Сильфиада 3. продолжение

 http://irina-usmanova2009.narod.ru/silfiada.html
                ****************************

Я утомила тебя, Лиза?
Извини.
О Мертвом Мире всегда тяжело и скучно слушать… да и мне надоело о нем рассказывать. Давай я буду говорить лишь о самом лучшем? Точнее, о самом  интересном? Эта ночь такая длинная, а мне как-то надо её скоротать…
                ******************************
У Зеда был маленький пузырек – там, наверное, были духи ярко-желтого цвета. Изредка Зед доставал склянку и тряс, разглядывая на свети даже подносил к уху – странное обращение с духами, подумал Пред. Пред – такое имя дал ему Зед, Предназначенный говорить было долго, и слово это неприятно царапало слух – страшное знание о его предательстве витало над ним, пропитывало каждую буковку, и Преду казалось, что каждый встречный будет показывать на него пальцами, если Зед еще раз скажет «Предназначенный».

А встречные уже были – недавно они с Зедом вышли в живой мир, и люди неясным хором своих голосов-мыслей давали о себе знать.

Сначала Пред подумал, что вернулся домой – так знакомы ему были дома со светящимися квадратиками частых окон, низенькая деревянная изба за глухим забором, перекресток двух дорог под старым тополем, и черные его ветки над серо-розовом от тяжелых снеговых туч светлом ночном небе. А запах! От него закружилась голова, и счастливое ликование подступило к сердцу. Теплый ветер принес совершенно весенний запах свежести, дождя и мокрых веток, в светлую ночь хотелось кричать о счастье, и тающий снег, казалось, источал какую-то тайну.

- Дома! Я дома! – разом забылся и ад, и пустота, и злостный Зед, издевающийся над ним последние два дня.

- Размечтался, одноглазый, - огрызнулся за его спиной Зед. Он с сожалением сунул духи куда-то в карман и достал другой бутылек, очень похожий. Длинным пальцем он подцепил комочек тающего зернистого снега и начал утрамбовывать его в узенькое горлышко. Снег таял, серебристые его зернышки падали на дно и превращались в голубоватую  водичку – она и в самом деле была голубой, перламутровой, и освещала ладонь Зеда.

- Что это? – спросил Пред.

- Духи сестренке, - ответил Зед. – Хорошо-то как здесь, а?

Он больше ничего не стал объяснять, но Пред (он ведь был Чтец) понял, что эта волшебная вода успокоит сестру Зеда, подарит ей прекрасный романтизм этой теплой ветреной белой ночи, даст немного счастья – как если бы она сама прогулялась по этим подтаявшим, серебристо сверкающим дорожкам, прислушиваясь к хлопанью капели о каменные плиты…

- А во втором бутыльке? Тоже духи?

Зед упрятал голубую склянку в карман и немного недовольно покачал головой:

- Ну, вроде того. Ты вот недавно террористов ваших поминал… Так я собрал кое-какие Знания, понимаешь? Не хватает только одного компонента – боли или страха хаккарана. Я уже сто лет не видел ни одного из них. Если бы завалить хаккарана! Тогда бы ты унес в свой мир это, и многим поганым тварям бы там не поздоровилось.

- А без хаккарана?

- Да ну; человеку сколько ни говори  - «плохо», он не поймет, что это такое, пока сам не увидит. А хаккаран – это вся мерзость, вся ярость…слушай, иди в задницу со своими политическими разговорами!

Зед, словно устыдившись своей откровенности и напыщенных провидческих слов, потопал по тающему снегу, и Пред кинулся за ним. Мысли Зеда тянулись по воздуху шлейфом, и Пред ловил их одну за другой – и о том, что Зед специально собирал такие компоненты, чтобы «Америка лоханулась» - об этом он думал  украдкой для себя самого, успокаивая свою совесть тем, что юсовцы все зажравшиеся гады, и это именно они наплодили уродов, которые теперь зарабатывают убийствами – их ведь этому учили. Еще Зед был абсолютно уверен, что после осла Буша и его политики америкосов вообще никто слушать не будет, а завоевать их смогут даже чукчи – ведь вся профессиональная армия Юсы гибнет в Ираке, ура! – а ради чего? Юса ослабела, Юса одна, Юсу ненавидит весь мир, и даже войной Юса никого не напугает. А хаккаран убил бы Юсу наповал – она погибла бы в одночасье, и никто и ничто её не спасло бы. Ничто и никто. За что Зед так яростно ненавидит Юсу, Пред не понял.

- Куда мы сейчас? – Зед вывел Преда ближе к одному из домов, с крыши которого капало; изредка срывались сосульки и разбивались с трещащим стуком об обнаженные теплом камни.

При ближайшем рассмотрении дом, к великому удивлению Преда, оказался маленьким каменным замком – это издали он казался пятиэтажной хрущебой. Зед кивнул на подобие подъезда – у высокой двери мок под капелью мрачный стражник в латах.

- Сюда. Это Живой Мир, пересечение многих Миров, здесь шатаются все кому не лень. И, разумеется, здесь проходили те, кому надо было к Слепому Пророку. А раз здесь протоптана дорожка, значит, есть  и тот, кто может указать.

Мрачный стражник, на латах которого капель выбивала веселую дробь, молча впустил их. Пред еще подумал – а зачем он тут стоит, если впускает каждого встречного? Но тут домашнее тепло приятно обволокло его, дверь отрезала их от очаровательной свежей ночи, и по узкому полутемному коридору Зед повел его куда-то. Видно было, что Зеду здесь очень нравится: и запахи с кухни, и ребятишки, высовывающие веселые круглые мордашки из-за всех дверей и углов…

- Скажи, а ты все время проводишь время в Мертвом Мире? – спросил Пред. Зед, мимоходом потрепав лохматую соломенную головенку малыша, обернулся к Преду:

- Дурак, чтоли?! Я же живой человек, что я в пустыне один делал бы? Обычно я живу в другом мире, там у меня друзья, дела, приключения, дом, наконец… Сестренка оказалась весьма сильным магом – да-да, не смейся, в вашем мире это возможно и реально! Она смогла подарить мне другую жизнь, весьма интересную, - Зед немного помолчал, размышляя, стоит ли откровенничать до конца. – Она, знаешь ли, даже могла бы и в ваш мир мня вернуть, она очень сильная. Она даже начала – хотела родить ребенка, мальчика. Но в последний момент… нет, не в последний, но, в общем, в какой-то момент она утратила веру, дрогнула, отступила… ребенок умер сразу после рождения – да ты знаешь, она тебе рассказывала. Вот если б она верила до конца, если бы… В школе ведь она была гадким утенком, и все школьные годы она хотела быть красивой. И это ей удалось без косметики, без каких-либо усилий, только силой своей мысли, своей мечты, своей веры…. Верой можно сделать все. Любому.

Пред вспомнил лето, горячий раскаленный август и их свидания – ей было за двадцать, но больше семнадцати он ей не дал бы. Легкий загар тронул её лицо, щеки; слегка влажные волосы, сколотые шпильками, лежали короной на голове… Да, она была красива. Не клеевая, не крутая, не модно прикинутая, но на неё оборачивались на улице – красивая. Сияющая…

Они с Зедом, поплутав по коридору, наконец, вышли в какую-то  комнатку. Здесь, в каменном тупичке, казалось, собрались все ребятишки, которых они видели по пути. Они визжали, носились, баловались, смеялись, тузили друг друга – словом, это были просто дети. Посередине комнаты какая-то женщина стирала белье в тазу, на стиральной доске. Мыльная пена хлопьями падала на пол, чистые белые рубашечки висели на веревке над головой женщины.

- Мы к вам, матушка,  - с уважением произнес Зед и слегка поклонился. Женщина подняла на них взгляд – у неё было на удивление спокойное, прекрасное лицо, словно у Рафаэлевской Мадонны, - и отерла мыльные руки передником. Улыбнулась – улыбка была легкая, нежная, но от неё хотелось всю жизнь смотреть на эту женщину, одетую как простая крестьянка, немного уставшую, полноватую, но такую притягательно-чудесную.

У Зеда на языке вертелся какой-то вопрос, но женщина, опередив его, снова улыбнулась и протянула влажную распаренную руку:

- Ну, давай, давай!

Зед извлек свой голубой бутылек, и она взяла его.
- Какой изысканный аромат, - произнесла она, принюхавшись. От её улыбки духи приобрели ярко – белый, ослепительный цвет. Пред понял, что Зед попросил в свои духи немного счастья и обаяние этой женщины.

- Какой изысканный аромат, - повторила она почему-то и на её щеках заиграли ямочки. – Ты очень добрый мальчик. Такой букет может собрать не каждый. Сюда еще можно кое-что добавить – удачи. Это самое нужное для неё. Она очень сильная девочка, очень; даже хаккараны ей не страшны, она сама им страшна, и они виляют хвостами, заискиваясь. Она очень устала и измучена, но сила, которую ты у меня просишь, ей не нужна. Ей нужно лишь немного покоя, и она отдохнет, и снова будет непобедима… Да я и не смогу дать ей силы, её у меня нет. Если хочешь, попроси её у Торна, что поражений не знает. Я вижу, ты хочешь дать ей богатства – точнее, хочешь узнать, кто мог бы подарить ей его. Не думаю, что ей оно нужно; если она будет сильна, она сама возьмет его, и все, что захочет. И потом, в своем стремлении дать что-либо нужно давать самое лучшее. Ты уверен, что для неё это – самое лучшее?

- Когда там она сможет его взять! – горячо возразил Зед. – А жизнь-то идет; и каждый день ей чего-то не хватает, она зависима от… не очень хороших и небескорыстных людей. И именно это делает её усталой и несчастной. Пусть на краткое время, пусть только на день – но это целый день её жизни! И если бы я мог…

Женщина покачала  головой понимающе и задумчиво. Пред поймал её на мысли о том, что люди имеют право на ошибки, и на какие-то поступки, идущие от сердца. Дармовое богатство может развратить её, а она еще так нужна там, она талантлива, и людям нужен её талант, чтобы напиться той силы и чистоты, которой она полна. Но сейчас, в таком бессилии, она не могла его все равно подарить никому. Так что …

Впрочем, её душа сильна, и это, опять же, может стать лишь еще одним испытанием  для неё. Все равно скоро, очень скоро придет её час, и так или иначе, но она будет богата, популярна и известна. Пальцы нежно поглаживали флакон и Пред заметил, как в духи она добавила капельку сладкого счастья для малыша – чтобы мама сильнее любила его и чтобы он сильнее любил свою маму. Она сделала это машинально, и со вздохом вернула флакон Зеду.

- Только ты и можешь, - ответила она. – Посмотри на себя, - Зед опустил глаза и провел руками по украшениям на одежде. – Она подарила тебе это. Подари и ты ей что-нибудь. Но только самое лучшее. Но смотри не испорти духи. Если они станут серыми, выкини их.

Зед почесал в затылке – что же самое лучшее-то? Женщина обернулась на свой таз – ей нужно было заканчивать свою стирку.

- Да, матушка! – внезапно вспомнил Зед. – Мы же пришли сюда ради него, - он указал на Преда. – Помоги и ему.

Брови Мадонны удивленно приподнялись и рафаэлевские глаза уставились на Преда.

- Ему? – протянула женщина. – Но я ничем не могу ему помочь.

- А где найти Слепого Пророка, ты разве не знаешь? – голос Преда дрогнул. Мадонна печально покачала головой:

- Конечно, знаю, но … ты ведь отказался от Предназначенности, и я даже не могу дать тебе утешения – а Слепой Пророк может лишь показать тебе Книгу Судеб…

- Это дело десятое, - отмахнулся Пред. – Ты скажи, пожалуйста, где найти Пророка.

Матушка беспомощно переглянулась с Зедом.
- Иди с ним, - безжизненным голосом ответила она. – Я так понимаю, он будет искать Торна – не своего друга, а именно Торна, что поражений не знает, - и там же вы найдете Слепого Пророка.

- Спасибо.

…Ночью они с Зедом развели огонь у дороги в пустыне. Небо было расцвечено звездами – ночь здесь была на удивление спокойна и прекрасна. Пред вырыл в песке ямку и свернулся в ней калачиком, глядя на огонь. Было тепло и уютно, и где-то вдалеке витала задумчивая песенка Мадонны.
Зед разложил на песке свой кафтан и при помощи лупы изучал на нем алмазы, выбирая лучший. Впрочем, это было очевидно – огромный, с грецкий орех, ограненный сердечком бриллиант посередине груди, от которого тянулись в разные стороны сияющие причудливые  переплетенные нити. Он был лучший, и Зед знал это. Но Пред слышал его сомнение, а вдруг есть еще более чистой воды камень.

Перстни он отверг сразу – камни там брали не чистотой, а оригинальностью огранки, формы и цвета. Ему же был нужен идеальный. Наконец Зед удостоверился в правильности своего выбора и достал нож. Хочет выколупать камень из оправы, подумал Пред. Лицо его от огня разгорелось, магический танец языков пламени заворожил так, что невозможно было отвести глаз.

- А если ты испортишь духи? – спросил Пред. – Может, не надо?

Еще он подумал о том, что будет жаль такого бриллианта, его уже не вернешь, и еще хорошо, что Зед не Чтец, не то он уже заклевал бы его за паскудные мысли.

- Надо, - настырно протянул Зед; послышался скрежет – камень каким-то чудом лез в узенькое горлышко флакончика, даже меньшего по размеру, чем сам камень. – Если испорчу – пойду обратно и соберу то же самое.

Скрежет резко прекратился, и яркая синяя вспышка на миг затмила теплый свет костра.

- Видал миндал, -  довольно произнес Зед, улыбаясь до ушей, хвастливо демонстрируя необычно синий флакон. – Ничего и не испортил!

Синий цвет – цвет власти, - очень понравился Преду. Это была хорошая, добрая власть. Власть матери, убирающей руку ребенка от костра.  Такая не испортит её.

                **********************************
Эти духи, Лиза, всегда со мной. Хочешь капельку? Я скажу, что делать.
Седьмого января выйди на улицу, возьми горсть снега под деревьями и иди прямо домой. Тот тающий комок, что ты принесешь домой, почти полностью повторит тот букет, что собрал для меня Зед; там не будет лишь благословения Торна.
Впрочем, я могу тебе получить и его. Хочешь?

 3.Сильфиада. Тавината и его армия.
 1.Тавината.
« Некогда, очень давно, когда люди не знали Бога иного кроме Слепого Пророка, да и его стали забывать и перестали бояться Кары, ибо Он был слеп, перессорились и забыли о том, что все они братья и презрели общую Праматерь, жил человек Тавината.

Кем он был – никто теперь не вспомнит, но все знают, что трое, презревшие Слепого Пророка, без его на то воли предали Тавинату злой смерти, дабы насытить развращенные утробы свои. И был один из них отцом Тавинаты, и, узнав дитя свое, горько раскаялся он в содеянном, и проклял он людей, что участвовали с ним в злодеянии. Воззвал он к забытому Слепому Пророку, и тот услыхал его, ибо никогда не переставал прислушиваться и слышать. И попросил несчастный для чада своего Жизни, но это было возможно лишь ценой многих жертв. И принес отец в жертву своих друзей, совершивших злодеяние, и опустилось древнее проклятье на Тавинату, обратившее его в демона, ибо тот, кому приносят жертвы – зло.

Проклятье тяготило Тавинату, и решил он избавиться от него, но был он одинок в Умирающем Мире, и никто не хотел помочь ему. Тогда, нарушив законы времени, забрался он на зарю времен, когда еще не было ни Слепого Пророка, ни Праматери, чтобы найти себе помощников и испить силы того чистого мира…»

2. Тремс Первородная.
« Нашей планете чуть было не настал каюк. Это случилось не год и не за два, и даже не десять лет назад – это было уже сотни лет. Война, война, все время война… с кем? Я толком не знаю. Я никогда не видела наших врагов, я ведь не воин. Я Сильф, мое дело – беречь планету, а не воевать. Что такое – Сильф? Это дух планеты, душа. И чем больше на ней Сильфов, тем планета живее. Наша почти умерла; Сильфов на ней осталось всего ничего, и мы летаем на другие планеты,  и тащим Сильфов оттуда. Сильной, здоровой планете ничего не стоит подарить нам чуть-чуть своей силы, а нам она так необходима!

Я никогда не привожу Сильфов силой, как Дэнис или Я-а, и никогда не обманываю их… Я не люблю обманывать, не люблю говорить что веду их в мир радости, как всегда делает Я-а; конечно, я и не привожу их много.

Не знаю, почему я тогда выбрала эту планетку – наверное, слишком уж много на ней было Сильфов, и она сияла здоровьем…

Подлетая к ней, я спросила, как её имя. Земля, ответила она. И подруга у неё есть – Луна называется.
Я телепортировалась в … «парк». Это называлось парк, и у меня дух захватило. Я никогда не видела ничего подобного у себя дома. Синее-синее небо, ни копоти, ни дыма от пожаров, и где-то за… за «деревьями», далеко, были видны дома.

Целые.

Я с полчаса, наверное, сидела на «траве» - отдыхала. Этот воздух и запахи опьянили меня, я не могла встать – дрожали ноги и кружилась голова, а в грудь вливался обжигающий холодный кислород, и я им захлебывалась, и «трава» блестела на солнце, и «цветы» - я сроду не видела ничего такого яркого! И все пахло, все было живое, и никакой цементной пыли, битого кирпича, торчащей из куч мусора арматуры, и сломанных досок… И люди – смеющиеся люди в светлых разноцветных одеждах! Я сидела и просто смотрела на них, пила их радость и беспечность. Было так хорошо… потом я увидела Сильфа.

О, это был очень сильный Сильф! Он один стоил четверых, нет – пятерых Сильфов. Он сидел один под деревьями. Порывшись у него в мыслях, я узнала, что он очень огорчен, и даже размышлял о смерти. То-то, я смотрю, над ним высоко в небе зависло темное облако, а люди, сами не зная почему, сторонятся его. Это – мой клиент; держу пари, что его уговорить будет легко.
- Что, неприятности?

Он зло глянул на меня. «А не пойти ли тебе в задницу, телка толстозадая», - подумал он. Ого, какие мы злые. На минуту я даже заколебалась – а стоит ли вообще везти к нам на планету такую злую дрянь, ведь у нас итак своего дерьма достаточно? Но его сила, сила Сильфа сияла подобно звезде, и я решилась.

- Ну, во-первых, никогда больше не называй меня толстозадой телкой – строго сказала я. – А во-вторых, мне есть, что тебе предложить.

 - Предложить? – усмехнулся он. – Нечего тебе мне предложить. И я тебя не называл никакой там телкой.

- Но подумал,  - ответила я.

«Кто её подослал? Лабан? Что им опять от меня нужно?» - мелькнуло у него в голове.

- Никто меня не посылал, - спокойно ответила я. – Я сама за тобой пришла. Ты нам нужен.

- Да иди ты! – заорал он, подскочив. – Что вам всем от меня нужно? Что вы все ко мне цепляетесь?! Отстаньте вы от меня!

- Сидеть!

Мое Слово буквально пригвоздило его к месту. Надоело с ним возиться; нет – так нет, пойду поищу других.

- Слушай меня; ты несчастен, тебе кажется, что тебя не ценят, не уважают, что никому ты не нужен, что все над тобой смеются – так? Так. А тебе хотелось бы, чтобы от тебя зависели многие, стони и тысячи людей, хотелось бы быть значимым, так?

- Так! – дерзко выкрикнул он и снова подскочил. Его пальцы нервно сжимались, глаза горели – нет, все-таки он какой-то не такой; псих какой-то … Может, не стоит с ним связываться?

- Мне надоело, что всякая сволочь, чуточку сильнее меня, может мне указывать, что делать, может издеваться  надо мной! Мне это надоело, ясно!

- А ты хотел бы приключений, романтики, войны, руин, сражений, подвигов?

- А-а, так тебя все же Лабан подослал?! – завизжал он и даже покраснел от ярости. Ужас какой-то. – А ну, катись отсюда пока не понавтыкал тебе по шее! И передай своему дебильному дружку, что я ничуть его не боюсь!

Я задумчиво смотрела на него, жуя «травинку». «Сладко» - вот как это называется. Оказывается, это очень вкусно.

- Да я знать не знаю твоего Лабана, - ответила я. – Но, судя по всему, он грозный малый. А ты никогда не задумывался над тем, почему он – такая сволочь, - ни разу тебя не побил? Не из жалости же. И не из стеснения – он и даме не постеснялся бы расквасить нос. А ты вот ходишь целый и невредимый. Посмотри на себя – ты же мозгляк, даже я сумела бы с тобой справиться! Но самые лучшие девушки все же обращают на тебя внимание, несмотря на то, что ты – дохлятина, презирают – и все же их словно магнитом к тебе тянет. Разве мало вокруг других ничтожеств – серых, озлобленных, ничем не примечательных? Так почему же тебе одному внимание сильных мира сего? Может, ты в чем-то особенный?

Сильф аж побелел с перепугу.

- Ну, иди, подскажи Лабану, - слабо вякнул он. – Сейчас-то, с твоих подсказок, он живо мне наподдает за «особенность».
 
Я покачала головой:

- Нет; не думаю. Даже если я и скажу ему побить тебя, он не сделает этого. Знаешь почему? Потому что он боится тебя.

- Боится?! Он?! Меня?! Ха!

 - А знаешь, почему он тебя боится? – продолжала я. – Потому что ты Сильф.

- Кто-о?

- Сильф. Дух Планеты. За тебя, когда ты попадешь в неприятность, заступается целая планета. Вот тебя никто и не трогает.

- Чушь какая! В дурдоме сегодня день открытых дверей, да?

Я пропустила его издевку мимо ушей.

- Думай, как хочешь; однако, у меня к тебе есть деловое предложение. Ты же мечтаешь о жизни более интересной, чем твоя нынешняя? И все эти подвиги, войны и прочее тебе куда желаннее, чем твой мир? Так вот у тебя есть шанс. Моя планета нуждается в тебе, в твоей защите, в силе Сильфа. Этой дряни, о которой ты мечтаешь, там более чем достаточно. У тебя будет достаточно шансов прославиться. Тысячи людей будут зависеть от тебя, самые сильные мужчины будут тебе поклоняться, самые красивые женщины будут твоими. Но есть одно «но»: там идет война, понимаешь? Настоящая война, и если ты сдрейфишь и захочешь назад к мамочке, никто тебя обратно не доставит. Другими словами, я предлагаю тебе билет в один конец.

- Да ты точно сумасшедшая или издеваешься надо мной! Отвали-ка к чертовой матери, а?!

- Испугался?

- А кто бы не испугался шизика?!

- А если бы это было правдой, ты бы согласился?

- Естественно!

Он, разумеется, мне не верил, но мне его вера и не была нужна. Главное я получила – его согласие. Все честно.

Теперь нужно было  найти предмет, на котором я смогла бы телепортировать нас обратно. Свое тело так просто не отправишь в Космос, но вот если найти подходящую штуку и отправить её, а вместе с ней и окружающее её пространство (вместе со всем его содержимым), то можно пролезть на халяву.
Мысленно закрепив его за собой, я пошла искать этот предмет, а он, как привязанный, следовал за мной.

- Эй ты, инопланетянка! А где твоя ракета? – он еще и издевается, щенок! Посмотрим, как ты запоешь попозже.

- Вон, - я показала ему раздолбанную дверь от нашего дома, валяющуюся в кустах. Он захохотал:

- Точно, дура. Ни разу не видел сумасшедших.

Я не обращала на него внимания.
Сначала я нашла что-то, идеально подходящее для путешествия, но Сильф сказал, что это «чужое», «машина», «дорогая», и её трогать нельзя. Вот идиотизм. Можно рвать цветы - и нельзя какую-то железяку. Глупость.

Потом я нашла что-то похожее на «машину», но это было сломанное и ржавое. Нет, это мне не нужно; на нашей планете итак много хлама.

- Вот что, - я прекратила поиски и задумалась. – У тебя есть эти…деньги?

Он усмехнулся:

- А что, нужно купить билет на ракету? – издевательски спросил он.

- Нет; купи мне – да и себе тоже – вон те штуки… «шарики».

Бог с ней, с «машиной», не сильно-то и хотелось, не сильно-то она мне и нужна; но вот яркий «шарик» на веревочке, болтающийся в воздухе, я хотела бы иметь… Показать его Я-а, Дэнису…

Сильф мне, конечно, не верил, но я ему приказала, и он подчинился. Он пристроился в конец «очереди» и через минуту вернулся с двумя обалденными «шариками». Один был в форме «сердечка», всего в цветах, другой – в виде головы «Минни». Интересно, почему же они называются шариками, если ни один из них не круглый?

- Ну, что еще? Может, в кино для верности сходить надо? Или в кафе – а то вдруг без этого на другую планету не пустят? – издевательски спросил он, отдав мне «сердечко».

- Пожалел шарик для девочки из психушки? – огрызнулась я; шарик мне понравился. – Значит, так: теперь закрой глаза и считай до десяти. После этого можешь смотреть сколько влезет.

Он, конечно, до сих пор мне не верил и думал, что выглядит как дурак  с закрытыми глазами и шаром в руках, но где-то в глубине его сознания была надежда – а вдруг..? И глаза он закрыл. Не отвлекаясь на него более, я поскорее прочла формулу заклинания, выбросившую нас в Космос. Ура.

- Можешь смотреть, - разрешила я. – Открывай свои глаза.

Такой ультразвук, который он издал, я в жизни не слыхивала.

- Ты не наврала! Ты не наврала! Господи, как здорово…

В самом деле, путешествовать в Космосе в небольшом пространстве без… ракеты (или как там называется летательный аппарат?) очень интересно. Очень красивые звезды, красиво светятся далекие планетки, а Солнце ворочается и кипит  лохматым бесформенным комком в пустоте, разбрасывая куски беснующихся газов.

- Что это?! Что это такое?! – верещал он, едва ли не слюни пуская от радости и потрясения.

- Здрассте! Да Земля же твоя, дуралей!

- А это, это  что такое?!

- Сатурн не узнал?

- А вон там, такое маленькое?

- Ну, брат, никакой из тебя астроном.

Мы вышли из Галактики и моментально ускорились. Всего-то наш полет должен был длиться минуту, а до нашей планеты отнюдь не рукой подать. Поэтому дальше мы любовались смазанными, несущимися нам навстречу звездами. А вот и дедушка Один; он куда больше Солнца, и куда красивее – его дрожащая корона не так ленива и не так бледна, а кипящий газ, словно золотые гигантские змеи, то и дело проползает по его поверхности.

Мимо промчались Три Сестры, приветливо-зеленые, пролетели Зед с Торном, сверкнули их серебряные рудники, и Сильф уставился на нарастающую, приближающуюся планету.

- Что это? – прошептал он.

- Это твоя родина. Новая. Ну, закрывай глаза!

В следующий момент мы грянулись оземь, и груды пыли взлетели над полуразрушенной лестничной клеткой.

- А, ч-черт! – выругалась я, отряхиваясь. – Опять неудачная посадка! Открывай глазенки-то, прилетели! Эй, Я-а, я уже здесь! Я-а, ты где?

Сильф молчал, потрясенно разглядывая разруху. Разбомбленный дом, а чего тут такого?

- Я-а, - орала я, пробираясь меж обломками. – Я–а, выходи!

- Ты сдурела, что ли? – осторожно спросил он. – Куда ты меня притащила?! И кого ты зовешь?

- Зову я девушку, - культурно объяснила я. – Имя у неё такое – Я-а. А притащила я тебя в дом. Ты тут будешь жить.

- Тут?! – ужаснулся он. – Как  тут можно жить?

- Очень хорошо; у Я-а отличная «квартира» - так это по-вашему называется? Надо же ей замаскироваться. От врагов.

- Я буду жить с девушкой?! – этот мозгляк даже дышать перестал. Бог ты мой…

- А что, ты предпочитаешь мальчиков?

- Нет, конечно…

- Тогда о чем разговор?

Я, наконец, добралась до замаскированной двери и позвонила. Я-а открыла моментально, словно ждала нас.

- Привет, Сильфида Я-а, - поздоровалась я.

- Привет, Сильфида Тремс,  - ответила Я-а, разглядывая мой трофей. – Новенький?

- Ага.

- Хорош, - похвалила она, имея в виду, конечно, его силу. Но он её не понял и зарделся от удовольствия, как красна девица. – Ладно, я беру его себе.

Схватив его за руку, она бесцеремонно втащила его в квартиру и захлопнула дверь перед моим носом. У меня остался лишь мой шарик…»
                *************
Сегодня я видела Врага – того, с кем мы так давно боремся, вот уже сотни лет. Но – врага ли? И – боремся ли?

Эти два вопроса задал мне он, Тавината, извечное зло, прекрасный демон смерти, сидя в моем кресле, за моим письменным столом. Он с интересом перелистывал мой дневник и смеялся.

- Это - лучшее место в твоих мемуарах, - доверительно сообщил он, заложив какое-то место закладкой. – Вот послушай.

Он открыл мою тетрадь, и, найдя нужное отмеченное место, прочел:

- «Я не люблю обманывать. Никогда не обманывала, и даже если правда причиняет боль – я говорю её. Права ли я? Кто знает; время покажет».

Он визгливо расхохотался и отшвырнул тетрадь прочь.

- Зачем ждать, когда покажет время? – вкрадчиво произнес он. – Тем более, что время имеет одну неприятную черту – оно болеет склерозом и часто ошибается. Хочешь, я скажу тебе, права ты или нет? Ты – злая, тупая, подлая гадкая сволочь. Не любишь обманывать? Всегда говоришь правду? О, справедливая, праведная Сильфида Тремс! Ты, конечно, Сильфида – но разве ты мне враг? Конечно нет. Разве ты помогаешь всем своим, своей планете справиться со мной – а ведь это именно я вот уже много веков рву её на части! Да конечно же нет. Что ты сделала для того, чтобы изгнать меня? О, молчи! Я знаю наперед, что ты можешь сказать мне: я приводила Сильфов, много Сильфов, чтобы они защищали планету, так? Ерунда! О, самая честная, самая правильная и праведная Сильфида, твоя правда куда гнуснее и хуже лжи! Вглядись, что ты натворила, честно исполняя свою работу – ведь твой принцип – «исполняй свой долг до конца», не так ли? Посмотри, кого ты приводила в твой дом, чтобы они защищали тебя? Отбросы со всей Вселенной. Неужели ты никогда не видела, что те Сильфы, которые покупаются на твою правду – ущербны? Твоя правда – это зло, Тремс. Ты не так уж и праведна, как хотела бы казаться; ты просто старая, ленивая и прогнившая тряпка, Тремс! Ты не хочешь искать счастливых и не хочешь обманывать их или привозить силой, потому что для них, обманутых, тебе пришлось бы строить рай земной, чтобы поддерживать в них счастье и силу, а ты слишком ленива, чтобы любить и делать кого-либо счастливым. Ведь самый тяжелый труд – сделать кого-то счастливым, а вовсе не пахать землю, не рыть канавы. Да, это самый трудный труд – сделать счастливым, безоблачно и безоглядно, потому что это означает каждодневную заботу, напряжение всех струн души, которая куда чувствительнее, чем руки. А ты предпочитаешь заботиться о теле, а не о душе; предпочитаешь вскапывать землю, а не переживать душой. Ты находишь заблудшие души, погубленные низменными страстями – и предпочитаешь удовлетворять именно низменные их желания. Ты помогаешь спасти Жизнь планеты, но какую жизнь? Вспомни, для примера, Сарата с Земли: он жаждал войн и славы, сражений – проще говоря, убийств, - приключений и всеобщего поклонения, раболепия и множества любовниц – по сути разврата. Разве не это ты ему обещала, разве не этим соблазнила? Этим; и он получил это сполна и получает до сих пор, как и многие другие Сильфы, приведенные тобой, которых ты собирала со всех сторон, чьи души темны и грязны, кто жаждет войн и разврата… Разве тебе не приходило в голову, что Сильф, осознав свою Силу, сам творит Планету такой, какой желает её увидеть? Теперь это ты продолжаешь войну – посмотри, все мои воины перебиты, идет междоусобица, ничего более. Твои Сильфы, отравившие собой Рай, что строила Я-а, бьются за женщин, рабов, мелкие блага жизни просто так, из злости – посмотри-ка внимательнее! Глупая, ленивая, тупая, эгоистичная!

Как собиралась ты помочь людям, как хотела ты излечить их от войны и горя, если у самой у тебя душа пуста, а сердце полно обиды, обделено любовью, равнодушно к самым близким тебе людям? Как можешь ты служить Всеобъемлющей Созидающей Силе, если ты лишь разрушаешь – из гордыни, нежелания своего и лени ты отталкиваешь близких людей, тебе не хочется заботиться о детях своих и жаль для них части своей души сил?! Как ты можешь служить этой Силе, если в твоем сердце лишь фанатичная работа, лишь жажда узнать что-либо – а проще сказать, пошлое любопытство?

Какое лицемерие! Какая чудовищная ложь!

Скольких еще матерей ты научила равнодушию к слезам своих детей?

Видишь, правдивая Сильфида, какова изнанка твоей правды? Равнодушие; Жестокость; Лень.

Ну? Хочешь возразить? Конечно, нет. А может, хочется вцепиться мне в глотку, убить меня, негодяя? Тоже нет. Знаешь, почему? Потому что, несмотря на то, что это был бы очень красивый поступок – Сильфида отдает свою жизнь за свою планету» - своим циничным умишком ты понимаешь, что тебе со мной не справиться, а погибать при всей красоте этого поступка и благородстве порыва за кучу мусора, именуемую Эрной, тебе не хочется. Тремс, ты ведь умная женщина! Ты же видишь, не можешь не видеть, что ваша планетка обречена. Поэтому, думаю, ты отдашь свою силу мне – ты же не откажешься служить мне, не так ли? В твоей душе давно проросло Зло, иначе ты не смогла бы заразить им целую планету. Но кроме зла я вижу там так же и твою извечную тягу к правде – столь же гнусную, как и желание доктора сказать пациенту, что у него злокачественная опухоль, - и жажду справедливости.

Решайся, Тремс! Зло уже пометило тебя; что тебе остается, как только перейти ко мне? Что тебе покидать? Дом? Я дам тебе лучший; мужа? Тебе он не нужен; детей? Ты их ненавидишь. Я могу удовлетворить все три твоих желания – злейшее зло, правда и справедливость. Как? Это моя забота. И если ты будешь моею, я клянусь исполнить эту триаду. Так ты будешь снабжать меня силой, это будет твоя работа. Ты думаешь сейчас о Добре, которое тебе придется оставить, о Боге, которому, как ты думала,  ты служишь? Нет, ты уже не  с ними. К Силам Добра ты присоединиться уже не можешь, я уже говорил.  Одной слепой веры в Добро  мало; я тоже верю в него, знаю, что оно есть и иногда в нем нуждаюсь, а ведь я – Зло. Для служения Добру нужна Любовь, нужна душа, тот кусочек, который зовется самопожертвованием, притом – из искреннего побуждения подарить радость. Это сложно, это не для тебя. Отдай мне свою Силу, и ты навсегда забудешь о том, что тебя тяготит, о своих тревогах и проблемах.
                ******************************
Тавината ушел, а я все сидела и думала, думала…

Вы заметили, что Зло всегда говорит правду – всегда, никогда не обманывая; говорит – я дам тебе все, это и это, но ты отдай мне себя. А Добро молчит, ничего не предлагает. Оно хочет, чтобы люди выбирали сами, и допускает, чтобы люди выбирали Зло, хотя общеизвестно, что Добро сильнее Зла, и могло бы покончить со Злом одним щелчком. Но Добро смотрит на Зло, и на людей, что выбирают Зло, и знает, что потом уничтожит людей, выбравших Зло. Навсегда.

То есть пожертвует миллионами, изничтожит их – ради своего глупейшего извечного желания доказать Злу, что к какому-то сроку во Времени у Добра будет больше сторонников?! А ведь оно бы могло спасти все эти миллионы, изничтожив Зло. Получается, что Добру дороже Зло, раз Злу что-то хочется доказать, а люди – так, фишки, очки в большой игре? Но тогда чем Добро отличается ото Зла? Силой?

Философия; софизм… Добро, получается, тоже Зло. Приехали…

А что есть Бог тогда, если Добро и Зло – одно и то же?!

Где же Бог?! Где же тогда Бог?!