Гетера в облаках

1.

Меня зовут Таис. Вообще-то меня, конечно, зовут не так, а обыкновенным, весьма распространенным именем, которое я уже стала забывать. Но я уже привыкла жить под чужим именем, чужой жизнью в чужом мне мире.
Всё в этом мире мне чуждо, но однажды попав в этот мир – я застряла в нём надолго. Иногда я вспоминаю высокую, худенькую девочку, вечно тащившую кипу взятых книг из библиотеки. Она была записана в шести библиотеках города. Библиотекарши хорошо знали её и иногда ей давали почитать редкие книги, из-за которых другим читателям приходилось записываться в очередь в библиотечных журналах. И эта девчонка читала запоем, даже с фонариком под одеялом, чтобы не увидела бабушка. А утром, с красными от недосыпа глазами, она неслась к открытию библиотеки, чтобы вернуть взятую вне очереди книгу. И настало время, когда она познакомилась с Таис. Таис Афинской. Прекрасной гетерой, безумно влюблённой в великого Александра Македонского. А когда этой девочке пришлось поменять свою жизнь и выбрать себе новое имя, она, не раздумывая, решила – Таис. Тем более что это была такая сладкая ложь. Проститутка, обманывавшая себя туманом романтики жизни гетеры. Только вскоре туман развеялся, романтики там не оказалось. Осталась только горечь и разочарование. Тупое восприятие действительности.
Наверное, это судьба. Если вы читаете эту тетрадь, значит эта тупизна чужой жизни для меня закончилась. Видите – я на обложке специально написала крупными буквами – «ЧИТАТЬ ЭТУ ТЕТРАДЬ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ!!!». И, кстати, слуги закона, которые будут обыскивать мои вещи, после того как меня не станет, я умоляю вас – ну не ищите вы криминала! Криминал – это я! Я сама себя загнала в этот угол. Сама и разберусь. Даже с того света.

2.

С чего же всё это началось? Вспоминать противно и даже стыдно, но я решила быть честной хотя бы сама с собой. Да и потом – не всё ли равно, ведь меня больше нет. Подобно дыму от костра, в котором сжигают опавшие осенние листья, я появилась и растаяла в своём прошлом…
Мне было всего восемь. Я дружила с соседским мальчишкой Андрейкой. Он также как и я, был единственным ребёнком в семье. Отец Андрейки считал, что всё в этом мире принадлежало только ему. В этом проклятом мире, который не понял, не оценил и отверг его, лишив свободы на несколько тюремных лет. Отсидев срок и вернувшись домой, он вечно держался ото всех особняком, ни с кем особо не сходился. Людей он ненавидел, домашних держал «в кулаке». Никому вокруг не было дела, что в этой квартире часто кто-то плачет. Люди говорили «чужая семья – потёмки», и, боясь вечно мрачного бывшего зэка, никто не приставал к ним с вопросами. Я дружила с его сыном, несмотря на то, что мальчика редко выпускали на улицу, и у него почти не было друзей. Именно тогда в моей жизни  пришёл день, когда я впервые прикоснулась к имени Таис, ещё не зная этого.

Я постучала в дверь, и её мне открыл отец Андрейки. Внимательно, словно о чём-то задумавшись, он посмотрел на меня и махнул рукой, разрешая мне войти. А потом резко сказал жене, чтобы она сходила в магазин за молоком. Женщина почему-то настороженно стала отказываться, но он прикрикнул и она, всхлипнув, надела пальто и ушла. Отец Андрейки позвал нас, детей, к себе, и спросил, видели ли мы когда-нибудь как улетают в тёплые края птицы. Мы дружно помотали головами и сказали, что не видели. Тогда он отвёл нас к обеденному столу, стоявшему у окна. Там было две табуретки, на которые нам было сказано залезть и стоять на коленках, смотря в окно. Мы встали на табуретки и, смотря в окно на улицу, стали слушать его рассказ. Но при этом он грозно приказал нам, ни в коем случае не дёргаться и вообще не шевелиться. А кто ослушается, того он изобьёт тяжёлым кожаным  ремнём. Мы глазели в окно, слушали какую-то сказку о птицах, и вдруг я почувствовала, что большая взрослая рука залезла мне под платье и потихоньку стала стягивать с меня трусики. Я хотела повернуться, но тут же получила оплеуху другой рукой и приказ «не дёргаться!» Замерев от страха и, в общем-то, любопытства, я смотрела в окно, уже совсем не слушая рассказа. Что-то твёрдое прижалось ко мне сзади и касаясь меня стало потихоньку тереться об меня. Больно не было. Страшно тоже не было. Было жутко любопытно. И вот, словно поняв моё любопытство, этот взрослый ублюдок, которого теперь я всю жизнь вспоминаю с чувством глубочайшего омерзения, -  взял своей рукой мою детскую руку и, заведя её назад, положил её на «что-то». Это «что-то» было гладкое, горячее, толстое и длинное. Посмотреть мне не разрешили, и я, ведомая взрослой рукой, просто гладила ту штуку. Через некоторое время мужик позади меня пару раз дернулся, прижавшись ко мне, и затих. А потом, быстро одев меня, бесцеремонно, ничего не объясняя, выдворил за дверь.

Вот тогда во мне родилась Таис. Наивная и любопытная дурочка-восьмилетка, которая не только не испугалась того, что произошло, но и ещё пару раз приходила в гости к соседу, чтобы снова и снова прикоснуться к заманчивой тайне. Конечно, я догадывалась, что твориться что-то плохое и гадкое, но как притягательно слово «НЕЛЬЗЯ!». Позже страх от того, что со мною делал этот человек, пересилили моё любопытство. И тогда мне пришлось уже прятаться каждый раз при встрече с ним, чтобы он не увидел меня. Если же ему всё-таки удавалось поймать меня в то время, когда рядом никого не оказывалось, он отводил меня в какое-нибудь укромное место и там всё повторялось. А потом настало время, когда он приказал мне посмотреть на ЭТУ ШТУКУ - так он называл свой член. И я должна была просто смотреть, не отрывая глаз и сама, то двумя, то одной рукой двигать по его члену, пока он не кончал.
Всё  это продолжалось довольно долгое время, но я никогда не рассказывала об этом никому.  Вечно запуганная яркими красками расправы надо  мной, если кому-нибудь хотя бы намекну об этом, я молчала, всё сильнее и сильнее ненавидя своего соседа. Я пряталась за стенами домов, за деревьями, за палисадниками, но не убегала. Я провожала его ненавидящим взглядом, и желала ему смерти. Я смотрела на этого человека, мысленно повторяя про себя злобные слова - «Чтоб ты сдох!». Так выражался наш дворник, когда убирал мусор во дворе. Он говорил это с таким выражением, что мы, дети, верили, что намусоривший сразу «сдохнет»…
И однажды это случилось! Сосед вышел во двор, и, пройдя несколько метров от подъезда, угодил под внезапно выскочивший из-за угла дома грузовик. Тот словно специально поджидал свою добычу, чтобы потом наброситься на неё. Подлетевшее вверх и в сторону тело соседа упало прямо возле большой клумбы с астрами, за которой я спряталась, заметив своего мучителя. Но я не двинулась с места. Я смотрела на то, что осталось от человека, преследовавшего меня, и мне НЕ БЫЛО ЕГО ЖАЛКО!  Я всё так же продолжала ненавидеть его. Взрослые, нашедшие меня  через несколько минут возле погибшего, решили, что я нахожусь в шоковом состоянии от произошедшего. Но я молчала и радовалась, что наш сосед всё-таки «сдох». Заклинание дворника исполнилось.

Прошло несколько лет, и я уже стала забывать то неприятное время, когда со мной случилась история с соседом. Я училась в пятом классе, когда моя новая подружка пригласила меня к себе домой. Там я познакомилась с её старшим братом. Он был лет на десять старше нас, но из-за своего небольшого роста и очков, казался гораздо младше своего возраста. Я приходила к ним несколько раз, пока моя давняя история не ожила в стенах дома, где я гостила. Однажды, придя к подруге, я не застала её дома. Её брат предложил подождать ее, и я согласилась. Он провёл меня в свою комнату, где звучала странная, медленная восточная музыка. В углу комнаты стоял смешной вытянутый металлический кувшин с длинной резиновой трубкой, из которой вился небольшой дымок. Мы разговаривали, он показывал мне свою коллекцию марок и журналов по технике. Вдруг спросил, не хочу ли я узнать, чем отличается мужчина от женщины?  Возраст у меня уже был не детского сада, да и память, живущая в моих руках, ещё не забыла о горячей «штуковине» бывшего соседа. Я, загадочно улыбнувшись, пожала плечами. Видя мою нерешительность, он пообещал мне, что за смелость я буду вознаграждена. И вот в моей руке оказался член голодного до женских ласк юноши, который был очень удивлён и обрадован, что меня не пришлось долго уламывать. А я не могла ему признаться, что всё это со мною уже было. И снова я видела тяжело дышавшее от напряжения мужское существо, а любопытство и омерзение снова заполняли мою душу. Уходя оттуда, я уносила с собой свои первые заработанные таким способом деньги – он дал мне их,  сказав, что я могу купить себе подарок от его имени.
Придя домой, я поставила купленного в игрушечном магазине пушистого медвежонка, и задумалась. Я всё время вспоминала лицо этого болвана, давшего мне денег за такую ерунду. Я снова пошла на этот эксперимент не потому, что мне было страшно, мне было интересно! Потому что у меня начался возраст, когда вдруг замечаешь, что вокруг тебя живут совершенно другие существа противоположного пола. У них своё поведение, свои привычки, свой взгляд на многие вещи в этом мире. Считалось, что мальчики всегда сильнее девочек, а мужчины – женщин. Но я видела другое! Женщина может быть сильнее даже не имея силы! Да и к тому же -  за этот маленький каприз я получила деньги. А деньги всегда правили в этом мире…

3.

 Мой отец обладал внешностью кинозвезды. Где бы он не появлялся, женщины млели перед ним, и их голоса и поведение вызывали у меня стойкое отвращение. Я всё время жалела свою мать, которая так сильно любила его, что прощала ему все сплетни и все его «маленькие» приключения. Дома отец часто ходил в коротких спортивных  шортах. Я всё время видела перед собой фигуру сильного и стройного, высокого мужчины, который гордился своей внешностью. Про соседок я вообще молчу. Соль и сахар у них заканчивались именно в дни суточного дежурства моей матери на работе. Мама работала врачом и её часто не было дома. Иногда, просыпаясь ночью, я слышала приглушенные голоса или стоны, несущиеся из родительской спальни.
Однажды, в детсадовском возрасте, я, услышав ночные звуки доносящиеся из родительской спальни, решила, что это мама вернулась поздно вечером домой. Соскочив с кровати, я побежала в родительскую комнату. Пол в коридоре был застелен мягкой ковровой дорожкой, и поэтому мне удалось неслышно приблизится к дверям спальни. Потихоньку приоткрыв дверь, я ожидала, что увижу сейчас родителей, мирно сидящих на кровати рядом друг с другом  за разговором. Но в открытом дверном проёме я увидела лишь освящённую прикроватной лампой комнату и голую незнакомку, которая НЕ БЫЛА МОЕЙ МАТЕРЬЮ! Отца сначала я вообще не заметила. А потом увидела и его. Он лежал обнажённый на кровати, а сверху на нём сидела ЭТА  женщина. Её белоснежные длинные волосы были распущённы. Незнакомка слегка подпрыгивала на нём, то пригибаясь к нему, то откидываясь всем телом назад. Она всё время поправляла падающие на лицо волосы. Но жест был таким медленным, что казалось её рука, словно нарочно не убирала их за спину, чтобы струящиеся сквозь пальцы волосы снова и снова падали на грудь и лицо. Отец держал женщину за талию одной рукой, а второй постоянно гладил её грудь. Дыхание его было таким частым, словно он бежал, а не лежал. Вскоре они оба застонали, прижались друг к другу в поцелуе и затихли.
Я стояла за порогом комнаты и смотрела на них, не издав ни звука. Удивление на моём лице сменилось гримасой разочарования и горечи. А потом я поняла, что эта женщина заняла в нашем доме пространство, принадлежащее моей матери и мне. И, разозлившись, я с силой захлопнула дверь! Мне хотелось, чтобы лампа, стоящая на ночном столике возле кровати, свалилась бы им обоим на голову! В комнате не раздалось ни звука. Через несколько минут дверь открылась, и я увидела своего отца. Он успел надеть на себя халат, который на прошлое рождество подарила ему мама. Молча посмотрев, он взял меня за  руку и отвёл в детскую. Там, уложив в постель, он нагнулся ко мне и сказал:
- Ты же любишь свою мать? Правда? Давай не будем ничего ей рассказывать. Пусть она живёт счастливой, а не грустной, как царевна-несмеяна. Помнишь сказку?
Я кивнула головой. Но когда он хотел поцеловать меня, я отвернулась. Он ушёл, тихо притворив за собою двери. А я лежала, зло сжав губы, и твердила про себя, что я никогда не прощу ему этого. Я ненавидела его в тот момент. Он был для меня чужим. И мне хотелось плакать. Но я сдержалась. Уснула я только под утро, всё время вспоминая увиденное в родительской спальне.

Мой детский сад находился недалеко от нашего дома. Я была в старшей, выпускной группе. Когда нас положили спать в обеденное время, я подговорила своего друга поиграть во взрослых. Мне так хотелось понять, почему взрослые стонут, когда прикасаются друг к другу. Дети с любопытством взирали на нас, когда мы, раздевшись догола, легли в одну кровать, и притихшие лежали рядом. Ничего не произошло. Ни щекоток, ни боли. Было непонятно, почему же взрослые стонали. И когда я решила повторить движения незнакомки и хотела сесть на своего «мужчину» сверху, - в спальню зашла наша няня. Ну и крику было потом! Мне «влетело», как и моему громко ревевшему напарнику. Потом были долгие разборки с вызванными родителями, нудные беседы с психологом. Дома мама спросила меня, где я такое видела, но я пожала в ответ плечами, не отрывая глаз от ковра на полу. Мама подошла ко мне и стала трясти меня за плечи всё время повышая голос. Я, испугавшись, всхлипывала, но молчала. И тогда она ударила меня наотмашь по щеке. От удивления я перестала всхлипывать.
Дело в том, что меня никогда не били! Наказывать за мои проступки, наказывали. Но это не было физическим наказанием. Мне просто не дозволялось несколько дней смотреть телевизор, гулять на улице, есть сладкое. И я просиживала всё  свободное от моих друзей и игр время в своей комнате, читая все те детские книжки, которые лежали в моём шкафу.  Однажды я узнала из разговоров детей, что некоторых «лупят» дома ремнём. Придя на следующий день в садик, я насочиняла длинную жалостливую сказу о том, как меня жестоко избили дома ремнём за моё непослушание. И мне все поверили! А вызванные к заведующей детского сада родители были крайне удивленны, и долго ещё оправдывались, убеждая её и мою воспитательницу в моём богатом внутреннем мире и бурной фантазии.
И вот теперь меня действительно ударили! И этот удар был очень болезненным и обидным. Отец подскочил и перехватил мамину руку, занесённую для следующего удара. Они стали ругаться, а я убежала в свою комнату, ревя во весь голос. Так я поплатилась за своё любопытство, когда хотела прикоснуться к тайнам мира взрослых. Глупая маленькая Таис!
Прошли годы, но я так и не простила отца. Я всё время отворачивалась, если он хотел поцеловать меня. Его ночные приключения закончились одновременно с любовью и ревностью моей матери. Они оба погибли в автокатастрофе, когда неслись по заледенелой дороге опаздывая на свадьбу к друзьям. Так я оказалась у моей бабушки.

4.

Моя бабушка была странной старушкой. Она всё время курила какие-то длинные сигареты, слушала романсы на пластинках, сидя в любимом кресле у окна, и любила цитировать стихи о любви. К ней приходили такие же странные её друзья, и они, целыми вечерами, собравшись вокруг стола, играли в покер. Казалось, до меня никому не было дела. Но у бабушки было нечто, что нравилось мне больше всего остального. У неё была большая библиотека книг, которые я читала запоем. И никто ни разу не сказал мне, что мне ещё рано читать эти книги, что я ещё не доросла до некоторых. В доме вечно не хватало денег, так как бабушка любила хороший коньяк, хорошие сигареты, к тому же в покер они играли на деньги. Я, живя в мире своих грёз, полностью погрузившись в чтение, словно не замечала своей настоящей, серой жизни. Она была мне не интересна. Только иногда я будто бы просыпалась. И тогда я видела горы немытой посуды на кухне, пустой холодильник, старые изношенные школьные туфли и всего пару платьев, лежащих на стуле в моей комнате. Мне хотелось убежать от этой бедности и остаться в мире моих грёз. Пушкин, Лермонтов, Герцен, Чехов, Лесков, Диккенс, Драйзер – только в их произведениях  я жила полноценной жизнью. А моя настоящая жизнь была скучной, серой, и в ней не было любви.

Нет, бабушка меня по-своему любила, только не говорила мне этого. Она вообще жила своей, отдельной от меня жизнью. Мы никогда не обсуждали с ней наши новости, не делились мнениями, она не ругала меня, но и не хвалила. Только иногда я вдруг ловила на себе её пристальный взгляд, когда она сидела в своём кресле, куря и слушая музыку. В школе у моих сверстников началась пора флирта. Но мне были неинтересны прыщавые мальчики, строящие из себя мужчин. Я и представить не могла, что кто-то из них смог бы завоевать моё сердце. К тому же, прочтя столько книг, я убедилась, что любовь приносит только боль и разочарование. Герои моих книг постоянно то умирали, то расставались, то страдали и мучились от неразделённой любви. Редко кому доставалось счастье остаться с любимыми, чтобы прожить свою жизнь дальше «долго и счастливо». Только в сказках был хороший конец всегда. Но сказки в моей жизни не было. И сердце моё оставалось холодным и равнодушным.
Став старшеклассницей, я вдруг заметила, что школьный класс, в котором я училась, словно бы был разделён на два лагеря. В одном лагере были те, кто учился на «хорошо» и «отлично». Это была «элита» нашего класса. Их любили учителя, им многое прощалось, они собирались постоянно на какие-то вечеринки, ходили в походы и кино. Но никогда они не приглашали к себе тех, кто был в противоположном лагере. А там существовали «неудачники». Те, кто учился посредственно, нагибая планку успеваемости класса вниз. Те, кто не умел одеваться, не умел поддержать беседу, не был любимчиком учителей. И я вдруг обнаружила себя в лагере неудачников! Всё во мне возопило от удивлённого негодования! Да, училась я еле-еле. Но не от  того что не могла понять материала, а потому что не видела смысла в постоянной зубрёжке и стоянию у школьной доски, если можно было обходится и без этого. Совсем недавно я закончила чтение знаменитой книги Островского «Как закалялась сталь». Сила воли Павки Корчагина так восхитила меня, что мне тоже захотелось попробовать себя в чём-нибудь трудном.  И вот, решив перейти в лагерь «элиты» я решительно взялась за школьные учебники и зубрила их всё своё свободное время.

Вскоре мои учителя не могли нарадоваться появлению в классе ещё одной «хорошистки». По всем предметам у меня были отличные оценки. Единственное что не давалось мне, это алгебра и геометрия. Но и здесь я нашла выход. Я стала хитрить. Пользуясь хорошей зрительной памятью я просто «фотографировала» текст и цифры в учебниках, чтобы потом цитировать их у доски. И всё было хорошо лишь до того момента, пока мне не задавался какой-нибудь пример. Естественно, что решить его я не могла, и поэтому оценку мне снижали. Но перейдя в лагерь «элиты» у меня появился верный товарищ, сидящий со мной за одной партой, и, как он считал, «тайно» влюблённый в меня - отличник, который писал вместо меня контрольные. И учитель, догадываясь, чьи это на самом деле успехи, закрывала на это глаза.
И вот для меня началась другая жизнь. Решив любой ценой добиться признания у сверстников, я «считывала» поведение тех, кого любили и кем восхищались. Я старательно копировала дома перед зеркалом жесты и мимику, запоминала особо удачливые высказывания и шутки, репетировала небольшие могущие возникнуть разговоры со вставленными модными словечками, ну и т.д. Также мне пришлось повозиться и с внешностью. Мои зелёные глаза и слегка полноватые губы смотрелись в общем-то неплохо.  Но этого было мало. Первым делом я отрезала себе чёлку и простилась с двумя косичками «серой мыши». Вместо этого, на моём затылке возвышался великолепно распушенный «конский хвост», прихваченный прозрачной белой лентой, завязанной в красивый бант со свисающими концами. Но чаще я ходила, просто распустив свои густые волосы, за что вскоре получила прозвище «Русалка». Скучную коричневую форму сменила новая чёрная короткая юбка, сшитая по моей просьбе одной из подруг бабушки. Юбка была очень красивой, с опущенной талией, собранная в широкую складку. Талию я перехватила широким чёрным кожаным ремнём. И в сочетании с белой блузкой и новыми туфельками, подаренными мне бабушкой на день рождение, моя новая юбка смотрелась так потрясающе, что мои приятельницы сразу захотели приобрести себе такую же. Даже учителя, видя мою стройную, длинноногую фигуру, часто называли меня не по имени, а словом «модель». Но всё это меня не останавливало. Заметив, как много доступно лидерам молодёжных движений, я стала писать пространственные сочинения на тему о любви к жизни, которая не возможна без борьбы за справедливость, порядок и закон. На эту удочку сразу «клюнули» нужные личности, и вскоре меня избрали председателем школьной, а потом и городской партии «Российская молодёжь!». Азарт успеха поглотил меня! Мне всего было мало! Я стала знаменитой, со мной искали знакомства и дружбы, за мной ходили мальчики, надеясь уговорить меня хотя бы на одно свидание, несколько школьных красавиц составляли мою постоянную «королевскую свиту», меня ненавидели брошенные ухажёрами девочки, и обожали учителя.
Я часто отсутствовала на уроках, вынужденная посещать разные встречи, конкурсы, слёты, соревнования и олимпиады. Мальчики из старших классов писали мне записки, и я иногда позволяла кому-нибудь провожать меня и нести мой портфель. Но у меня не было дружбы не с одним из них. Для меня было главным всегда и везде быть самой красивой, самой лучшей, самой желанной – короче, всегда окружённой толпой поклонников. Мне были интересны только те, кем восхищались другие девочки.  Я сразу начинала охоту за ними и, победив, утрачивала к ним интерес. К тому же я всё время представляла каждого из этих ухажёров в тех ситуациях, с какими мне когда-то пришлось столкнуться, и это решало всё. Они были мне смешны своей слабостью, когда я представляла их лица в тот момент, если бы в моих руках оказался их член. Однажды я услышала, как мне в след кто-то из девчонок сказал с иронией:
- Да не злитесь вы на неё. Ей никто не нужен, она никого не любит. Это же Скарлетт.
Я оглянулась, но увидев взгляды завистниц, не стала спрашивать кто такая Скарлетт.

А потом я стала  «остывать». Я уже устала от своей новой жизни, и мне снова захотелось тихого чтения у себя в комнате. По литературе нам задали прочесть первую главу «Героя нашего времени» Лермонтова. Начав читать, я уже не смогла остановиться. Потом лежала и, уставившись в тёмный потолок с мелькающими бликами от автомобильных фар, думала – кем бы я хотела больше стать? Нежной, ранимой княжной Мэри или гордой, умеющей любить Беллой? Мэри была близка мне романтической душой, но Белла покоряла своей решимостью. Я так и не решила, кто из них мне нравится больше. Об этом я сказала на перемене учительнице. Она раздражённо ответила мне, что зря я прочла так быстро эту повесть, так как теперь мне будет неинтересно на уроках. Но мне было интересно. Интересно мнение других. Но, по-моему, кроме меня никто не заинтересовался в моём классе этими двумя героинями.
Ещё пару дней я ходила, воображая себя то русской княжной, то гордой восточной девушкой, пока однажды знакомая библиотекарь не дала мне книгу, которая словно перевернула мой мир. «Дженни Герхард» Теодора Драйзера. Дженни, умевшая любить и прощать, посвятив всё своё существование служению своей любви. Я плакала снова и снова, перечитывая эту книгу о печальной любви двух людей, живших когда-то. Она стала моей болезнью, моим сумасшествием. Никто не мог понять что со мной твориться. А мне вдруг захотелось влюбиться! Влюбиться серьёзно и надолго. Любить всем сердцем и душой, как это умела Дженни. Всех мужчин, которых потом я встречала в жизни, я сравнивала с Лестером, которого любила Дженни. Образ Лестера навсегда стал для меня лучшим образчиком мужского идеала. Знакомясь с мужчинами, я первым делом смотрела на их туфли. Лестер не любил стоптанных носков и каблуков, и как истинный джентльмен всегда носил только лучшую обувь. Это же было и знаком того, что хозяин не стоптанных туфель богат и обеспечен, чтобы позволить себе часто покупать новую обувь.  Уже став достаточно взрослой и по-другому взглянув на любовь Лестера к Дженни, я даже разозлилась на него. На его эгоизм, его трусость перед мнением высшего общества, которое осудило бы его за любовь к простолюдинке. Но также как и Дженни, я полюбила его навсегда. Мне казалось, что я и Дженни похожи. Ну хотя бы тем, что я была также бедна как она. Бабушку мало волновал мой гардероб. А просить я не хотела, чтобы не услышать горестное брюзжание по поводу своей маленькой пенсии, которой впрочем, хватало на дорогие сигареты и коньяк. Последней каплей моего терпения стала книга «Поющие в терновнике». Она навсегда убедила меня, что любви нет, и что только я сама должна заботиться о себе в жизни. Любовь приносила Мегги только страдания. Я восхищалась этой гордой женщиной, но не могла понять её. За любовь надо было бороться, а Мегги была так горда, что плыла по течению, позволяя мучить себя эгоистичному кардиналу. Никогда, решила я, - никогда  ни один мужчина не будет мною любим. Я не Мегги, и не Татьяна Ларина, и даже не Джейн Эйр. А ангельский характер Дженни Герхард для меня такая же тайна, как Бермудский треугольник. Нет. Если мне в жизни будут выпадать трудности,  я буду бороться за своё счастье, а не «ждать у моря погоды».
Я прочла все книги Теодора Драйзера, которые могла найти у бабушки. Я училась жить, училась терпению и упорству. Это был жестокий мир, в котором главенствовали деньги, любовь чаще проигрывала. Наверное, Драйзер бы заплакал, если бы узнал о моих мыслях. Он учил меня, что на свете есть Любовь, а я решила, что в моей жизни нет для неё места. Бессмысленно бороться с миром, где правят деньги.
Мне было пятнадцать, а  я уже чувствовала себя такой старой…

5.

Как-то на очередной встрече партийцев, после выступления с докладом, я была представлена одному из партийных боссов. Ему уже было далеко за сорок, но он выделялся среди своих пузатых коллег своей спортивной, подтянутой фигурой и моложавым лицом, а на руке у него были дорогие часы с золотым браслетом! На следующий день он, случайно проезжая мимо школы, увидел меня и остановился. Подозвав меня к машине, он стал расспрашивать о моём классе, о моей жизни, и пригласил пойти вместе с ним в оперный театр, в котором гастролировали приезжие знаменитости, и билетов куда было не достать. Я, внутренне раздуваясь от гордости, согласилась. Уходя от отъезжавшего автомобиля, я тихонько оглянулась. Мне так хотелось, что бы хоть кто-нибудь из знакомых девчонок увидел меня в тот момент и позавидовал мне. Ещё бы – такой начальник, перед которым гнул голову даже директор школы, пригласил меня!
Дома я с горечью убедилась, что одеть в театр мне нечего. Подходящего платья не было. Денег тоже. И тогда я решительно сорвала новые шторы, которые недавно приобрела бабушка. Запершись в своей комнате, я быстро скроила себе приталенное платье с тонкими плечиками, и зауженное книзу. Не зря на уроках кройки и шитья в школьном журнале напротив моей фамилии стояли одни пятёрки. А нитка бабушкиных бус из маленьких белоснежных жемчужин, потрясающе смотрелась на фоне моего декольте. Вечером я гордо подошла к ожидавшему меня «кавалеру». Но видно качество материала, выдававшего изделие для окон, вызвало у него, привыкшего хорошо одеваться, подозрение. Глядя на моё тёмно-вишнёвое платье, он спросил, где я его взяла? И я честно и гордо ответила ему, что сшила его из новых бабушкиных штор,  ожидая восхищения моей смекалкой и похвалы моему мастерству швеи. Но он задумчиво произнёс:
- Ну что ж, Скарлетт, пойдём.
Интересно, думала я, второй раз в жизни услышав это имя, -  кто такая Скарлетт, и почему он меня так назвал? Нужно будет спросить у бабушки. Но этот вопрос снова вылетел у меня из головы и я не спросила.

Я была высокой,  длинноногой девочкой-подростком, и рано развившаяся грудь придавала мне несколько лет взрослости. К тому же с распущенными по плечам волосами меня в мои пятнадцать лет легко можно было принять за девушку лет восемнадцати. Поэтому ни у кого не возникало удивления, когда  в антракте придя в театральный буфет, мой спутник налил мне в бокал шампанского, а потом ещё и ещё. Я же, строя из себя «взрослую леди», с улыбкой милостиво разрешала за собой ухаживать. И всё думала, кто же я сейчас? На кого из моих знакомых книжных героинь похожа? Я представляла себя Дженни. Так начиналась история этой бедной девушки, которая встретила своего первого мужчину – сенатора. Тот тоже был старше её на много лет. Я находилась в эйфории книжного романа, мне казалось, что вот и в моей жизни началась новая страница. Теперь он полюбит меня, и я распрощаюсь с бедностью. Я буду одеваться, и обуваться лучше всех, мы будем кататься по городам и странам, я куплю себе красивые жемчужные серьги о которых всегда мечтала…
После спектакля он вызвал свою машину и отвёз меня на какую-то квартиру, по дороге не забывая поглаживать мне спину и колени. А я и не убирала его руку. Я уже продумывала свой план обольщения этого «богатенького Буратино». Связь с ним обещала деньги и обеспеченное существование в моём нищем мире! Там мы поужинали и я, в общем-то, впервые в жизни напилась. Шампанское в смеси с вином оказало чудесное действие!
Итак, я видела перед собой прекрасный образчик мужчины «за сорок», у которого настало время «беса в ребро». Иначе говоря, полностью утонувшем в кризисе среднего возраста. Таким подавай молоденьких девочек, чтобы чувствовать себя молодыми самцами. С ним у меня появятся нужные связи, социальный статус, круг общения, средства, наконец, а возможно даже и жилплощадь! Только нужно быть всё время очень осторожной, иначе взлетев высоко, как бы ни пришлось больно падать. А заодно я решила никогда не просить у него денег. Мне придётся постараться сделать так, чтобы он сам был бы счастлив меня обеспечивать.
Пока в моей голове шевелилась эта мешанина мыслей, мой «старикан» (как я для себя его назвала) отвёл меня в спальню. Я увидела широкую кровать, покрытую огромным и пушистым белым покрывалом, на которое он меня усадил. Потом он подошёл к телевизору и, сказав, что сейчас мы будем смотреть кино про любовь, включил порнофильм. Я не задавала никаких вопросов. Просто делала потом всё то, что видела на экране.  Мой старикан был счастлив, и  я была уверенна, что почти завоевала его, и теперь меня ждут несколько лет жизни со старым, но богатым мужиком. К тому же, думала я, он будет ценить то обстоятельство, что он стал моим «первым», лишив меня девственности.
Но ничего этого не случилось. Сначала он вообще исчез куда-то и не подавал признаков жизни. А в следующую нашу  встречу отвёз меня на дачу, где кроме него был ещё его товарищ. Они напоили меня, засыпав комплиментами, от которых кружилась голова и куда-то уползал пол под ногами. А может это было от лишнего выпитого мною – мне было уже не важно. Я расслабилась, чувствуя себя в центре внимания этих партийных «шишек», у которых был «весь мир в кармане». Утром я очнулась лёжа на смятых простынях постели посреди двух  спящих, голых мужиков. Поняв, что произошло, мне захотелось разреветься от обиды и унижения. Я чувствовала себя такой грязной, и такой дурой в конце-концов! Тоже мне – Дженни! Начиталась дуратских книг и поверила им. Но главное, что всё это случилось из-за моей самонадеятельной «безбашенности». Бежать и жаловаться в милицию было бесполезно, и означало, что отныне общество заклеймит меня позором. У этих «крутых» было всё и везде схвачено, благодаря их служебному положению. Значит, рассудила я, у меня нет выхода и надо использовать их по-полной. Я буду хитра как лисица и осторожна как змея. А ещё я вспомнила, что та история, когда Дженни встретила своего сенатора – тоже окончилась полным крахом её планов на лучшую жизнь. Но Дженни всё-равно оставалась тогда чистой – она любила сенатора и любовь эта была взаимной. Умирая, в последние минуты он думал о ней. Бедная, бедная Дженни! Так было жаль её… И как же я сейчас себя ненавидела!
Вот так, сидя на постели посреди двух моих будущих жертв, прижав к себе простыни, я сочиняла свою дальнейшую жизнь. Никогда, - твердила я себе, - никогда и никто не будет выбирать меня для своих целей. Право выбора теперь навсегда достаётся мне!

6.

Проснувшись, мои «кавалеры» были весьма удивленны, что вместо истерически плачущей девчонки перед ними стояла, мило улыбаясь уже успевшая привести себя в порядок, державшая в руках поднос с двумя дымящимися чашками кофе и лежащими на тарелке тостами, девушка. Они сразу ожили, стали перешучиваться. А я улыбалась, и только глаза могли выдать мои презрение и злость. Поэтому я старалась всё время смотреть куда угодно, только не на этих двух старых козлов.
Позавтракав, они оделись, и вскоре мы уже возвращались в город. Им нужно было улетать на какой-то съезд,  я же должна была «выполнить небольшое поручение, чтобы мне не так скучно было ждать встречи». Просто «прошвырнуться» по магазинам, и приобрести себе более приличный гардероб. Я даже не знала, сколько денег лежало в моей сумочке. Мне дали их, не считая, тем самым продемонстрировав свою независимость от нищеты.

…Дженни, Дженни. Это ты рыдала и страдала, и твоё сердце состояло из одной только нежности, любви и всепрощения. Я не буду плакать, - твердила я себе, лёжа в кровати поверх покрывала  у себя в  комнате и уставившись сухими глазами в потолок, - я никогда не буду плакать. А потом я вспомнила о Мегги. О терпеливой, гордячке Мегген из «Поющих в терновнике». Мегги всю жизнь прожила без любимого мужчины, но и она хотя бы любила и была любима. А я никогда не буду нужна никому! Особенно после того, что случилось со мною. Я обречена жить в одиночестве. Но разве я сама не хотела этого? Так почему же мне так плохо? И почему так хочется истерично заорать, забиться куда-нибудь в тёмный угол  и разреветься?...
 
Днём, ни слова не сказав мне в укор за моё повторное ночное отсутствие, бабушка молча протянула мне книгу  «Таис Афинская». Я взяла ее, настороженно глядя в глаза бабушки, и словно отвечая на мой молчаливый вопрос, она сказала:
- Проститутки существовали всегда. Только раньше их называли гетерами. Потому что они были образованными, интеллектуально развитыми людьми, и не опускались до свинского существования. Таис стала знаменитой гетерой уже в 17 лет. Но счастья ей это не принесло.
Бабушка ушла. А я открыла книгу…. 

Таис была гетерой высшего класса. Достаточно образованная, чтобы не страдать излишним узким религиозным фанатизмом и понимать происходящее. К тому же это была действительно историческая личность, живущая  в эпоху Александра Македонского. «Подобно гейшам Японии,  гетеры развлекали, утешали и образовывали мужчин, не обязательно торгуя телом, а скорее щедро обогащая знаниями», - как было написано на первой странице «от автора».
«Ты так умна и прекрасна! Я верю, что ты – не простая смертная. Благодарю тебя за божественную радость! Я не могу выразить своё великолепное счастье, язык не повинуется мне, но даже во сне я вижу прекрасную улыбку Афродиты. Мне нечего отдать тебе, кроме своей жизни…»
Да-а-а, -  с горечью и иронией думала я, читая эти строки, - что-то утром я не слышала таких признаний своему таланту.

7.

Также как и Таис, я стала проституткой в 15 лет. Конечно, сначала я придумывала для себя разные вежливые оправдания, обвиняла обстоятельства, из-за которых мне пришлось так жить, но факты говорили сами за себя. Вот тогда я поменяла своё имя. Я стала Таис. Я уже не могла отказаться от больших и лёгких денег, от поездок по ресторанам, магазинам и курортам. Школу я бросила, не доучившись до выпускного вечера. Впрочем, аттестат о её окончании мне всё-равно принесли прямо домой. Кто же будет спорить с руководящими органами? Один звонок директору – и вот я уже официально закончившая школу выпускница! Точно также одним звонком я была зачислена на один из факультетов иностранных языков пединститута. Я принимала всё, как должное.
Зачем тебе загружать свою хорошенькую головку этими проблемами?- спрашивал меня мой очередной любовник из «верхушки», - не о чём не думай, всё будет сделано лучшим образом. А я и не думала. Я была достаточно умна, чтобы не надоедать, достаточно осторожна, чтобы не давать волю сплетням, достаточно хитра, чтобы извлекать из всего свою выгоду. Бабушку я уже давно не видела. Жила на съёмной для меня шикарной квартире. Как мотылёк порхала средь сверкающих огней богатства и роскоши. Но мне всё  время проходилось бороться за право быть «первой фавориткой короля». Я даже стала иногда ходить в институт и наняла себе репетитора, чтобы поскорее овладеть двумя языками – английским и французским. Языки давались мне легко большей частью из-за хорошей зрительной памяти. Я могла со своим очередным «стариканом» присутствовать на встрече с иностранцами, и переводить беседу между партнёрами. За это многие из моих покровителей очень меня ценили. А потом я окончила трёхмесячный курс танцев, где научилась правильно танцевать вальс, танго и несколько латиноамериканских «зажигалок». Короче я делала всё, чтобы выделиться из толпы молодых «давалок» вечно крутящихся рядом с моими «Буратинами», чтобы урвать себе кусок моего пирога. Но время шло, и мне всё труднее и труднее было мириться с капризами моих любовников, и моим отвращением к их личностям. Всё чаще я не могла начать день без пары-тройки бокалов вина. Так мне было легче жить во всей этой грязи. Вот тогда я завела себе эту тетрадь. Я писала о своей жизни.  Первая страница начиналась так:

"Из холодного, мёртвого льда -
Сделана клетка, где томится моя душа.
Запорошены снегом воспоминания
Те, что когда-то грели моё сердце.
И внутри меня - чёрная тишина,
Которая тяжко давит
На мои бестолковые мысли.
Та музыка, что когда-то жила во мне,-
Умерла.
Умерла.
Умерла."

Это был реквием по моей жизни. Я сама решила, что меня больше нет. Тело без души, ледяное сердце – кукла, которой можно поиграть и выбросив, забыть.
Прошло несколько лет, и  я вдруг заметила, что не так уж и часто ко мне стали заглядывать богатые гости, всё реже и реже меня приглашали куда-нибудь, предпочитая переспать со мной у меня на квартире. А вскоре я поняла причину своей отставки. Всё меняется, и я тоже. Став старше я стала неинтересной своим покровителям, любившим молодых девочек. Уже другие нимфетки заняли моё место. И вот настал день, когда я впервые ощутила страх одиночества. С чем я могла остаться? Денег и драгоценностей  я не скопила, друзей у меня не было, квартира была чужой. Но к бабушке я бы не вернулась. Я стала другой. Она могла бы  увидеть это и не простить. Наверное поэтому я боялась узнать – жива ли она ещё? Только теперь я поняла, как сильно я любила её…

Я стала мотаться по вечеринкам у знакомых и ночным клубам, всё ещё надеясь подцепить очередного богатого клиента. Но где-то внутри меня вдруг зажёгся огонёк надежды – а вдруг я встречу человека, для которого буду любимой и желанной? И тогда конец этому невыносимому существованию, этой затянувшейся жизни гетеры. Мы будем любить друг друга, мы будем счастливы. И может быть и у меня когда-нибудь появится свой дом и дети? Мне захотелось нормального женского счастья.
И вот в моей жизни появился «мужчина моей мечты». Он пригласил меня выпить бокальчик, а потом ещё, и ещё. Позже он отвёз  меня домой на  машине белого цвета с белыми накидками на сиденьях в салоне, и остался на ночь. Принц на белоснежном коне завоевал моё сердце без боя, - восторженно думала я.  У нас закрутился роман. Я честно рассказала ему о своей жизни, и он принял меня такой, какой я была! Мне казалось, что вот оно -  счастье! Наконец-то и моей жизни появился мужчина, который любил меня! Но любовь моего «принца»  закончилась ровно в тот день, когда у меня закончились деньги. А так как мне их никто уже давно не давал, то и взять мне их было негде. Принц исчез однажды, ушёл не простившись. Ни записки, ни адреса. На звонки не отвечал. Я словно сломалась от этого удара судьбы. Мне больше не хотелось бороться за женское счастье, не хотелось карабкаться из того грязного болота, где я жила. Я написала в своей тетради:

«На красных вишнях белый-белый снег…
Это мои мечты под белым трауром реальности…»

Оставшись одна, я, неумытая и непричёсанная, день и ночь слонялась по квартире в пижаме и опустошала все запасы спиртного, которые могла найти. Двери никому не открывала, к телефону не подходила, уже не веря, что услышу голос мужчины, которого я так неосмотрительно впустила в свою жизнь.
Не знаю, сколько прошло времени, но  мой пропавший друг  вернулся, открыв дверь ключом, который я когда-то подарила ему,  и привёл с собой незнакомца. Тот был иностранцем. Пока иноземный гость сидел и курил в гостиной, мой бывший «Принц» убеждал меня, что нам надо как-то жить дальше. А этот немец мог заплатить за мою «любовь». Какая мне разница, - спрашивал он, - время дядей-начальников закончилось, пора думать о других способах бегства от бедности.
Я слушала его, а сама смотрела на всё это как бы со стороны. У меня уже давно появилась такая привычка. Я всегда существовала словно в двух телах. Одно, физическое, было здесь и сейчас. Другое, невидимое, вечно находилось рядом. И чаще я была именно в нём, наблюдая за жизнью куклы, продающей себя за деньги. Я согласилась. Мне было уже всё равно. Мир, где жила моя розовая мечта о любви, семье и детях – разбился, порезав меня осколками. Я снова очутилась в грязном болоте, откуда лишь недавно, как мне казалось, выбралась.

И покатилось... Один иностранец сменялся другим. Их лица стирались из моей памяти так же быстро, как пролетало время, в котором я не жила – существовала. Я иногда не успевала выспаться, потому, что мой сутенёр, совсем недавно бывший моим "любимым",  дорвавшись до дармовой валюты, которую он «честно» делил между собой и мной, не знал покоя. В конце-концов, когда  после очередного «свидания», со мной случилась истерика, и мой верный страж сделал мне какой-то укол. Я расслабилась. Мне казалось, что я лечу. Лечу, свободная как птица. И никаких мужиков, угрызений совести, тревожных мыслей… Я всё чаще и чаще требовала укола. И не выдержав моей очередной истерики, «Принц» ударил меня. А потом, не сумев остановиться, избил так, что мне пришлось проваляться в постели неделю, чтобы я снова могла шевелиться. И всё покатилось по-старому. Укол, вино, постель. Укол, вино, постель. Укол, вино, постель. Я уже не помню, когда выходила на улицу. Я даже не помнила, что сейчас за окном -  зима или лето. Мне было уже всё равно.

Прошёл уже почти год, как я «работала» за валюту. Но денег у меня не было. Тем, что у меня оставалось после дележки с моим стражем, я оплачивала «уколы счастья» ему же. Жила в мире алкоголя,  сигарет и  наркотиков. Очнувшись однажды после «трудовой смены» я обнаружила возле себя ещё одну девушку. Я спросила её, что она здесь делает, и вообще кто она? Она ответила, что теперь тоже живёт здесь и «работает». Звали её Наташка. Она была светловолосой и статной  блондинкой лет двадцати. Отныне мы вместе развлекали и ублажали гостей.
Как-то, когда мы остались одни в квартире, она стала  уговаривать меня бежать.
- Куда? – горько усмехаясь, спросила я, - Это мой дом. Мне некуда бежать.  Да к тому же я уже давно  наркоманка.  Мне не выжить на свободе.
- Нет, - сказала она, - это давно уже не твой дом. Когда ты последний раз платила за эту квартиру?- и увидев, как я пожала недоумённо плечами в ответ, добавила – я тоже сижу на наркоте, но надеюсь ещё не поздно завязать с этим. Если мы хотим выжить – нам надо бежать!
Я подошла к окну. Посмотрела на небо. По синему небу летели большие, пушистые, белоснежные облака. Я позвала Наташку к себе и, показав ей на облака, сказала:
- Посмотри, моя Эгесихора, на это небо. Оно так манит и влечёт! Видишь эти облака? Такие светлые, такие чистые! Как та, другая жизнь, в которой нас с тобою нет. Но нам с тобой уже не взлететь к этим облакам. На нас столько грязи, что она давит на наши крылья, и мы не можем ими шевелить.  Нас всегда найдут. Или мы сами погибнем.
- Кто такая Эгесихора? – спросила Наташка.
- Верная подруга Таис Афинской, - ответила я, - когда-нибудь я расскажу тебе о ней. Она, так же как и ты, была смелой и бесстрашной.
- Пусть Эгесихора, - ответила Наташка, - одно я знаю точно – надо рискнуть.

На следующее утро я сама разбудила её и сказала, что согласна. Я не спала всю ночь, думая о своей жизни. Я столько наделала ошибок! И так страшно было начинать всё заново! Но у меня бы хватило сил разорвать эту паутину жизни гетеры! Я твёрдо решила покинуть этот проклятый мир и начать всё заново. И об этом я сказала Наташке. Мы радовались как дети. Сочинили себе план побега и придумали, как и где укроемся, когда нас начнут искать. Нас не смущало даже то, что мы не нашли в квартире никаких своих документов и денег. Мы всё равно решили сбежать. Мы стали больше, чем просто подруги, мы стали сестрами. Потому что мы обе были бесконечно одиноки в мире, где существовали. Мы рассказывали друг другу о своей прошлой жизни, мечтали о будущем, в котором нет места грязи. Мы уже назначили дату побега. Но не успели…

На нашей квартире собралась шумная вечеринка. Я, как всегда после нескольких  бокалов вина и укола, терпеливо и спокойно воспринимала действительность. Я даже не пыталась узнать, кто все эти люди, едящие, курящие, пьющие в угаре музыки и застолья. И не заметила, как двое весёлых парней смеясь и балагуря, увлекли меня за собой к дверям, а потом я оказалась у них в машине. Мы долго куда-то ехали, о чём-то говорили, а я всё время смеялась, так как прямо в машине один из моих новых друзей дал мне какую-то чудесную «таблетку смеха». Мы приехали к какой-то многоэтажке и поднявшись на четвёртый этаж, оказались в большой квартире, где грохотала музыка и вились столбы сигаретного дыма. Новостью для меня стало то, что там уже находилась и моя Эгесихора. А кроме неё ещё трое пьяных мужиков. Они уже успели «отдохнуть» с моей подругой, о чём говорил её растрёпанный  вид. На столе в беспорядке теснились еда и напитки. Увидев меня, «стадо» дружно заревело, загоготало, засвистело. Мне сразу налили «двойной за опоздание». Понимая, что меня ждёт, я решила окончательно напиться, чтобы ничего не видеть и не чувствовать.
А потом, после того, как я всех «обслужила», мне пришлось несколько часов поработать «столиком». Это когда девушка голой стоит на коленях, со склонённой головой,  опираясь в пол руками, а на её спине стоят рюмки и бутылка, и кое-какая закуска. А посреди её спины «поле», по которому с силой бьют игровыми картами. Я молчала и не сопротивлялась. Я решила выжить в этом кошмаре. Тело моё болело от ожогов – эти подонки тушили свои сигареты прямо об меня. Ноги затекли, колени вообще одеревенели, руки словно налились огромной тяжестью. Хотелось хоть немного выпрямиться, хоть как-то пошевелиться. Но за каждую попытку пошевелиться меня ждал пинок от кого-нибудь из игроков. В конце-концов я, обессилев, просто растянулась на полу, упав. Дёрнув за волосы, кто-то приказывал мне подняться, но я, закрыв глаза, не шевелилась. Разъярённые таким непослушанием, эта пьяная компания просто отпинала меня. Но зря они сделали это! Я отключилась, и им пришлось на время оставить меня в покое. Очнувшись, я даже представить не могла, сколько уже прошло времени. Я лежала на полу, сверху на меня кто-то вывалил остатки еды из тарелок и окурки из пепельниц. Мне было холодно. Моё тело состояло только из боли. Я попыталась встать, и едва мне удалось приподняться, как рядом раздалось:
- А-а, вот и наша спящая красавица очнулась!
И снова я стояла на коленях, как будто бы до этого ничего не было. Из их разговоров я поняла, что пока я находилась в отключке, они тоже успели передохнуть и даже поспать, а сейчас снова были полны сил. Значит, решила я, прошло больше суток как мы здесь. Но надо было что-то делать! Надо было как-то спасаться из этого логова. Думай, приказала я себе, - думай!

Мне повезло хотя бы в том, что в карты они играли дольше и чаще. Но Наташке было хуже. Намного хуже. С ней решили развлечься любители БДСМ.Эти садисты извращались над ней до тх пор, пока она молчала. Но настал момент, когда Наташка взвыла от боли! Один из мужиков, «качек», стал пинать её, крича и матерясь – «Заткнись, сука! Заткнись!» Наташка замолчала, потеряв сознание. Она лежала на полу бледная, связанная окровавленными верёвками. Потом её отволокли, таща по полу, в другую комнату, и оставили там. Я же, пока они возились с моей подругой, успела встать, надеть свои трусики и набросить на себя мужскую рубашку снятую кем-то и брошенную на спинку кресла. Потом хотела пробраться к дверям, чтобы рискнуть убежать из этого логова и позвать кого-нибудь на помощь, чтобы спасти мою Эгесихору. Но в это время все вернулись из коридора, в котором они находились. Увидев меня в рубашке, они замерли, а потом удивление на их лицах, сменилось злобной ухмылкой.
- Куда собралась, падла? – ядовито улыбаясь, спросил один из них, самый мелкий, и самый противный из-за своих прищуренных крысиных глаз.
Я, решив не сдаваться,  молча стала пятиться от него к окну. Мельком зачем-то взглянула на настенные часы, отсчитывающие последние секунды моей жизни.
- Сейчас ты отработаешь нам за себя и за эту тварь, - продолжил он, - усекла? А будешь рыпаться, заткну глотку и на куски порву!
Улыбаясь рассечёнными от удара ноги одного из игроков губами, не отрывая глаз от своих мучителей, я открыла окно и вскарабкалась на подоконник. Они молча, не шевелясь наблюдали за моими действиями.  А «крысёныш», говоривший со мной, стал медленно приближаться ко мне. Я, сев на подоконник открытого настежь окна, оглянулась и увидела выпавший белый снег на домах и деревьях,  а на небе точно такие же белые облака, за которыми мы лишь недавно наблюдали с Наташкой, мечтая о свободе.
Потом, повернувшись уже к почти приблизившемуся ко мне вплотную «крысёнышу», сказала:
- Ну что, сволочь, полетаем?
Не успел он сообразить, как я молниеносно обхватила его руками и сильным рывком опрокинула на себя, увлекая за собой в пустоту окна…

8.

Первое что я увидела, приоткрыв глаза, была огромная белая лампа надо мной. Я хотела пошевелиться и не смогла. Огромный панцирь сковал моё тело. Всё было обездвижено во мне. Только глаза ещё могли жить и двигаться. Я закрыла их от нестерпимого яркого света и попыталась вспомнить, что со мной случилось. А когда вспомнила, застонала. Возле меня сразу оказались люди в белых халатах. Они что-то стали говорить, наклонившись ко мне. Но гул в ушах не давал мне расслышать их голоса. Я хотела приподнять голову от подушки, но страшная боль молнией пронзила моё тело и я снова погрузилась в спасительную пустоту, где её не было.
В следующий раз, когда я очнулась, я увидела возле себя Наташку! Я не поверила своим глазам. Она смотрела на меня и улыбалась. Мне даже показалось, что я сплю. А Наташка, словно прочитав мои мысли, помахала мне рукой и сказала:
- Привет! Это действительно я. Я не приведение, – и она засмеялась.
Я хотела сказать ей, как же я рада видеть её, но, не сумев произнести ни звука, заплакала. Так мы  смотрели друг на друга и плакали от счастья, что живы и встретились.
Прошло много месяцев, пока я сумела встать на ноги. Так как моя жертва упиралась, не желая лететь со мной, то падая, мы перевернулись. Я упала на него и  поэтому выжила. Хотя по моему виду об этом можно было догадаться с большим трудом. Кто-то из соседей видел моё падение из окна беспокойной квартиры и вызвал милицию. Там и нашли Наташку, для которой была вызвана ещё одна машина «скорой помощи». А бравых молодчиков, которые устроили себе эту славную «развлекаловку» почти всех арестовали. Только одному удалось сбежать. Одному из тех, который привёз меня на квартиру. «Крысёныш», на которого я упала, сразу отправился в мир иной, и я надеялась, он попал туда, где ждёт его армада таких же отщепенцев. Наташка подлечившись в больнице, и успела рассказать следователю все, что знала обо мне, о моей прошлой жизни и настоящей.  И поэтому, однажды открыв глаза, я увидела у своей постели, сидящую бабушку. Бабушка плакала, прикрыв глаза ладонью, и её всхлипывания раздавались тихим шорохом в палате.
- Если ты не перестанешь плакать, я тоже разревусь, - сказала я, - и тогда мои бинты и постель – всё будет мокрым.
Бабушка отняла руку от лица, и бросилась ко мне. Она обняла меня, целовала мне глаза, нос, щеки, и всё твердила:
- Прости меня, внученька! Прости!
- Я так люблю тебя, бабушка, - сказала я ей и, не удержавшись, тоже заплакала, - это я виновата перед тобой, а не ты. Прости меня, я была такой дурой! И, Боже мой, как же я хочу вернуться домой!

…Летним солнечным днём я сидела на скамейке в больничном парке. Подняв лицо вверх и закрыв глаза, я наслаждалась тёплыми солнечными лучами. Я уже могла потихоньку передвигаться, опираясь на выданную мне палочку, сломанные кости почти все уже срослись, только голова ещё часто болела. Я даже прошла вместе с моей верной Наташкой реабилитационный курс лечения от наркотической зависимости. Я вспоминала свою жизнь, свой полёт к облакам из окна, и вдруг усмехнулась, подумав о себе – тоже мне «Гетера в облаках»!
«Гетера, игрушка судьбы, всецело зависящая от случая» - так говорила Таис, - радость сознавать себя всегда красивой, всегда желанной».
Мне вспомнилось, как Таис, услышав как её дочь восхищённо мечтает стать гетерой, сказала ей, что та наслушалась много разных сказок: в жизни, чем бы ни занимался человек, а особенно женщина, всё происходит не так легко и безоблачно. Девушки часто думают, будто очарование юности, мелодичный смех и лёгкая походка, - средства уже достаточные для достижения успеха. Нет, неверно. Год, другой, а потом всё кончается свинскою жизнью в попойках с грубыми, скотоподобными чужаками…
Мои мысли прервали чьи-то шаги. Я открыла глаза и увидела мужчину стоявшего передо мною. Держа руки в карманах куртки, он смотрел мне в лицо.
- Ну что, сука, выжила? – почти ласково спросил он меня. – А братан-то мой на том свете. Тебе, гниде, жизнь спас. Но я не такой добрый, есть последнее желание?
Я понимала, что кричать бесполезно, и поэтому, глядя ему в глаза, ответила:
- Ты ошибся, гадёныш, я не сука, – и добавила - я гетера.
Он медленно достал  пистолет и выстрелил в меня….

9.

И снова проклятая лампа слепила мне глаза.
- Господи, ну хоть кто-нибудь, выключите же наконец этот свет, - раздражённо сказала я.
Щёлкнул выключатель, и я увидела бабушку. Она снова плакала. Но теперь ещё и улыбалась, держа мою руку в своей.
- Говорила же я тебе, что хочу вернуться домой, - проворчала я, - а ты не забрала меня.
- Всё, - ответила бабушка, - как только встанешь на ноги, заберу.
Потом она рассказала, что мне снова повезло. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от сердца, и я осталась жива. Киллера поймали, как не странно, очень быстро. Он и не думал отпираться, только узнав, что я снова выжила, удивлённо произнёс – Гетера шальная...

Поздней осенью я стояла посреди своей комнаты, и мне не верилось, что прошло столько лет. Я видела тот же шкаф с книгами, ту же кровать, тот же письменный стол. Зашла бабушка. Она подошла к шкафу, достала с полки книгу. Подойдя ко мне, она протянула её мне со словами:
- В прошлый раз я ошиблась. Я дала тебе не ту книгу, и ты избрала неверную дорогу жизни.  У тебя сильная воля к жизни и ты сама сильная личность. Потому что ты Скарлетт. Вот, возьми. И начинай жить сначала.
Услышав, как меня уже в третий раз назвали этим именем, я взяла книгу. Она называлась «Унесённые ветром»…
 
10.

Вот уже год как я нашла себе работу. Я преподаю детям языки в частной школе. Ещё веду кружок книголюбов, где все говорят только на английском или французском. Мы обмениваемся мнениями о прочитанных книгах, делимся впечатлениями, ставим небольшие спектакли, которые сами же и придумываем. Я и не думала, что мне будет так интересно жить! Мир детей – это мир чистоты и света, мир детской романтики, фантазии, счастья. Я обожаю детей! Всё своё свободное время я теперь провожу со своими учениками. А ещё мы путешествуем. По городу – по музеям, театрам, выставкам. Или за город, где просто отдыхаем на природе. Я поставила крест на прошлой жизни, и запрещала себе  даже вспоминать о ней. Я жила своим настоящим и была счастлива!
Недавно к нам с бабушкой в гости пришёл наш старый знакомый – следователь, который вёл дело о покушении на мою жизнь. Когда бабушка вышла на кухню, он достал из кармана мою тетрадь, и, протянув её, сказал:
- Вот решил вернуть. После обыска в той квартире, где ты жила, я забрал её себе. Помнишь - «ЧИТАТЬ ЭТУ ТЕТРАДЬ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ!!!»?
-  Да, - ответила я, - я не обманула. Таис умерла.
И забрав мой «дневник гетеры», в котором я когда-то вела свои записи, положила его в ящик письменного стола.
- Так с кем же я говорю сейчас? – улыбнулся он.
- Со Скарлетт, - улыбаясь в ответ, ответила я ему, слегка пожав плечами.
Он посмотрел на меня, а потом, встав с дивана, на котором мы сидели, и слегка наклонив голову, торжественно произнёс:
- Разрешите представиться? Ретт. Ретт Батлер! - и видя моё недоумение, взяв меня за руку,  добавил, - слушай, Скарлетт, что ты делаешь сегодня вечером?
Я посмотрела на его обувь. Его туфли были вычищены, с целыми, не сбитыми носками и аккуратно завязанными шнурками, – как у Лестера. Подняв глаза от его туфель и тоже встав с дивана, я сделала реверанс и величественно ответила:
- Я свободна и жду твоих предложений…

Вечером, перед тем, как уйти на моё первое в жизни романтическое свидание, я достала свою тетрадь и сделала в ней последнюю запись:

«Когда просыпается город, и солнце робко пробивается сквозь ночную серость, я приветствую эти проблески нового дня! Вчера уже прошло. Сегодня будет сегодня. Если ты наделала вчера ошибок - забудь!!! Сегодня пришёл новый день. У него новое солнце, новые часы и минуты. Не мучь себя мрачными и нудно бередящими душу воспоминаниями. А о прошедшем лучше не жалей. Иначе как бы ты смогла учиться на своих ошибках? А это и есть жизнь! Удачи, Скарлетт!!!»