Бабм-ба!

- …и никакого парфюма. Завтра в девять двадцать. Не опаздывать.

  Мне показалось, что я уже опоздал….
Отключил телефон и огляделся…Скучный, серый город. Голые ветви замерзающих деревьев. Низкое небо. Люди-мыши…

 Но на следущий день, в девять двадцать, я стоял у двери кабинета.
- Здрасте.
- Раздевайтесь.
- Как?
- До пояса! - Зачем-то повысила голос врач и одела на лицо маску.
Разделся. До пояса.
- Ложитесь -  указала пальцем на кушетку.
Лег.
И холодным потом покрылся.  Сердце заколотилось в грудине, как подвыпивший интеллигент, по ошибке запертый в КПЗ.

- Как же  так…О Боже… Ё-моё…
Я в уме переворачивал всю свою жизнь, а врачиха нашаривала  сканером, все живое что билось, стучало,  пульсировало в моем таком, вдруг! ставшим родным и маленьком  теле. Глядя в монитор,  долго молчала, потом сказала:
- Левый желудочек, стенки тонкие.
- Как это! Почему?! - не выдержал я этого садистского молчания и фразы стеганувшей меня своей непонятностью, как плетью
- Я не Вам. Пиши, левый желудочек - стенки тонкие.

 - Все. Конец. Стенки тонкие. Сейчас вот здесь и помру - вяло подумал я, и безучастно уже, обреченно, перевернулся на левый бок по ее просьбе. Она во мне еще долго что-то сканировала и диктовала какие-то цифры.
Когда прекратила  свою тарабарщину и отложила сканер, я уже лежал как мертвый.

А… все уже… - осталось только услышать реплику в финале  – В  морг.
- Одевайтесь.
- Что? ВСЕ?
- Да.
Кое-как оделся.
- Вы пуговицу на рубашке неправильно застегнули.
- Да ладно… И ?
- Что и?
- И что мне делать?

Врачиха сняла маску, сняла очки. Встала из-за стола, прошлась по кабинету…Я встал, взял в руки портфель.
- Ну что я вам могу сказать….
Мой кожаный, и теперь такой дурацкий портфель, набитый деловыми бумагами, отчетами, планами,  стал таким тяжелым, что  у меня вдруг обвисли руки как у двоечника  в кабинете директора школы.
- Ну что я вам могу сказать - она пристально посмотрела на меня...
- Сердце у Вас…- сделала паузу.
Я  обмер…
- Красивое у Вас сердце.
- Дура  какая…шутит еще. Я вот сейчас выйду за дверь и  упаду замертво во весь рост на пол, поднимется шум, гам, меня поднимут, потащат к окну и руки мои будут безвольно тащится по дорожке оставляя следы на высоком ворсе ковра… Дура!

- Как это вы увидели, что оно еще и красивое – печально спросил я, о своем больном сердце просмотрев кадры хроники своей смерти…
- Все здоровое – красивое, ответила она и добавила: - У Вас проблема в другом.
- Ой, мама….
Я совсем перестал понимать смысл ее слов и на всякий случай присел на кушетку.
- У Вас проблема с позвоночником. Вы не спортсмен?
- И даже не похож.
- У Вас сердце пропускает сквозь себя столько крови, сколько может прокачать  только сердце спортсмена под нагрузками.
- А при чем тут позвоночник?
- Видимо ноша тяжелая – пошутила врачиха: – живите с тем, что у вас есть и берегите это. И себя. Шлепнула печатью на листе бумаги.
- С Вас 700 рублей.

А мне вдруг захотелось прилечь на кушетку, чтобы успокоиться и осмыслить услышанный диагноз.
- Ох, спасибо. Доктор. А я уж думал, что все, каюк.
- Идите, идите. Живите.

- Надо же! Красивое! Вот бывают же хорошие врачи, - думал я шагая по коридору поликлиники, и чувствуя как мое, такое красивое сердце, с каждым  шагом все больше и больше,   радуется обыкновенному городскому пейзажу за стеклянными дверями выхода.
Бабм-ба! – вдруг говорю я, оказавшись на улице.
Бабм-ба!

   Утром, сын залез ко мне, еще сонному на кровать, и подпихивая мне под нос музыкальную игрушку  - желтого пластмассового жирафа с кнопками на спине, тарабарил на своем могучем и почти что русском языке -  Бабм-ба!
- Чего Бабм-ба? - не понимал я. Он  нажал кнопку на спине жирафа.
- Бабм-ба!
И раздается мелодия, в которой я, проснувшись, сквозь мультяшную однотонность звука, узнаю Бетховенскую Оду «К радости»…

                БАБМ-БА!






                ***