Это работа такая - в душу лезть...

Нас, журналистов, часто считают бессердечными тварями. Де, ничего святого – в душу к людям лезут, копаются в грязном белье...
Эх, странные вы, люди… Работа у нас такая.

Только непосвященному человеку кажется, что у журналистов нет души, что они на своем веку столько всего видели, что ничем их не удивишь.
Так уж получилось, что я специализируюсь на людях мертвых. Проще говоря, отдел криминала за мной закреплен. Причем, вот что странно: я перехожу из одного издания в другое, а криминал идет за мной. Помахивая отрезанной головой.
Работа меня закалила. Я не боюсь трупов. Живые страшнее. Мои родственники знают: пытаться разбудить во мне страх и жалость к мертвечине разной – бесполезно. Не ведусь на такое. И когда мне какой-нибудь приятель рассказывает (понизив голос, судорожно перебирая краешек скатерти на столике в кафе, куда мы притащились выпить по чашечке кофе), что его сестру (подругу, тетю, племянницу) ограбили и изнасиловали, я обычно спрашиваю:
- Когда, говоришь, это произошло? Во сколько?
То есть, проще говоря, информацию собираю. А потом спохватываюсь, что человек, вообще-то, сочувствия ждет. И наспех сочувствую. А в голове вопрос: «А как там все было? А интересно ли это моему читателю/зрителю?».
Отсюда и байки про бессердечность наших СМИшников.

У меня есть одноклассник Леха, он медик. Я его очень уважаю, и каждая наша редкая (и чаще всего случайная) встреча отзывается во мне искренней радостью. Мы с ним оба живем с не покидающим наши организмы цинизмом. Мы знаем, что «и так в гроб влезет, и так влезет».
Но я помню их всех. Каждого из них.

Помню свой первый труп. Тогда я поехала на место происшествия со старшей коллегой. Она, уже тертая в этих делах, фотограф и я. Водитель подрулил к месту. Оно, надо сказать, живописнейшее. Лес, рядом дорога. Ранняя весна. Еще лежит снег, макушки сосен покачиваются в такт ветру, а под ними, в подтаявшем сугробе, лежит ОНО. Тело. В газетах и на телевидении запрещено употреблять слово «труп». Многие журналисты даже в жизни его редко говорят.
Так вот, лежит оно, тело девушки. Я знаю про нее, что она моя ровесница, студентка. Пошла девчушка вечерком с собакой погулять… И нашла какую-то собаку на свою голову. Девочку ударили по голове, изнасиловали и придушили. Вокруг тела с деловым, но отрешенным видом, копаются криминалисты. Уверена: они тоже каждого СВОЕГО помнят…

Еще одна история врезалась мне в память. Шестеро ребят-туристов пошли в горы. Трое – не вернулись. За те три дня, что я провела у них в клубе, ребята стали мне родными. Мне показывали их фотографии. Мне рассказывали о них. До последней минуты ребята в клубе держались. Они надеялись, что те, кто остался – выживут. Во время одного из восхождений оборвалась веревка, на которой висели трое. Они упали с большой высоты. Они были живы… они дышали. Два парня и девушка. Трое парней, что были во второй связке, решили: надо идти за помощью. Одни остался с ранеными, двое пошли. В пути они чуть сами не погибли. Горы, снег. А за спиной товарищи умирают. Они шли двое суток. Не останавливаясь. Без сна и почти без привалов. Без еды – чтобы налегке. С тяжелым сердцем. Они вышли на спасателей. Те их уже искали. Но помощь опоздала. Когда наши вертолеты будут летать в любую погоду? Когда смогли вылететь, те трое уже были мертвы. Тот, оставшийся с ними… Представляете его состояние?! Его друзья умирали у него на руках. И он ничем не мог им помочь.
Помню, сижу я у этих туристов в клубе, украдкой слезы вытираю, и в сердцах им говорю: «Вы же прекрасно знаете, что это опасно! Нафиг лезете! Что вам дома не сидится-то?!». Они не знали, что мне ответить. Инструктор Марина стала показывать мне фотографии. Тех мест, куда они уже ходили с ребятами. И тогда я поняла… Словами я это вам не опишу. Это просто надо видеть. Заснеженные скалы, а в долине – озеро, зеленая травка и небесно-голубой цветочек водосбора… Люди, это то, ради чего стоит жить. Видимо, и умереть тоже…
Каждый раз, проезжая мимо магазина «Абалаковский», я вздыхаю и давлю в себе желание расплакаться. В этом магазине работала девушка, которая нашла свой последний приют там, высоко в горах. Она была старшая девочка в семье, родители рано умерли. У нее осталось два брата и три сестры… Каждый месяц она отправлял им деньги. Она была братьям и сестрам и мать, и отец, и сестра, и опора. И такая нелепая смерть. Я вспоминаю Антона – улыбчивого голубоглазого парня. Он тоже остался ТАМ. Я не знала его при жизни, но за эти три дня у меня сложилось впечатление, что мы жили в одном дворе с рождения. Мне показывали его фотографии. У него были два лучших друга. Двойняшки. Ребята всюду вместе ходили, их даже тройняшками называли. Он просился в поход. Его не хотели брать. Братья отговаривали. Наверное, чувствовали. А он пошел. И не вернулся. Это очень больно, когда погибает брат. Особенно, если вы – тройняшки.
На похоронах было море цветов. Около гробов положили альпинистскую веревку. Она – нить путеводная, не выдержала их натиска. Их желания жить. И порвалась…
Я помню их всех.
Поехали как-то на загадочное убийство. Между четвертым и пятым этажом лежит тело. Под ним – лужа крови. Весь пол, от первого до четвертого этажа – в крови. В воздухе сладковатый такой запах. Я никогда его не забуду.
Не забуду и другую лужу крови. На белом снегу она выглядела еще страшнее. Ребята катались на шине, привязанной к хлебовозке. На повороте один парень успел соскочить, а второй – нет. Его затянуло под колеса. Голову нашли в нескольких метрах от того, к чему она крепилась. Я помню дрожащие руки следователей. Наверняка вечером пили по-черному. Парни только жить начинали. Второй день работали.
Страшно смотреть на родителей погибших детей. Часто езжу к семье Мальковых. Их пятилетнюю дочь увели из песочницы. Нашли через неделю. На пустыре. Задушенную, возможно изнасилованную. Что-то вырезали из тела… Страшно смотреть на ее родителей. Отец все силы бросил на старшую дочь. Она одна у него осталась. Каждое утро провожает ее из школы. Каждый вечер ее встречает мать. Когда видела отца в последний раз, он мне на прощание сказал спасибо. За то, что пришли. Больше всего он боится, что его оставят один на один с его бедой.
Я помню их всех. Я помню двух старушек, которые пытались перебежать дорогу перед огромным грузовиком. Они лежали обнявшись под колесами. При жизни были подругами, и смерть мужественно встретили вместе. Я помню предпринимателя, которого застрелили в летнем кафе. А может, он сам застрелился. Я помню его кошку, которую он любил, как собственного ребенка. Его коллеги рассказывали, что всегда самые вкусные кусочки доставались Мурке. После смерти хозяина она впала в депрессию. Если это слово вообще применимо к животным. Она не ела, почти не двигалась. Частичка ее умерла вместе с хозяином.
Я помню их всех…
Молодых, и не очень, замерзших на лавочке по пьяни, и задохнувшихся в дыму.
Живых тоже помню. Их вспоминать легче, но и тут без тараканов не обходится.
Я помню прекрасную семью. Муж, жена и трое детей-погодок. Бабушка подарила внукам книжку со сказками. А в ней оказалась брань отборная. Позвонили нам. Мы приехали. Заходим. Оператор мне жесты делает. Я и сама уже к тому моменту поняла: снимать в помещении не получится. Их комнатка в гостинке слишком мала, камеру поставить некуда. Они впятером живут на двенадцати квадратах! Вспомните об этом, когда ваша квартира покажется вам маленькой. И они вполне счастливы. У них дети. Целых трое. Судьба меня свела и с еще одними замечательным ребенком. Вернее, его отцом. Парень работает во вневедомственной охране. Возвращался домой с дежурства, увидел – горит квартира. А внутри – пожилые супруги. Не растерялся – пошел туда. Через балкон соседей перелез на нужный, разбил стекло, вытащил обоих. Через несколько секунд в доме взорвался газовый баллон…
У парня тряслись руки, он сам весь трясся. А у него дома – жена и годовалый малыш. Они уже спали, когда их отец и муж вернулся. Весь в саже и грязи. С перепачканными и порезанными руками. Руками, которые спасли жизнь двоим людям.
И вот такие встречи и расставания у меня каждый день. Нет, я не жалуюсь. Это работа такая – в душу лезть. Просто… я их всех помню. Мы не такие черствые, как вам кажется. Мы – циники. А циник – это разочаровавшийся романтик…