72

Рисунок 97г: Мифология жизни

***

- «Все это старо. И это старо. Тут вообще все старо» - «Так как же жить тогда?» - «Но разве мир не огромен?» - «Везде одно и то же, всюду старенькие места; даже самое новенькое  уже  старенькое» - «Да, но разве мир не огромен?»

«Да ты что?!» - удивление другому, и себе, оказывается, неверно воспринимавшему другого.
«Ничего себе!», «Ну, ты даешь!» - «Ничего себе, я. Ну, я даю! Пора удаляться, шатаясь, из нового мира, полного непонятных и опасных чудес... «Куда там! Вот это да. Вот это называется  «влип»!»

***

Женщина смотрела взволнованно, но я уже видел, что она любила не меня, а свою любовь и что она всегда любила свою любовь, отчего все выродилось, выпало в осадок, сахарно белый и сладкий. «Я для нее то венец  творения, а то кудлатая шапка, которую срывают с головы и бросают на пол, чтобы вцепиться в грязные волосы».

«Все так горько!» — и я ищу кусочек сахара, чтобы не горчить; «все так сладко!»  - и я выдавливаю из себя горечь («опять этот сахар!»), чтобы не засахариться. Кислый юмор. Горько-кисло-сладкий сорт писаний...

***

У кого сложности, у того эгоизм: «извини, мне некогда, надо заниматься своими сложностями»; или: «пошел вон, мне некогда, своих проблем по горло!» - а у кого эгоизм, тому не понять, в чем его главная сложность…

Нечто запутанное, то ли сеть в механизме, то ли механизм в сети, рядом сидит эгоист… - и гордо озирается эгоист, важно качает головой... (Так ведет себя сокрушенный эгоист, остаток эгоиста - пока  в силе, он не юродствует и вообще совсем-совсем не дурак)

***

Бедный день. Ну, бедный день, что поделаешь — ни солнце не светит, ни трава не растет, ни голова не работает. «Нет, я открою свои битком набитые кладовые,  включу весь свет,  силом включу музыку,  увижу видения,  додумаюсь до того, что не додумал вчера» - но бедный день; и не уродуй его, не делай нищим…

Изуродовал лицо: сослепу, от яркости света или же яркой тьмы, уже не помню - и память ослепла; в одно мгновение все увидел, в другое все забыл, а в прочие пытаюсь понять, зачем  изуродовал лицо, как  его буду возвращать. «Я многое забыл, пока, что ни нарисую, всё -  либо урод, либо распятый».

 «Где найти то, что делает сильным и счастливым?» - никто не знал, все пожимали плечами, норовя не задерживаться около, одна выносила помойное ведро, другой спешил на свой кислый завод и уже закурил  сладкую сигарету и одна была женой другого, и я вышел из барака, в котором уже было двадцать этажей...

Я увидел богатого, издали выглядевшем сильным и счастливым, он стоял возле лимузина (шофером в нем, впрочем, был кто-то из барака) и богато одетой жены с породистой собакой, но, подойдя поближе,  без труда разглядел  всё то же помойное ведро, только переодетое, всё тот же завод и всё та же сигарета, он голый стоял передо мной и слегка поеживался, ожидая  вопроса... Но я уже уходил, уезжал и вместе со мной ехали какие-то мужички, вроде пасечники, всё более милые и симпатичные, и какая-то девушка, ласковая малышка...

Приключения отчаянного пессимизма со счастливым концом. Кому еще нужна вера, надежда, любовь, если не пессимизму. Бога трудно убить. И Он потом спросит: «ты зачем Меня убивал?» Одни, чтобы не спросил, стараются дружить с Ним, а другие стараются вконец добить, но ты Его хоть к кресту прибей или в могилу положи и камень привали - Он все равно воскреснет. Но и подружиться с Ним очень трудно, тюгавые мы слишком…

Реализм верит в Бога, потому что всюду видит Его жизнь в полноте, а авангард - потому что видит, что Он бессмертен, что Его не убить и  самой авангардно изощренной смертью. Реализм копирует Бога, но Он к этому почти равнодушен, а авангард убивает, но Он почти прощает, терпит боль - кто же из них, наконец, догадается, как надо вести себя с Богом, чем Ему угодить? Кто поймет, что дело не в слепой вере и не в голом познании, а в синтезе, дружбе главных качеств и стоящих за ними Богов...