Альбом на память. Часть вторая

Школа


1сентября 1958 года. Я иду учиться!
Трёхэтажная школа с большущими окнами и каменным крыльцом казалась мне необыкновенной, как дворец: широкие светлые лестницы, большой актовый зал, вестибюль с колоннами и школьная раздевалка - всё было необычно и внушительно.

В каждом классе - три окна, три ряда парт. О партах можно сказать особо, таких сейчас уже нет. Это было сооружение из стола и лавки для сидения двоих учеников, которая была соединена со столом, и потому парта могла передвигаться с места на место сразу вся. Удобно наклонённая для письма столешница с откидными крышками и с местом для портфелей под ней, с подставкой для ног, была традиционно чёрного цвета, а всё остальное - коричневого. В верхней части столешницы были желобки для перьевых ручек и карандашей, углубление для чернильницы - ведь авторучек тогда ещё не было. То есть, сами по себе авторучки, конечно, существовали, но в школе они были редкостью, заправлялись чернилами, так как пасты ещё не было.

Первоклассников учили сначала держать в руках карандаши, выводить на разлинованных листах прописей палочки и крючочки. Собственно, и теперь начинают учить письму с палочек и крючочков, только сразу «шариком».
Да, многое уже неповторимо!

В этом году, в 2002, я провожала своего внука, Данилку, в первый класс. И я отчётливо вспомнила свой первый день в школе, день знакомства. Всё происходило  почти также, только не было микрофонов у преподавателей, не было кинокамер в руках у родителей, не было огромной стоянки легковых машин невдалеке. Тогда, в моём детстве, были такие же цветы в руках детей, белые бантики у девочек, аккуратно постриженные чубчики у мальчиков. Новенькие портфели. Главное - школьная форма: девочки в коричневых платьицах с длинными рукавами, белыми воротничками и манжетами, в белых фартучках. У мальчиков - серые гимнастёрки на широком ремне с металлической пряжкой, с белым воротничком, подшитом по вороту, и в таких же, как гимнастёрка,  серых брючках. Мальчишескую школьную форму довершал картуз с блестящим козырьком.

Но вскоре, в наш десятилетний период, к форме стали относиться проще, мальчики уже не носили картузов и серой форменки, девочки в восьмых-десятых классах также одевались раскованно, хотя ещё многие традиционно предпочитали классическое: платье и фартук.
На наш школьный период пришёлся переход от деревянных перьевых ручек, которые надо было бесконечно макать в чернильницу и сушить написанное «промакашкой», - к первым авторучкам, также заправлявшимся чернилами, а затем и к совсем необычным шариковым авторучкам.

Не могу я не вспомнить в связи с чернилами: в начальных классах к форме полагалось шить нарукавники чёрного цвета, перочистки для чистки перьев, носить с собой чернильницы! Тогда ученик начальных классов был похож на писаря! А сколько пятен чернильных, клякс было на парте и одежде, да и в тетрадях!

Итак, я первоклассница. Две светлые косички ниже пояса заплетены на прямой пробор, глаза широко открыты, портфель тянет книзу, сменная обувь болтается в тряпичном мешочке. Я топаю в любую погоду в школу: от нашего дома через сосняк и речку, через Ковригинское шоссе, а потом - по глубокому песку между двухэтажных домов фрезерного посёлка - к школе, на фасаде которой, прямо под крышей, написано: «Учиться, учиться и учиться! В.И. Ленин». Какой школьник теперь представляет себе Ленина? А тогда он был постоянно с нами: повсюду висели его портреты, в каждом учебнике ему отводилось место, не говоря уже об учебниках литературы, истории. А на груди каждого первоклассника сияла красная звёздочка с его отчеканенным детским портретом.

Октябрёнком был каждый первоклассник. И каждый знал на зубок этот девиз: «Октябрята - дружные ребята, хорошо учатся, уважают старших, помогают младшим!» Совсем неплохой девиз!
Весь класс был разделён на октябрятские звенья, всего их было три - по числу рядов в классе. В каждом звене был свой лидер - звеньевой. Был в классе санитар с белой повязкой и красным крестиком на ней, с такой же белой сумочкой через плечо, в которой лежал бинт и зелёнка... Звенья соревновались в успеваемости, чистоте и порядке, помогали отстающим в учёбе...

Класс назывался отрядом. В каждом отряде - пионервожатый из старших классов. Он готовил нас к вступлению в пионеры.
В пионерском отряде, когда мы уже стали пионерами, всё было гораздо серьёзнее: был совет отряда, выбирался член совета дружины. Были разного рода ответственные по направлениям пионерской работы. Кстати, в пионеры нас принимали в Москве, в помещении Исторического музея, что на Красной площади, куда мы специально ездили всем классом. Ходили в Мавзолей и видели Ленина и Сталина, тот есть, их тела, лежащие в специальном помещении глубоко под землёй, внутри стеклянного сооружения.

Волнений было много. И все мы хотели стать пионерами, потому что считали искренне, что пионерами Советского Союза становятся только лучшие. А кто не хотел быть хорошим и лучшим? Поэтому принимали в пионеры не сразу, а поэтапно, начиная с отличников и хорошистов. Потом «воспитывали» более непослушных и мало успевающих  в учёбе... Правда, вскоре мы видели, что пионерами в итоге становились все, не взирая на отличия в поведении или успеваемости, которые оставались часто прежними.
Члены совета отряда и дружины имели знаки отличия. Это внушало видимую субординацию, которая в итоге подспудно выделяла лидеров и соответственно их воспитывала. Это имело свои плюсы для них в дальнейшей жизни: комсомол, партия... Гражданами Советского Союза мы чувствовали себя с октябрятских времён: система воспитания, основанная на единой идее, работала хорошо...

В отрядах проводились собрания Совета отряда, в дружине - собрания Совета дружины. Составлялись планы работы отряда, дружины. Мы планировали полезные дела, походы в кино, праздничные мероприятия. Готовили художественную самодеятельность, проводили смотры к праздникам. Участвовали во всесоюзных праздниках и демонстрациях, выпускали стенные газеты. Была организована  генеральная уборка класса, уборка школы, были дежурства школьные и классные.

Кипучей была наша пионерская деятельность или нет, зависело от наших учителей и вожатых: с какой настойчивостью они нас воспитывали и требовали от нас исполнения заданий. Зависело это и от нас, пионеров: насколько нам это всё однообразие надоело или насколько нам было интересно и ново то, что предлагалось делать.
Кстати, если у октябрят был пионерский вожатый, то у пионеров - уже вожатый из комсомольцев. Чтобы было на кого равняться.

В свой первый класс я попала вместе со своей двоюродной сестрой,  Наташей. В противоположность мне, Наташа была очень бойкой и общительной девочкой. Здесь свою роль сыграло то, что она все дошкольные годы провела в детском саду. Это давало большую разницу в воспитании. Наташа лучше успевала в учёбе. Зато меня несколько раз оставляли после уроков: читать, писать, считать...
Вероятно, этому были и наши внутрисемейные причины. И неорганизованность быта, и тяжёлые отношения родителей.

Я помню, как однажды, когда я занималась дополнительно после уроков, я не могла нормально держать в руке карандаш. У меня дрожали руки. Зинаида Михайловна сердито спросила меня, почему я не пишу. «У меня рука дрожит!» - ответила я, вспоминая вчерашние «разборки» моих родителей. Я нервничала, плакала, плохо спала и проснулась в подавленном состоянии. Почти не ела, и после уроков у меня вдобавок подводило живот.
Я смотрела на учительницу снизу вверх и почти плакала. Она отпустила меня домой. И попросила маму прийти в школу. Наверное, был у мамы разговор с Зинаидой Михайловной. Но это не могло изменить ни маминого характера, ни отношений между ней и отцом. И поэтому нам, детям, это радости не приносило...

Однажды я получила сразу четыре пятёрки. Молей радости не было предела. Я бежала домой и ещё с улицы радостно вопила: «Мама! Я получила четыре пятёрки!» С тех пор я поверила в свои силы.

А мой брат Толик, увы, из троек не вылезал. Ему вообще не нравилось учиться. Любил подурачиться, любил спорт, любил мастерить что-нибудь, вырезать из дерева, любил рисовать. Жаль, что ничего из его рисунков не сохранилось.
Часто он был попросту влюблён в какую-нибудь красивую девочку. Красоту в жизни он замечал во всём и прежде всего. У него был неплохой вкус, я замечала это.

Однажды, в седьмом классе, наверное, он влюбился в новенькую ученицу, Светлану. Украл у неё однажды тетрадь по арифметике, где у неё не было ни одной помарки и ошибки - сплошь пятёрки. Сравнивает со своей тетрадью. Спрашивает меня: «И за что этой девчонке ставят пятёрки? Я вот тоже без ошибок сделал домашнюю работу, а мне поставили тройку! Подумаешь, плохо написано, кляксы, а всё равно - правильно!» Как тут объяснить? А Толя решил, наверное, тоже хорошо учиться, ради своей Светы... Он даже однажды захотел стать красивее. Намазал лицо вазелином! И пошёл в школу... Бедный братец, ничего не вышло из твоих страданий... Света после восьмого класса ушла из школы и вышла замуж!

А сам Толик нашёл свою жену немного позже: когда учился на повара в городе Клине. Стараниями мамы он определил тогда свою профессию. Да и куда ему было идти: либо профтехучилище, либо строительный техникум. Определили путь полегче. Да и мама старалась не отпускать сыновей далеко. Всегда думала об этом, не надеясь на отца. Я даже не знаю, как он, наш отец, влиял на выбор профессии нами. А мама даже и мне предлагала учиться на инкассатора - ближе к деньгам, к торговле. Её можно понять, ведь это ей было ближе всего, да и не на кого надеяться: всё зависело от её участия. Она даже всех своих знакомых подключала, чтобы сыновья и в армии служили поближе к дому...

Очень ясно помню, как первоклассник Василий всегда приходил домой с сияющим видом и объявлял, что получил очередную пятёрку. Он всегда учился хорошо, а мог бы и лучше, если бы не его ближайшие приятели (или, скорее всего, неприятели). Есть такие «лидеры» всегда и везде, которые стремятся всех подвести под свою агрессивную посредственность. Именно такие заставили Василия, уже в подростковом возрасте, «быть как все, не высовываться».
Помню, как Василий переживал, когда его перевели из нашей школы в городскую: он расценил это, как возможность избавиться от него, детская обида. Скорее всего, это было сделано в связи с тем, что наша школа была переполнена. Тогда многих переводили.

В четвёртом классе я как-то поспорила с подружками, что обрежу свои косы. Надо сказать, что подружки мне завидовали: у них были «мышиные хвостики», а у меня густые золотистые косы ниже пояса. Попытки подрезать мои косы были ещё и раньше, в пионерском лагере, где мне их экспромтом изрядно обкромсали. Но тут было что-то вроде гонора с моей стороны: «А мне они надоели, я их скоро обрежу!» - «А вот и не обрежешь!» - «А вот и обрежу!» - «Честное пионерское?» - «Честное пионерское!»

На другой день я поняла, что мне завидуют, что я зря погорячилась. Мне было уже жаль своих кос. Но важно было слово, честное пионерское...
Даже маме не удалось меня вразумить. Утром мы зашли в парикмахерскую. Меня посадили на подставку между ручками кресла, чтобы я видела себя в зеркале. Волосы распустили по плечам. Парикмахерша пожалела их, повздыхала да и махнула ножницами.
Душа моя сжалась. И слёзы мои были рядом, но мне казалось, что их никто не заметил.

Глупое было слово. Но оно не воробей: вылетело - не поймаешь. По сравнению с теми словами, которые были «Торжественным обещанием юного пионера Советского Союза» моё слово в споре было так мелко и не достойно настоящего, пионерского... Правда, все слова скоро становились простыми и обыденными. В пионерах мы ходили с 10 до 15 лет. Помню пионерские линейки в лагере и в школе. Линейки собирались по сигналу пионерского горна. Каждый отряд строился по росту, строем шёл в коридор или Актовый зал и занимал отведённое ему место. В пионерском лагере это происходило на плацу в центре территории лагеря. На линейках разбирались происшествия, делались выговоры, поощрения, объявлялись планы мероприятий. В пионерском лагере по окончании смены всегда был огромный пионерский костёр.
В комсомол мы вступали в восьмом классе. Правда, уже не так доверчиво и бодро, как в пионеры. Но мы знали, что не вступившим в комсомол очень трудно будет поступить в институт.

.........................

Дети не могут не играть. Они придумывают обстоятельства, распределяют роли. Стоило посмотреть фильм о героях - все хотели стать героями, лётчиками. Стоило прочесть книгу - и любимый образ становился твоим вторым «я». Говорят, что дурной пример заразителен.  Но ведь ясно, что заразителен для юных душ пример вообще, а значит - и положительный пример. В своё время все мы были «привиты» многими положительными примерами, они и доходили до нас, как положительные.
 
Мощным толчком для наших фантазий стал телевизор. Этот магический чёрно-белый экран только-только начал появляться в наших скромных домах. Даже в начале шестидесятых телевизоры были далеко не у всех. Первый телевизор с миниатюрным экраном и линзой для увеличения изображения я видела у дяди Славы Конькова. Это было в 1956-58 годах. А потом появился и у нас дома телевизор. Это был уже «Рекорд» с нормальным, но ещё небольшим экраном. И пускай изображение было чёрно-белым, но мы, дети, видели всё в красках, иного я не помню! Травка в мультфильмах  была ярко-зелёная, грибочки - красные, цветы - яркие. А Кощей Бессмертный - тёмно-зелёный, как и Змей-Горыныч! Маленький Вася звал мультфильмы «мульти – пульти»…
Поначалу и художественные фильмы и мультики смотрела у нас вся окрестная детвора. Сидели на лавках и стульях, на полу, просто стояли у входа в комнату. Потом за такой компанией приходилось выметать кучи песка...

Детвора во все глаза впитывала и были и небылицы. Было много лент и в кинотеатрах и по телевидению о комсомольцах и пионерах, о тимуровцах (по повести Аркадия Гайдара «Тимур и его команда»). Тогда дети любили играть не только в казаки-разбойники, в войну, но и ради игры организовывали «тимуровские команды». Иногда это было с подачи вожатых. Но часто и просто ради приключений. Дети устраивали свои штабы и с переменным успехом занимались «добрыми делами». Но особенно всем нравилось поиграть при этом в систему оповещения, как у Тимура...

В нашем классе заводилой таких игр была девчонка. Рябова Лариса. Это была на редкость большая фантазёрка и энергия из неё просто хлестала потоком. Она полкласса увлекла идеей устроить на песчаном карьере пещеру и обосновать там штаб команды. У неё получилось. Правда, не надолго. Я там не оказалась по своей пассивности. Потому что активной я была в других областях.

Но вот почему я, да и не только я, наверное, запомнила Ларису. В день рождения пионерской организации, 19 мая, проводилась Всесоюзная пионерская линейка. В каждой школе она транслировалась по радио. Мы все тоже стояли на линейке у нас в школе в парадной пионерской форме: белая блузка, синяя юбка, красный пионерский галстук. И на этой всесоюзной линейке мы услышали имя нашей Ларисы Рябовой. Правда, тогда она уже переехала в другой город. О ней говорили, как об активистке пионерского движения, о её делах.
И тогда все мы, пионеры, почувствовали настоящую гордость! Вот так. И наш пионерский салют был очень звонким, когда в ответ на слова старшей пионервожатой: «Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!» мы дружно отвечали: «Всегда готовы!».
Главное, что ничему плохому нас не учили. Нас организовывали на добрые дела!

Помню, что я однажды организовывала концерт художественной самодеятельности. Для наших родителей. Это было на летних каникулах. Собрались все мальчишки и девчонки, жившие на нашей улице, в бараке, на соседних улицах. Мы собрались и очень серьёзно репетировали стихи, танцы. Надо сказать, что тогда в ассортименте концертных номеров (в школах, в Домах культуры) был стандартный набор для концертов. Это матросский танец, индийский танец, украинский танец, Русский, стихи патриотические, басни... Ну и мы, дети, всё решили таким же образом.

Устроили сцену с занавесом - между столбов повесили одеяло, а перед сценой поставили лавки и стулья. Созвали всех родителей, кого могли, и начали - кто во что был горазд. Аплодисментам радовались, и счастья нашего нельзя было не видеть.
На радостях мы тут же начали устраивать избу-читальню. Конечно же, мы видели это в кино: организация колхоза, раскулачивание. Лучшая изба становилась сельсоветом или читальней. Ну, и мы туда же! В небольшом сарае мы вымыли полы. Принесли туда книги, стол.
Что было потом - не помню. Изба просуществовала пару дней, наверное. Игра кончилась. Видно, что и в кино изба-читальня не выжила. Кино и есть кино!

Но и книги мы, конечно же, читали. Причём, больше, чем дети читают сейчас. Все школьники ходили в школьную библиотеку. Были читателями и городской библиотеки, и в Доме культуры. Причём, когда видишь перед глазами ряды стеллажей, сплошь заставленные книгами, возникает желание прочесть их все!
Юный возраст так восприимчив и мечтателен. Любой романтический образ становился твоим. Я помню, как, углубляясь в содержание книги, я уже не видела строчек. Я словно сама жила этой жизнью, а не читала о ней. Словно героиня - это я сама, так легко было войти, перевоплотиться в образ!

И потому возникали такие ситуации... Однажды, после моего очередного «вхождения в образ» я пришла утром, как всегда, в школу. Но, видно, что ещё не забыла о прочитанном вчера. Наташа мне говорит: «Тань, опять чего-то начиталась! Ну прямо сейчас пойдёшь подвиг совершать!» Увы, я изображала то, что прочла! Непроизвольное желание очутиться в другой жизни, в других обстоятельствах, было сильнее насмешек.
С этого начинался театр. В начале моего театра было слово. Это слово звучало в мой адрес часто: «Вот артистка!» Часто это говорил отец, сам неравнодушный к этому роду занятий. Любивший себя показать, он был актёром в жизни - и в этом была его драма и несчастье. В моём характере тоже многое от отца, не даром меня звали ещё и «рязанкой», когда хотели в чём-то укорить. Впрочем, иногда меня называли и «беляночкой» и «седой» - из-за цвета волос. Иногда и «профурсеткой», если я уж очень разыграюсь.

Но слово - не воробей... Артисткой меня назвали. И пробудился интерес к этому. Интерес звал к действию.
Сначала был драматический кружок в Доме культуры фрезерного завода. Кружков там было много, причём, абсолютно бесплатных: танцевальный, хоровой, изобразительного искусства, лепки, игры на баяне, фортепиано и ещё много всего! Зато концерт на праздник или Новогодняя ёлка всегда была обеспечена - артистов было хоть отбавляй!
В драмкружке собрались такие же «артисты», как и я. Нам было по тринадцать-пятнадцать лет. Занимались под руководством пожилой, очень аристократичной на вид дамы, бывшей актрисы. Она приезжала из Москвы и перед концом занятий постоянно спешила, чтобы не опоздать на электричку. Мы разучивали стихи и прозу, пытались делать этюды. Моя карьера в драмкружке закончилась чтением стихотворения на Новогоднем концерте и не принесла мне никакого морального удовлетворения. А хотелось чего-то особенного...

Возникало желание играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Я пыталась терзать струны отцовской гитары, но дальше примитивных аккордов дело не пошло.
Правда, однажды мне всё-таки волей-неволей пришлось сыграть на домре и даже выступить в составе «оркестра народных инструментов» в нашей школе. Дело в том, что наш учитель музыки организовал такой оркестр в составе человек двадцати школьников и школьниц. С каждым из нас он индивидуально разучивал мелодию из композиции на темы народных песен. А потом в несколько общих репетиций «сложил» наши старания вместе и получил неплохой и слаженный оркестр... В итоге мы хорошо выступили, и нам бурно аплодировали! После концерта всё было забыто.

Тем не менее, наша молодая и активная мама, Антонина Петровна, успевала следить за нашим развитием и постоянно старалась положительно воздействовать на наше воспитание. Она купила Василию баян. (Замечу, что думала наша мама скорее всего о том, что с помощью этого баяна парень сможет хорошо зарабатывать на свадьбах и других праздниках - это точно!) Василий начал заниматься, успешно разучивал гаммы и маленькие произведения для баяна. Позже, уже юношей, он играл в молодёжном ансамбле. Был ударником. И у него, талантливого парня, был даже свой «звёздный час», как рассказывали много позже он и его жена Любаша, которая пела в ансамбле. Василий однажды «выдал импровизацию» на ударнике, да так, что все пришли в восторг от его ритмов, помнят до сих пор. И сам он часто вспоминает о своих удачах...
Вот такие талантливые дети были у Антонины Петровны и Григория Павловича. Не хуже, чем у других, потому что все на свете дети - талантливые!

Мне исполнилось пятнадцать. Приближалась весна, я заканчивала восьмой класс. И нужно было думать о будущем: поступать учиться в строительный техникум, или остаться в школе ещё на два года. Но пока не очень-то и думалось. И почему-то я не помню, как проходили у нас экзамены.

Приближался выпускной вечер для восьмиклассников. А нас было много: более тридцати в каждом из четырёх классов! И все ещё совсем дети, особенно мальчишки!
На выпускном вечере была устроена торжественная часть с вручением аттестатов. Нарядные девчонки и аккуратно причёсанные мальчишки в наглаженных брюках и белых рубашках сидели в школьном актовом зале. Слушали речи учителей, завуча и директора, ждали момента увидеть, наконец, результаты своей восьмилетней учёбы: аттестаты о неполном среднем образовании.
А со многими ребятами и девчонками мы тогда виделись в последний раз: жизнь разбросала всех - кого на работу, кого в техникум, кого в ПТУ. Но половина из нас остались в школе. Образовалось два девятых класса.

А пока первыми на сцену вызывали отличников. В основном это были девочки. Из всех четырёх классов - всего два или три мальчика, а человек пять или шесть - девочки.
И тут я вижу, что на сцену вышел черноволосый мальчик в чёрном костюме и белой рубашке. На его лице выделялись красивые чёрные брови вразлёт. «Что-то я его раньше не видела. Кто это?» - спрашивала я у подруг. Выяснилось, что этот незнакомец, Леонид, из параллельного класса. «Интересно, - подумала я, - а не будем ли мы учиться в одном классе? Ведь он, наверное, будет учиться дальше!»
Получила я свой «хороший» аттестат и осталась повеселиться вместе со всеми: обещали игры и танцы! Мы играли «в ручеёк», танцевали модную «летку-енку», если я правильно называю этот танец, о котором уже все забыли. Девчонки хорошо попрыгали и пококетничали с мальчишками.
Мальчика в чёрном костюме среди нас не было. Но этого никто и не заметил.



........................

Последние два года школьной жизни многое определили в нас. Я пишу «в нас», потому что мы, тот самый мальчик и я, учились в одном классе. Но, по большому счёту, ничего особенного не происходило. Мы были просто одноклассниками, хотя каждый из нас по-особенному выделял один другого.
Мой избранник старательно учился дальше, держа уровень «отличника». Иного он уже и не представлял после окончания восьмого класса. Я же училась неровно. Правда, поначалу и я воодушевлённо принялась учиться, но вскоре у меня всё встало на свои места. Я была мечтательна и меланхолична, а он - серьёзен и целеустремлён.

Единственное, что у меня неплохо получалось - это сочинения по литературе, а напоследок даже и по астрономии, нечто философское. Но это, собственно, и всё, чем я отличалась от других, не менее способных и талантливых учеников. И я уверена: прочти я сейчас хоть одно своё сочинение, я не нашла бы в нём ничего, кроме хорошего ученичества и некоторой, может быть, смелости в суждениях. Наверное, мне хотелось быть оригинальной...

Так вот, меня и в самом деле интересовал преуспевающий мальчик. Мне хотелось узнать, в какой семье он живёт. Меня интересовало, почему есть семьи дружные и благополучные, есть отцы, которые заботятся о своих детях, о жёнах, а матери больше дома, чем на работе. Это были вопросы настолько важные для меня, что я очень часто задавала их своим подругам и одноклассницам: «А твои родители часто ругаются друг с другом? А какой у вас дом? Вы в квартире живёте? У вас большая семья?» Я внимательно наблюдала, сравнивала постоянно.

Мой синеглазый одноклассник понял, наверное, что он мне интересен, потому и обратил на меня внимание, уже ближе к летним каникулам. Но о чём он думал - я не знаю. Когда мы уже подружились и гуляли вечерами вместе, он сказал мне совершенно серьёзно, что я «развита во всех отношениях». Вмиг до меня дошло, что мальчик искал свой идеал. Ему и нужно было только идеальное, не простое, не обычное. Была ли я такой? Конечно, нет. Но ведь и он для меня не был обычным. Он был лучшим.

Летом 1967 года мы впервые бродили вместе по городу. Это происходило после нашего комсомольского похода в город Клин. Дело в том, что поначалу к нам в Дмитров, в нашу школу, пришла группа старшеклассников оттуда. Они хотели познакомиться с нами, увидеть наш город и его достопримечательности. Мне и Леониду было поручено быть гидами. Справились мы неплохо с такой задачей. Потом и наша группа одноклассников двинулась в поход в город Клин. Тогда мы неплохо пообщались друг с другом.
И вот, после похода мы договорились о встрече.

Мы бродили по городу медленно и молчаливо, «на комсомольском расстоянии», как шутила  видевшая меня в тот день сестрёнка Наташка. Мы шли и  изредка перекидывались фразами, дошли так даже до большого моста через канал. Постояли там, о чём-то поговорили. Помню, что я совершенно устала от такой монотонности. Даже заскучала, мне хотелось домой. Думаю, что и паренёк мой не очень радовался. Так вот потом изредка и продолжалось, спокойно и тихо...
 
И приближалось первое сентября. Мы перешли в десятый класс.
Зимой я получила что-то вроде отставки. Почему? За что? Я много о себе рассказывала. Скорее всего, причина была в моём  чистосердечном признании:  будто я нравлюсь одному парню, и он пытается со мной подружиться.
И вот,  однажды в воскресенье я ждала встречи с Леонидом. Был тихий звёздный вечер, морозило, искрился снег. Он пришёл, конечно, точно вовремя. Я сияла от счастья и хорошего настроения. Но, увы, через несколько  минут немногословного разговора, серьёзный и хмурый, мой парень заявил: «Мне уроки нужно учить!» И удалился.
Звёзды померкли...
Школьные годы подходили к концу.