Лонгченпа

Резкий толчок в спину и я кубарём пронёсся мимо несущейся на полных газах машины. Звук гудка ещё долгим эхом звучал в голове. Что это было?! Я не успел опомниться.
Человек стоявший возле меня на обочине смотрел очень спокойно, прямо в глаза. Хотя ничто не говорило о том, что он улыбается, глаза его лучились ясным, искристым светом. Создавалось ощущение, что он видит меня насквозь, при этом его не смущает ни моя «нагота», ни внутренняя грязь.
- Как поживаешь? – спросил он меня.
Ошарашено оглядываясь, я приходил в себя. Откуда он взялся? Как он успел выдернуть меня из под колёс машины? Как он успел преодолеть всё расстояние до бордюра, когда до него было две полосы автострады и с десяток машин несущихся наперегонки? Все эти вопросы пульсировали в моём воспалённом мозгу. Калейдоскоп последних событий просто загонял моё трепещущее сознание в глухой угол, из которого, казалось, не было выхода.
- Как видишь, - единственное, что я мог пробормотать глухим голосом.
- Да уж, вижу, - засмеялся он так, словно услышал самую смешную шутку в своей жизни.
Я тоже невольно усмехнулся. Правда моя усмешка была далека от идеала.
- У тебя есть свободное время? Могли бы поболтать о том - о сём.
Времени у меня теперь было много, вся жизнь, которую я вновь обрёл.
Мне нравилось, что он не стал на меня кричать, заставляя защищаться, не стал выспрашивать, почему я рванул под машину. Он не расспрашивал и не кричал. Он не отвернулся и не пошёл дальше своей дорогой, он не был напуган, не был рассержен, не был шокирован… и этим был уже шокирован я. Всё-таки, рядовой ситуацией это никак нельзя было назвать, а он вёл себя так, словно каждый день только тем и занимался, что спасал людей сигающих с карниза, режущих себе вены или бросающихся под движущийся состав электрички.
Я двинулся за ним неуверенным шагом и вдруг стал оседать. Ноги дрожали и подкашивались. Я знал что этот эффект вызван выбросом в кровь порядочной доли адреналина.
- Адреналин хорошая вещь, но нервы лучше поберечь.
Почему-то его слова действовали на меня успокаивающе и как-то гипнотически, что ли? Я не стал спрашивать, умеет ли он читать мысли. Сейчас я был готов к тому, что он ответит «да», но вот буду ли я готов к такому ответу, я не был уверен. И буду ли я чувствовать себя защищённым в такой ситуации?
- Ну, не знаю.
- Простите?
- Ну не знаю, можешь ли ты чувствовать себя защищённым, когда некая часть тебя толкает тебя под колёса.
- Вы умеете читать мысли???
- А зачем их читать, если у тебя всё на лице написано.
В очередной раз я был поставлен в тупик. Если так и дальше пойдёт, то мне точно светит дурка.
- По-моему лучше в сумасшедший дом, чем в морг!
Его глаза сияли озорной улыбкой, сам же он светился блаженством младенца. Он неспешно разглядывал всё вокруг, будто впервые видел этот мир. Будто мир был полон для него чудес. Он с таким упоением щурился лучами осеннего солнца, проникавшим сквозь жёлтую листву клёна, что казалось, он просто блаженствовал.
– Люблю получат удовольствие от жизни, а ты разве нет?
Я уже перестал удивляться его ответам на мои мысли. И задумался над тем, когда же я в последний раз хоть чем-нибудь любовался, хоть чем-нибудь наслаждался по-настоящему, так спокойно, всей грудью впитывая блаженство от…
- … От пребывания в моменте настоящего, - опередил незнакомец мои мысли.
Повернувшись ко мне на одних пятках, изящным жестом, какому мог позавидовать любой хореограф, он молвил… почему-то для его обращения подходило только слово «молвил»:
- Лонгчен Рабджампа, собственной персоной! – задорно улыбнувшись, он чуть склонил голову и вскинул взгляд на меня. Я понял, что мне тоже нужно представиться, но от неожиданности я вдруг забыл как меня зовут. Пока я пытался ухватить в своей голове хоть одну мысль, он потешался надо мной и чуть ли не катался по полу. Это ещё больше меня смутило.
- Андрей, - вдруг выхватил я свою «визитную карточку», - друзья… знакомые, зовут Эндрю. А ваше имя какое-то…
Я потерялся, не зная как подобрать слова. Фраза всё равно получалась какой-то кривой и обидной, мол, что это за имечко у вас такое, где ж такие дают, интересно.
- Да я не обижаюсь, имя для вашей местности действительно экзотическое. Оно тибетское.
- Вы из Шамбалы? – почему-то ляпнул я. Откуда у меня вылезла эта Шамбала, из каких тайников подсознания?..
- Из Шамбалы, из Шамбалы, - казалось, что сама мысль о том, что Тибет – это исключительно мифическая Шамбала, его сильно позабавила, - кстати, можешь называть меня на «ты», так же как я тебя… и да, можно звать меня просто - Лонгченпа, так короче. Итак, Эндрю – Лонгченпа.
Он протянул руку. Я с нерешительно протянул свою. Рукопожатие было не сильным и не вялым, не скорым и не долгим. Я немного разбирался в рукопожатиях и по рукопожатию мог определить характер человека. Рукопожатие как почерк, как…
- Как почерк, как визитная карточка, как имя..
- Точно! – согласился я, даже не заметив, что соглашаюсь со своими же невысказанными мыслями, - а имя – как некий образ, как некая суть характеризующая человека.
- В точку, мой мальчик!
Только сейчас я обратил внимание на возраст Лонгченпы. Казалось это и старец, и младенец одновременно. Ему с лёгкостью могло оказаться и пятьдесят, и сорок, могло быть и все семьдесят, но это казалось невероятным.
- А знаешь, сколько живут джины? – перебил он ход моих мыслей.
- Только не говорите что вы джин! – сейчас я был готов ко всему, даже к такому признанию.
- Не скажу, - согласился он, присев на скамью в парке, жестом предлагая сесть мне, - Я не джин. Прототипом джинов послужили сансарные боги и голодные духи. Ни к тем, ни к другим я не принадлежу.
- Честно скажу, я не силён в мифологи.
Как-то, незаметно для себя самого, я переключился взглядом на проходящую мимо девушку. Даже не на саму девушку, а на её стройные точеные ноги в чулках.
- Миражи Майи бывают так восхитительны…
Я чуть отвлёкся на звук позади нас. Возле «вечного огня» два бомжа что-то не поделили и громко спорили.
- … А порой, так отвратительны.
- Что, простите?
- Мы же договорились обращаться на «ты».
- Да, точно, простите, я забыл.
- «Прости, я забыл».
- Что вы забыли?
Тут его разобрал безудержный смех. Я долго недоумённо смотрел на него, пытаясь прокрутить последние фразы нашего диалога. Что-то я совсем не улавливал смысл.
- И не уловишь! – воскликнул он, хлопая себя ладонями по коленям, - ты слишком часто отвлекаешься!
- Да нет, я просто… А к чему это вы?
- К тому, что я уже пол часа только и твержу: обращаться следует на «ты», а у тебя из головы всё нейдут эти женские ножки, в то время как тебя должна заботить твоя собственная судьба, потому как всего пять минут назад ты хотел покончить с собой!

Я потупился, мне стало, не то что стыдно, а как-то горько. Снова всё показалось таким тупым, бессмысленным, вся горечь последнего времени вернулась. Меня стало разрывать, разрывать внутренне, я прямо чувствовал, как наполняюсь желчью, ненавистью, желанием причинить боль. Кому? Да какая разница кому причинять боль! Всё равно она моя!!! Моя боль! Желание причинять боль и злоба захлестнули меня. Челюсть стала сжиматься, губы искривляться в усмешке, а глаза наливались кровью.
- Ну, чё, типа спас? Спаситель!.. Ну а каково??? Каково спасал-то, а? Чё ты от меня вообще хочешь?!
Резко обернувшись, я хотел поймать его взгляд своим, чтобы дать ему ощутить то, что чувствовал я последнее время, всю ту боль обречённости, всю ту тоску отвергнутости, никому-не-нужности. Мне хотелось схватить его и трясти в своих руках, хотелось накинуться на него и, повалив на землю, счесать свой кулак до костяшек, об его блаженное личико.
Мой взгляд мозолил пространство. Абсолютно пустое. Никого не было. Не было никого ни на скамейке, ни поблизости. Ощущение что у меня выбили опору из-под ног, что я сейчас беспомощно болтаюсь в воздухе, подвешенный за одну ногу, были так сильны, что меня тут же стошнило на мощёную дорожку. Всё кувыркалось перед глазами. Я вскочил и, не разбирая дороги, побежал.
Куда я бежал? Как долго? Зачем? Я не знал. Остановился только чтобы отдышаться, когда почувствовал привкус крови во рту. Мир наконец-то начал принимать привычные очертания.
Что это было? Это сон? Блин, надо попытаться проснуться! А может это всё те психоделические опыты? Флешбек? Да нет вроде. Я точно помнил этот день, как и череду предыдущих, слившихся в один нескончаемый трек, зациклившийся и неизменно проигрывающийся с чёткой последовательностью.
Ощущение зацикленности, повторяемости, порождало ощущение безысходности. Меня не было в том, что со мной происходило. Всё происходило само, на автомате, по привычке. Я превратился в механическую куклу, которая по привычке открывала глаза, по привычке ела, не ощущая вкус пищи, по привычке торопилась на пары, не видя смысл на них ходить. По привычке моё тело набивалось в забитое метро, ненавидя и само метро, и всех окружающих, по привычке оно сидело на парах и слушало какие-то бессмысленный набор звуков, произносимых лектором. Потом, по той же привычке, тело вставало и ехало назад, поднималось по ступенькам на девятый этаж, заваривало вермишель быстрого приготовления, впихивало её в себя и падало на кровать. Оставшийся кусок дня был наполнен абсолютной пустотой и скукой, абсолютным одиночеством и ощущением абсолютной никчёмности собственно существования. Все эти ощущения, все эти мысли тоже приходили по привычке.
Кто-то скажет, так отвлёкся бы от этих мыслей, занялся бы чем-нибудь, спортом например или попил бы с пацанами пивка, сходил бы на дискотеку, забил бы косячок, почитал бы книжку, полез в нет посмотреть порнушку, замутил бы с девчонкой... Развеялся бы. Надо уметь расслабляться.
Не поверите, но все эти рецепты я испробовал! Я примерно ходил в тренажерный зал три раза в неделю. Примерно читал каждый день новую книгу. Примерно лазил в интернет, ходил в кино, на дискотеку. Примерно знакомился с девчонками, с которыми пытался строить серьёзные отношения и не очень. Я наполнял своё пустое существование такими же пустыми развлечениями – отвлечениями от своей проблемы. А в чём была моя проблема? В чём? Я не знал. Только меня воротило от всего вокруг. От всего вранья в людях. От их самодовольства.
Мне ничего не хотелось. И вместе с тем, что мне ничего не хотелось, во мне было огромное желание. Желание чего-то реального. Сильного, мощного, чудесного. Чего-то стихийного, спонтанного. В такие моменты я понимал для чего людям война. Она заставляет мобилизовать все силы. В такие моменты я понимал, зачем люди бросают вызов стихии, карабкаются на отвесную скалу или преодолевают на судёнышке океан. У меня было огромное желание, чтобы что-то произошло со мной, что-то настоящее, заставившее почувствовать меня вкус жизни.
А ещё было огромное желание с кем-нибудь поговорить. С кем-нибудь живым, по-душам, а не по привычке. Тогда я выходил на блок и пытался общаться со своими соседями, которым казалось, что они знают меня и что я их лучший друг. Думали они так, и видели во мне друга, потому что им так было привычно, удобно и комфортно. Они не были мне истинными друзьями. Они не пытались заглянуть мне в душу, они не желали знать меня! Они не видели меня, они видели только себя! Когда же я пытался влезть в душу человека меня просто-напросто вышвыривали. А когда я открывал свою душу, со всей своей болью, то в неё тут же плевали. Потом от меня держались подальше, вносили в «чёрные списки», и считали шизиком, так как нельзя было знать точно наперёд, что я выкину в следующий момент.
Вся эта игра в дружбу, во взрослые отношения с девушками была скучна, бессмысленна и нелепа. Но кроме этой игры не было ничего, потому это шоу должно было продолжаться.
А ещё была влюблённость. Очень яркая. Настоящая страсть. Любовь с первого взгляда. Желание подойти и страх… А потом, через пол года всё же подошёл, всё же решился и познакомился с этой красавицей, богиней, которой каждый день признавались в любви незнакомые мужчины. Было знакомство и была дружба и милая игра в дартс, когда я держал её руку в своей и показывал как правильно кидать дротик, а её губы, её дыхание было так близко. И было катание на роликах в парке. И было жестокое разочарование. И проблема была не в том, что она видела во мне лишь друга, она во всех влюблённых мужчинах видела только друзей, проблема была в том, что она была так же поверхностна как и все. Чудо как мила, чудо как прелестна. Но это была кукла.
Подделка!
Аааааа!!! Как меня разрывало, я так хотел видеть её, касаться её, обнимать, целоваться вглядываться в её глаза, полные любви и теплоты. В глаза, которые поглощали бы меня. Но в её глазах не было ничего. Она меня не видела. Она смотрела мимо. В пустое пространство. Я мог влюбить её в себя, мог сделать так, что она нуждалась во мне… но смысл? Кого я обманываю? Кого я таким способом сделаю счастливым?
Больше всего меня разрывало именно это. Моё желание быть с ней, завоевать её внимание, получить любовь и видение бессмысленности этих попыток. И я боролся со своим наваждением, со своей одержимостью. И я наполнялся болью и горечью. И я сдерживал каждый импульс пойти к ней, увидеть её. Я решил вырезать кусок сердца. Отрезать её от себя. «Миражи Майи бывают так восхитительны…»
Но больше всего меня убивало, когда она, повстречав меня где-нибудь, на парах в институте или в общежитии, говорила так задорно, так весело, как ожившая кукла Барби: «Привет! Чего в гости не заходишь?» В тот момент мне хотел выплюнуть в лицо ей всю невысказанную боль. Мне хотелось ей признаться во всём, но, во-первых, она ничего бы не поняла своим кукольным умишком, во-вторых, наверное, огорчилась бы… ровно на пол часика. А потом, наверное, отвлеклась на милое чириканье с подружками. Тогда бы вся моя трагедия превратилась в фарс.
Я понимал всю безысходность своей страсти, попыток объясниться, быть с ней. Но ничего сделать не мог. Хотя… Мог. И с некоторых пор мысли о суициде начали одолевать меня.
Терпеть всё это не было никаких сил. Хотелось вырваться из этого. Вырваться любой ценой. Даже ценой собственной жизни. Хотелось свободы от всей этой зацикленности, пустоты и автоматичности. Вырваться – порвать со всем этим. Вырваться – прорваться. Но куда, как?
Самоубийство не было выходом, и я это понимал, понимал глупость этого шага. Но я устал, устал каждый день сражаться и искать этот чёртов выход. Устал загораться надеждой и каждый раз сталкиваться с обломом – полным поражением. Всё, чтобы я ни делал, заканчивалось провалом. Меня кидало из жара в холод. Холод обречённости и вечного одиночества. Неприкаянности и безнадёжности. Выхода не было. Ни любовь, ни психоделики не были выходом. Ни учёба, ни попытка отвлечься на разговоры, общение с так называемыми друзьями, – не были выходом. Выхода не было ни в чём. Я во всём разочаровался. Я устал. У меня опустились руки. Именно это меня привело сегодня к автостраде и толкнуло под машину. И всё бы закончилось, если бы не этот…
Сейчас я уже не решусь на это отчаянный поступок, импульс угас. Не было во мне уже той вспышки, что могла толкнуть в бездну. Я сдался, пошёл на сделку с собой и решил влачить жалкое существование дальше. Бесцельное и беспросветное. Я потерял всякий интерес к себе и своей судьбе. Безнадёга. Именно это слово сейчас лучше всего обрисовывало моё состояние.

Обречённо, не замечая никого и ничего вокруг, толкаясь в толпе, спешащей куда-то, я спустился в метро. Проездного у меня не было. Я вышел из общаги в этот раз без проездного, без документов и без денег. Я хотел пропасть без вести. Потому преодолел пол города и встал на краю автострады.
Сейчас я уже не мог проделать тот же путь обратно пешком. У меня попросту не было на это сил. Мне хотелось поскорее упасть в свою кровать и провалиться в сон, забыться и как можно дольше не пробуждаться.
Я заметил у стены в переходе литровую бутылку недопитой колы. Очень хотелось пить. Плюнув на все предубеждения, я направился к ней, тут же заметив, что не я один положил на неё глаз. Бомж, неспешно встав со своего места, двинулся в её направлении. «А порой миражи Майи так отвратительны». Ну что ж, на перегонки, так на перегонки! Я прибавил ходу и, успев первым, пил колу на глазах изумлённого бомжа. Да, я прямо перед его носом открутил крышку и стал пить. Если раньше я бы ни за что подобного не сделал, из-за брезгливости, из-за мыслей о том, как посмотрят на меня люди, то сейчас мне было на всё плевать. Безнадёга давала какую-то злую свободу. Свободу плюнуть, харкнуть любому человеку в лицо своим низким поведением, своим утраченным человеческим обликом.
Я не был пьян, я не был под наркотиком, но эта свобода во мне была лучшим наркотиком, пьянящим своей разгульной свободой. Можно было быть фривольным, кривляющимся, куражащимся, юродствующим Я задумался над словом «фривольность». Оно состояло из двух свобод: «free» и «вольность». Двойная свобода. Обалдеть. Так вот где выход! Вот где свобода! Плюнь на все приличия, на все смыслы. Стань фриком и вперёд!
Злая, холодная свобода, плюс кола, придали мне сил, и я быстро нашёлся, как проникнуть в метро. Нет, я не стал отбирать у бомжа деньги, просто рванул через турникеты, они клацнули за мной, сработала сигнализация. Краем глаза я заметил как в мою сторону двинулся человек в форме:
- Стоять!
- Ага, щаз!
Я вылетел к эскалатору и, нагло распихивая людей, понёсся вниз. Оглянувшись через плечо, выхватил из толпы недовольных людей красное лицо в фуражке. Погоня, как говорится, была близка. Адреналин в этот раз давал такой кайф, столько сил мобилизировалось, что я просто парил на крыльях! Вылетев на перрон и пробив оборону потока людей, залетел в захлопывающиеся двери вагона.
В вагоне подсел к самовлюблённой сучке в очках. Стерва была шикарна, такой высокомерный вид застыл на её непрошибаемом смазливом личике, что это не могло не возбудить… возбудить желание поиграть с ней. Ещё день назад я бы только пускал слюни, видя такую «цацу», сейчас же я был другим человеком, совершенно свободным в своих проявлениях. Я заговорил с ней довольно прямо и спокойно, попивая колу. Она даже бровью не повела. Видно было, что таких как я, она просто не воспринимает как существ, к которым можно снизойти настолько, чтобы обратить на них внимание. Она даже не удосужилась бросить на меня свой непроницаемый взгляд и задержать на долю секунды. Я знал, что познакомиться с ней - дохлый номер, но это уже было делом принципа, не обломаться и продолжить общение. Нулевая реакция, полный игнор, ещё больше возбудил во мне зверя.
Ну что ж, подумал я, не хочешь по-хорошему, красавица, будет по-плохому. И вот, я представил, что она - это та девушка, в которую я был так долго и безответно влюблён, что это она сейчас передо мной, и пришло время всё ей высказать в лицо:
- Ну что, Оль, значит, говорить со мной ты не собираешься? Ты не замечаешь меня, да?! И то, как заставляла меня страдать, ты тоже не замечала?.. И то, что все мужики, которых ты друзьями называла, просто хотели тебя, ты и этого не замечала? Замечательно! Ничего не замечающая Оля, у которой полно друзей и море позитива! Ммм! А может, стоило послать меня с моей любовью?!. Нееет, Оль, ты своё личико не отворачивай, ты меня послушай! На меня смотри! Слышишь меня?! – голос мой всё повышался, перекрывая шум метро.
«Оля», не моргнув глазом, встала и пересела на другое место. Я, не долго думая, подсел к ней. Она ещё раз пересела. Тогда я сел напротив и продолжил:
- Хочешь или нет, но я всё о тебе скажу. Скажу о том, что ты безмозглая кукла, которая еб*т мужикам мозги! Что, скажешь, нет? Да я, тебя, сука, насквозь вижу и весь твой «наив»! Ты в глаза смотри, когда с тобой разговаривают! Ты слышишь меня? Слышишь?
Я вскочил со своего места и со всего размаху рубанул воздух перед её лицом. А так как бутылка с колой всё ещё оставалась у меня в руке, то естественно, я окатил её с головы до ног…
Нужно было видеть её лицо! Это было удивительно! Её лицо. Её глаза впервые засветились интересом, я разбудил спящую красавицу ото сна, как раньше это делали принцы своими поцелуями! Что за чудо! Это было так чудесно! В её глазах отражалось то, что отражалось у меня, недавно на скамейке – её мир перевернулся! Я был для неё чем-то невероятным! Такого не бывает! Нет! Только не с ней! Она была настолько ошарашена, что даже не успела испугаться. Она вообще не знала как реагировать на всё происходящее.
- Что?!! В сказку попала?!! Оленька моя ненаглядная, принцесса моя!!!
Этот толчок, пробудил её ото сна и бросил прочь по вагону. Беги, кролик, беги! На свободу, кролик! Вон из клетки собственной самовлюблённости!
Я хохотал и орал ей вдогонку проклятья, на весь вагон. А люди… они притихли, они сжались все и спрятались! Никто не посмел даже голову повернуть в мою сторону, ни то что гавкнуть что-то… лишь один «боец» с пивком в руке начал что-то мне через весь вагон выкрикивать. Не успел он опомниться, как я подлетел к нему. Честное слово, такого задора я никогда не испытывал, такого боевого, такого задиристого состояния…
Мои глаза сияли, я в упор смотрел на здорового быка, который мозолил пространство своим мутным злым взглядом. Меня он в упор не видел. Не-на-видел.
- Эй, герой, ты что-то сказал, или мне послышалось? – я уверенно нависал над ним, - Ну что, боец, повыступать захотелось?! А вот это, как тебе?!
Я заехал ему в лицо. Бутылка вылетела из его рук и покатилась, толчками выплёскивая на пол пенящуюся жидкость. Никогда в жизни я не дрался, в том смысле, что у меня рука просто не поднималась ударить человека в лицо. Наверное, это какое-то глубинное табу. Так же как запрет на унижение другого человека - сыпания ему обвинений и проклятий прямо в лицо. Два табу за раз преодолел - не плохо, похвалил я сам себя.
Мужик не ожидал такого поворота событий, так же как и красавица. Красавица, блин, и чудовище! Был он крепок и здоров, да ещё и пьян. Только самоубийца встанет у такого на пути. Он как оползень пошёл на меня. Я отпрыгнул на середину вагона.
- Драться хочешь? Ну, иди сюда! Иди, будем драться! Чё, передумал?!
Но он не передумал. Как в замедленной съёмке, очень медлительно он пытался по мне попасть. Пытался, потому как я всякий раз уклонялся. И это его злило.
- Ой, ну что ж вы так? Может вам помочь?
- Ща я тебе помогу!!! Ща я ментов вызову, они тебе быстро помогут!!!
- Ой, правда? Зовите, вот кстати и станция! Иди, иди, если успеешь!!!
Он вылетел из вагона, как и все остальные зрители этого шоу. Я остался сидеть один. Ага, думал я, ща ты ментов позовёшь, я уже ту-ту и поминай как звали! Но метро стояло. И двери не думали закрываться. Чудес не бывает, кто-то сообщил о безобразиях царящих в вагоне машинисту и тот ждёт наряда милиции. Блин, а такого поворота уже я не ожидал. Может, я ещё успею смыться? Сердце бешено колотилось, переизбыток адреналина вновь играло злую шутку – ноги были как ватные. Меня как будто приковало к месту. Что-то оборвалось внутри.
- Не напрягайся ты так.
- Что?! – я вздрогнул, голос возле уха принадлежал Лонгчену.
- Не будь привязан к своим действиям, к их серьёзности, и последствия не будут тебя устрашать.
- Ты что, не видишь?!! Меня сейчас в милицию заберут и…
- Отбрось свои представления о хорошем и плохом, просто играй.
Мне хотелось спросить: «Но как? Как это возможно? Попасть в участок, что может быть серьёзней? Это уже всё очень серьёзно. Я уже доигрался. Куда ж дальше играть? А главное, как?» Все эти вопросы я не успел задать, так как несколько пар рук уже тащили меня вон. Я покорно двинулся за этой серой массой, которая извлекла меня из вагона и вела на расправу. Я обречённо оглянулся на Лонгчена. Его глаза сияли всепонимающей и всепрощающей любовью. Спокойствие этих глаз привело меня в чувство. Внутренняя улыбка озарила меня. Мне передалась та спокойная, радостная уверенность, что была сутью этого загадочного человека.
Я ослабил свою внутреннюю хватку и сдался. Пора было принять новые правила игры. Пора было сменить роль победителя, на роль поверженного. Но принять её следовало по своей воле. Играть её нужно было радостно, оставаясь свободным в этих предлагаемых обстоятельствах. Я чувствовал себя актёром на сцене. Полное непротивление и внутреннее спокойствие, равновесие, подсказали абсолютно беспроигрышный ход… Я разрыдался!!! Я рыдал так громко и горько, так безудержно и безутешно, что это не могло не смутить, не сбить с толку. Милиционеры были ошарашены, «жертва» была ошарашена не меньше.
Горько рыдая, я рассказывал взахлёб историю о своей несчастной любви! О том, что меня бросила девушка! О том, что она изменила мне, о том, что я схожу с ума из-за этого, о том, что меня надо изолировать от общества, что меня надо посадить в психушку, потому что у меня нет больше сил продолжать так жить, страдая. В своём надрыве и пафосе я был великолепен, я ощущал себя гениальным актёром, покорившим публику. Я упал на колени и просил у всех прощения и говорил о том, что нет мне прощения.
Смешно сказать, но это подействовало, человек десять при исполнении, смутилось и потихоньку разошлось. Оставшиеся переминались, и видно было, что им не ловко смотреть на весь это цирк. «Жертва» - злобный мужик, который так рьяно хотел меня засадить, написав заявление, всё менее уверенно что-то бормотал, объясняя одному из милиционеров суть произошедшего. Было видно, что он настолько сейчас удовлетворён моим низвержением, что уже и не так рьяно желает засадить меня. Ведь, в конце концов, я и так уже окончательно повержен, унижен. Так что милиционерам с лёгкостью удалось его отговорить и замять весь конфликт. Меня посадили в бобик и повезли в общежитие.

По дороге, один сердобольный милиционер рассказывал о том, что и его когда-то бросила жена, но надо держаться, надо быть мужиком. Я, соглашаясь, кивал, тихонько подшмыгивая носом. Подкинув до общаги, они не стали даже заходить ко мне и проверять документы. Махнули рукой. Пожелали удачи. А я остался стоять перед серым зданием, сам дивясь такому повороту событий.
Оставшись один, я снова заскучал. Вновь навалилась безысходность, тоска. Хотелось с кем-нибудь поделиться всем произошедшим, но я понимал, что никто не поверит. Да и к чему беспокоить кого-то? Я снова сидел в четырёх стенах своей комнаты, в одиночестве уплетая вермишель быстрого приготовления. Я вспоминал события сегодняшнего дня и спрашивал себя: «Неужели это было со мной? Наяву? И неужели это всё? Неужели чудеса закончились?» Я оглянулся, ожидая увидеть за спиной улыбающегося Лонгченпу, того загадочного человека, что преподнёс мне такой урок сегодня, и не один урок. Если подумать, то этот человек за день дважды меня спас, один раз он мне спас жизнь, второй раз уберёг от очень больших проблем. А чем я отплатил ему? Неблагодарностью. Я ведь даже ему спасибо не сказал.
Итак, я оглянулся… в комнате никого не было. Ну не может же так быть, что это был конец. Конец нашему знакомству, конец приключениям, конец чудесам, конец тем изящным истинам, мимо которых обычно проходишь, не замечая. Неужели всё вернётся на круги своя и я снова стану всем всегда недовольным, скучным и злым? Я не хотел возвращаться назад в свою жизнь, влезать в свою бездарную роль. Мне хотелось играть дальше, мне хотелось праздника и чудес. Мне хотелось, чтобы моя жизнь была чудом, чтобы она была наполнена событиями. Чтобы шквал таких впечатлений, как сегодня, захватывал меня, дарил радость и пробуждал интерес к жизни, дарил ощущение тайны, загадочности бытия, чудесности. Мне хотелось быть Алисой в стране чудес. Но…«чудес не бывает» - говорил я себе. «Чудес не бывает» - убеждали меня с детства.
Я решил выйти прогуляться в парке возле общежития. Дышал влажным прохладным воздухом, любовался на деревья в дымке. Я вспоминал как это делал Лонгченпа. Почему-то мне хотелось называть его «учителем». Внутри что-то тоскливо звало учителя. Мне так нужны были его подсказки. Так нужны были сияющие, добрые, мудрые всепонимающие глаза.
Я долго бродил по парку. Ждал чего-то. Всё вокруг было наполнено таким спокойствием, такой сакральностью, что прямо сердце сжималось от такого простого чуда бытия. Я наполнялся гармонией и красотой момента. На одном из кустов мой взгляд задержался. Я заметил лист бумаги. Сейчас я внимательно относился ко всем знакам и «указателям». Белый лист так призывно звал, сигнализировал – «прочти меня». Я подошёл, затаив дыхание, взял его в руки. Подержав в нерешительности, всё же развернул и начал читать. Насколько я понял, это был листок реферата или курсовой. В нём описывались чудеса, которые якобы происходили на Тибете, с теми практиками, что шли путём Великого Совершенства. Одним из великих мистиков, учителем, адептом данного тайного учения был Лонгчен Рабджампа.
Как громом поражённый я стоял и не мог поверить, что я общался не просто с человеком своего времени, магом каким-нибудь, или джином мистическим, а с реальным человеком, достигшим просветления в 14 веке, с величайшим мастером Дзогчена.
Эта информация была знаком. Я понял что Логченпа таким образом, через случайно найденный мной кусок реферата, оставил свою «визитку». Слёзы благодарности, слёзы счастья и блаженства потекли из моих глаз. Наконец-то я ощутил выход, наконец-то я прикоснулся к тому, что всегда влекло меня. Так я понял, что чудеса только начинаются.