процент случайно, значит, он сам перестал быть совершенным. Если намеренно…
- Я не понимаю, Оте! – повторила Ди, и Оте почувствовал ее растерянность.
- Я не могу объяснить, Ди. Прости.
- Но если… если… если…
Оте обнял подругу за плечи и кивнул. Все возможные «если» приведут к одному: его заставят уйти. Ди сдержала слезы, лишь шмыгнув носом. Вздохнула, отстранилась, уперлась взглядом в океан. Они молчали, вдыхая соленые брызги и вечерний ветер.
- Нельзя любить всех, Оте.
Он обернулся, чтобы увидеть глаза Ди в этот момент. Но женщина смотрела в океан.
- Значит, понимаешь. Но принять не можешь, так же, как и они.
Развернувшись, она направилась прочь от обрыва. Оте наблюдал за ее фигурой боковым зрением, чуть склонив голову. Оставшись в одиночестве, вернул взгляд к океану.
---
Нельзя любить всех… Я помню ее голос и тепло плеча, и запах соли, и ветер, и брызги, и боль… Я помню каждую мелочь, но хотел бы помнить еще и взгляд. Но она не обернулась. Я хотел бы увидеть в нем сомнение. Даже если бы оно было таким же крохотным, как та доля процента, что отделила меня от совершенства. Хотел бы знать, что я не один. Но она не обернулась, и у меня нет ответа на этот вопрос до сих пор: было ли в ней сомнение, когда она сказала: «Нельзя любить всех, Оте»…
---
Оте экзаменовала стандартно набранная группа. Давние коллеги, друзья, Ди – были даны обычные наборы судеб. Никто не сомневался, что произошедшее – случайность. Оте выйдет из этого недоразумения реабилитированным и займет свое прежнее место среди них. Каждый предполагал, что Оте подумает и найдет причину. Но Оте не искал причин и не надеялся на понимание. Собравшись с мыслями, он отвечал.
Друзья, коллеги и Ди молчали. Это был необычный экзамен: совершенные принимали решение об одном из своих. Но то, как они молчали, как они вышли, уже сказало Оте все: он не сдал.
---
Я не умею винить, но знаю, что некоторые умеют. Я многого не умею, потому и прошел однажды экзамен, заняв свое место и заслужив свое право на счастье. В тот день я поверг всех в недоумение и растерянность. Мы говорили о равновесии и отдаче, о солидарности и тщеславии, о простых и понятных законах обратной связи и распространении энергии. Мы говорили долго, потому что они, вопреки своему совершенству, не могли понять, осознать и прочувствовать этой крохотной погрешности. Они понимали, что я не добрал, видели, чем стал отличен, но самого важного и ответственного в процессе изгнания сделать не могли. Показать примеры, сходные с моим, чтобы я понял, как с этим работать. Примеров не было.
----
- Оте, ты же понимаешь, во что могло бы трансформироваться наше общество, будь идеал списан с тебя, – говорил один из коллег Оте.
- Понимаю, – кивал Оте, – эта погрешность не позволила бы нам отсеивать не стопроцентные результаты. И тогда вопрос совершенства стал бы неактуален, потому что со временем наше общество стало бы настолько разбавлено…
Оте нахмурился и опустил взгляд. Он все понимал.
- Оте, мы долго советовались, – Ди смотрела на него с такой болью во взгляде, что было тяжело его выносить, – у нас нет примеров, ты знаешь. Мы не представляем, как с этим работать. И при этом ты, все равно, должен покинуть нас, – она сделала паузу. – Помоги нам найти решение.
Оте кивнул и уголки губ его дрогнули, но улыбки не появилось. Коллеги, увидев это, почувствовали облегчение. Кто-то улыбнулся с надеждой. Кто-то подбодрил друга кивком. Все молчали, с уважением ожидая его предложений.
- Я хотел бы помочь всем тем, кто не сдал наш экзамен на совершенство. Я хотел бы подготовить их, научить.
- О, это отголосок твоей погрешности. Как же ты будешь работать на ее устранение, если намерен потакать?
- Выслушайте меня, друзья, я все объясню.
---
Это было немыслимо сложно. Но зародившись, идея больше не отпускала меня. Несмотря на то, что впереди было мое изгнание, в тот день на душе было легче, чем когда уходил Адам - не сдавший из последней четверки. Я был счастлив в тот последний день, когда видел друзей и коллег. И даже возглас Ди не мог омрачить светлой надежды.
---
- Оте, ты обрекаешь себя на тысячелетия одиночества! Опомнись! – в ее глазах блестели слезы.
- Позволь ему договорить, Ди, – попросил коллега.
- Спасибо за сочувствие и любовь, Ди. Но разве шанс помочь им, научить, сделать одними из нас не стоит этого?
Ди села, осознав, что вскочила с места минутой ранее.
- Хорошо, твою идею мы поняли. Школа для несовершенных душ – это интересный проект. У меня возражений нет. Но это не отвечает твоей главной задаче: исправить собственную погрешность. Как тебе может быть полезна реализация этой идеи?
Оте кивнул в знак того, что понял вопрос.
- Их миллиарды - вы знаете. Мы все знаем, насколько отличны их собственные погрешности. Кому-то понадобится совсем чуть, кому-то придется работать века. Для работы над собственной погрешностью мне необходимо знать и наблюдать каждого. Возможно… - Оте сдержал улыбку, но выдохнул с такой неискренней надеждой, что Ди нахмурилась, – возможно, это покажет мне, что не всех нас можно любить. Возможно, я смогу к кому-то, наблюдая за ним, стать безразличным или…
Оте не смог договорить. Эмоции переполняли его. Вызов, с каким он предполагал возможность исправить свою погрешность, сменился горечью. Он верил себе. Он верил в себя. Но ему стало страшно. Вдруг, так и будет? Вдруг кто-то, один единственный изгой, сможет подорвать его любовь и веру в людей?
- Оте, будучи учителем, ты не сможешь избежать собственного примера. Что, если появятся случаи, сходные с твоим? Как ты им предложишь работать над погрешностью?
Оте выдохнул и, наконец, улыбнулся.
- Я предложу им остаться рядом со мной и работать над этой проблемой вместе.
Ди опустила голову, не сдержав слез.
---
Я логично объяснил свою цель и возражений не возникло. Всем было понятно, в чем именно заключается польза для несовершенных и для меня, в частности. Наметив план, я попросил не вмешиваться и отправлять ко мне лишь тех, кто согласен работать на моих условиях, учиться по моим правилам. Я подробно объяснил программу действий. Они согласились.
---
- Ты планируешь самостоятельно конструировать тела для всех миллиардов душ, что поступят к тебе? – скептически спросил один. – У тебя уйдет уйма времени на это.
- Они же не сразу все хлынут. Пройдет время, прежде чем у меня появятся стопроцентные результаты, и проект станет популярен, – отвечал Оте с присущим ему спокойствием. – А потом, есть же система размножения живых организмов. Поставлю ее на поток для людей и вопрос закрыт.
Скептик кивнул удовлетворенно.
- Но как ты собираешься направить каждого конкретного человека в нужном направлении, если они все будут существовать в общем замкнутом пространстве? И как избавишь от предыдущего негативного опыта? Каждый из нас стремился к совершенству. Мало кто пришел к нему, не потратив времени на исправление множества ошибок. В чем будет смысл твоей школы, если люди будут проходить тот же путь, что и без нее?
Оте кивнул, готовый ответить на вопрос.
- Чтобы избежать предыдущего негативного опыта на время пребывания души в школе, я избавлю ее от него.
- Лишишь памяти? Всего жизненного опыта?
- Временно.
- Но как же она будет существовать без опыта?
- Приобретет новый, необходимый только для наших с ней общих целей и существования в школьной среде.
- Ты это все организуешь?
- Конечно, – Оте кивнул твердо и уверенно, отметая сомнения коллег. – А направлять на работу именно над своей погрешностью я буду тщательным планированием судьбы.
- О, это ты умеешь, – улыбнулся его друг, и Оте улыбнулся ему в ответ.
- То есть, ты не планируешь принимать непосредственного участия? Только экзаменовать? – спросил коллега. – Я подумал, это верно. Иначе бы тебя не хватило на всех.
Оте кивнул. Отвечать не требовалось.
- Но ты же будешь совсем один среди ничего не помнящей массы несовершенных! – Голос Ди дрожал.
Оте снова кивнул. Он еще не осознавал каково это, и напоминание о грядущем болезненно резануло в груди.
---
Мы говорили долго. Никакая деталь моего плана не должна была вызывать сомнений. И когда все было понято и решено, мы попрощались.
---
- Ты, ведь, вернешься?
- Конечно, Ди, – твердо кивнул Оте.
- Когда? Только не говори мне, что это случится не раньше, чем не останется ни одной несовершенной души!
- Когда буду уверен, что сам могу сдать ваш экзамен, – он улыбнулся. – Ведь, иначе, возвращение продлится недолго.
- А если… если…
В глазах Ди смешивались неверие и надежда. По щекам текли слезы.
---
Я слышал ее мысли в те минуты и благодарил за то, что она их не озвучила. Нельзя любить всех, Оте. Тогда твоей любви не хватит тому, кто ближе всех. Я понимал ее слезы и хотел ободрить, но сделал бы больнее. А ей и так было нелегко. Я помню, как крепко сжимали ее пальцы мою ладонь. Будто стремясь удержать… Я и сейчас могу почувствовать то горячее прикосновение, обжигающее, болезненное. Запомнив это, и более не терзая ее ожиданием, я ушел. Не было смысла оборачиваться к оставшемуся на земле телу. Не было смелости взглянуть в глаза Ди и прочесть в них укор.
А после началась работа по детально проработанному плану. Что-то требовало корректировок, но когда начали появляться первые стопроцентные результаты, я ликовал. Из выпущенных мной учеников никто, пока, не вернулся. И надеюсь, не вернется. Каждая совершенная душа – это мой привет друзьям, коллегам и Ди. Я все еще надеюсь, что тогда, у обрыва, в ее глазах было сомнение.
Время ничего не значит, когда есть цель и работа. Оно ничего не значит, когда ты любишь. И оно ничего не значит, когда любят тебя. Но если бы только она могла представить, как тяжело существовать в абсолютном одиночестве… Она бы не ожидала смиренно, когда я вернусь к прежнему совершенству. Она бы навестила меня хоть раз: «Привет, это я. Оте тсс… Ничего не говори. Я просто хочу сказать, что ты не одинок. Мы понимаем тебя и готовы принять таким, какой ты есть. Когда закончишь с этим проектом, возвращайся…»
Когда ни останется несовершенных, мне больше не придется «ошибаться». Моя погрешность не будет иметь значения. Все они, все мы будем иметь стопроцентное право на счастье.
И я вернусь.
---
Писалось на последнюю мини-прозу (18). Тема: навестите меня в моей одиночке.
С курсивом тут бяда. Постоянно приходится изгалятся для выделения курсивных частей.
Свидетельство о публикации №209113001036