об Илье Бокштейне. Вторая часть

Но вернемся в Рамат Ган в то субботнее утро. Начиналось чтение стихов.
Были и такие авторы, которых я знал по Москве лично, хотя никогда не слышал
и не читал их стихов, например Губанов. Губанова или же какого-нибудь
другого поэта подобного толка Илюша мог читать наизусть часами, впадая
как бы в самнамбулический транс. Я, обладая по жизни цепкой памятью,
не мог запомнить оттуда ни одной строчки. Хорощ ли был сам по себе Губанов
или плох? На этот вопрос у меня никакого ответа не было, как нет и поныне.
Причина тут вовсе не в поэзии Губанова или Бокштейна, а во мне - я глух
к подобного рода литературным изысканиям.

Сидя на маленькой кухне на табуретке напротив Ильи, я с тоской думал,
почему не застрелился еще вчера из своей черной отполированной ладонями
чизеты или не утонул, сверзнувшись с мокрой доски, в волнах Средиземного моря?
Я понимал только одно - Бокштейну глубочайшим образам наплевать на меня, на мою
реакцию, на то вообще есть я или нет на свете. Уверен, что, если бы на следующее
утро его спросили, а какая квартира у Дагимова? Он не смог бы вспомнить ни одной
детали.