Гиблое место

ГИБЛОЕ МЕСТО.(Вот это и есть "знаменитый" "Спорт-паласт".Фото 2 мая 2009 года.Я приехал сюда с внучкой-показать...Конечно,ТОГДА все это выглядело иначе,но стены остались...Теперь здесь снова спортзал, ресторан,но...обедать мы туда не пошли...)
"На окраине Ростока, неподалеку от лесопарка, уже три года пустовало здание, нечто вроде  клуба с большим спортивным залом на первом этаже. На втором этаже тоже был зал, но поменьше.
 Внизу разместили тысячу двухэтажных нар, на втором этаже еще триста. Новый лагерь так и назывался, как прежде,- «Спорт-Паласт».
Глава авиационной кампании Эрнст Хейнкель, который приобрел русских рабов, распорядился снять это помещение в аренду и временно, пока не построят новый стационарный лагерь, разместить партию пригнанных из России.
  Большой двор перед зданием опоясывала изгородь из колючей проволоки.Две  вышки для полицаев и будка у ворот.Во дворе наскоро сколоченная деревянная уборная на «70 очков».Там в первое время ночью двое и повесились, повеситься больше было негде-везде ты был «на людях».Но уже через неделю ночью возле уборной, которая, конечно, не закрывалась, стоял дежурный полицай,- так отобрали последнее место, где можно было свести счеты с жизнью.
         ***
     За несколько минут до подъема в помещение бесшумно входили вахманы с собаками. Собаки тоже как бы вступали в эту игру: вели себя смирно, не лаяли, не визжали. Все как бы занимали места «в засаде», «перед охотой».
Ровно в четыре часа утра раздавалась команда дежурного коменданта, и тут начиналось...
Если дежурил «Глист», то команда звучала по-немецки: «Ауфштейн! Лёс! Шнелль!..»; если Война, команды следовали по-польски: «Вшистски вставать, не то бендже война! Холера...»; Курт -- прибалтийский немец --- любил матерные выражения. Он был виртуозом по этой части.
Как только раздавались команды, вахманы спускали собак. Застоявшиеся овчарки прыгали на койки, хватали спящих, но не кусали -- стягивали одеяла, скалили зубы, злобно рычали. У вахманов из рукавов выскальзывали змееподобные гуммы. Попадало всем: и тем, кто замешкался, и тем, кто просто оказывался поблизости.
Больше других свирепствовал Глист. Война тоже был садистом, изощренным и отвратительным. Говорили, что он «подорвал» свое здоровье в Польше, где участвовал в массовых расстрелах. Подъемы он производил шумно: вахманы бегали между рядами, собаки неистовствовали. Сам Война, выкатив безумные пустые глаза, размахивал гуммой над головой, раздавая удары направо и налево. Бил он в это время без особой злости, так, для «порядка». Если же ему кто-нибудь не нравился: стал не так, посмотрел не так -- тогда худо. Удары с остервенением сыпались на «провинившегося». В этих случаях Война мог забить до смерти. Но обычно у него раньше начинался припадок эпилепсии, он падал на пол, колотился головой, изо рта появлялась пена... Это только и спасало.
Матерщинник Курт редко пользовался резиновой дубинкой. Как и начальник лагеря Ранге -- его называли здесь лагерфюрер, -- он любил бить попросту -- рукой.
«Бельгиец» тоже «работал» «на совесть» при любом коменданте: за малейшее, как ему казалось, отклонение от правил, за нарушение «орднунга» -- удар резиновой дубинкой по голове. Нагнулся за окурком на мостовой во время движения колонны -- удар по голове, чуть высунулся из строя -- по голове, не так ответил -- по голове. Он  любил бить именно по голове. Потом уже, как-то будучи в «хорошем настроении», пояснил: « Одежду надо беречь. Она государственная… »
Одежду выдавали всем одинаковую: спецовка из синей дерюги, из стекловолокна- «джинси» и по цвету она была точно такого же цвета, как нынешние джинси.( почему я в «мирной жизни» никогда больше не носил «джинси»).На ногах- деревянные колодки (гольцшу).
Наступила осень. Володю как взяли в мае в пиджачке, так он и ходил. Полгода он отдавал одному дядьке с Западной Украины «кременчугскую махорку» -- грубо порубленные бодылья, пахнущие табаком. (Таких бодыльев на неделю давали по горсти.) На махорку он и выменял «москвичку» с драным верхом, но под верхом была какая-то собачья шкура, она его и спасала.
   После подъема-  туалет, надо всем «успеть», и так до половины шестого утра. В половине  шестого- построение… Строили во дворе. Считали, пересчитывали, снова считали. Сбился со счета вахман, кто виноват: «Фертфлюхтер! Гунд! Шайзе!» -- русский, конечно. Удар резиновой дубинки по голове.
Построение, подсчеты занимали минут сорок. Зимой и осенью –север  Германии, дожди..- все промокали до нитки. Немцам, само собой, ничего: у них непромокаемые черные плащи.
Наконец слышалась команда: Пошли!
На выходе из лагеря крайним четверок давали кирпичик хлеба. В кирпичике ровно килограмм. Можно было в этом не сомневаться -- аккуратность немецкая. Каждому, таким образом, двести пятьдесят граммов. Хлеб липкий, черный, сладковатый, из жмыха, хлебных отходов и бурака. Русские называли его «кюхен» (пирожное). Большинство свой хлеб проглатывало сразу, другие отщипывали по кусочку, подолгу держали во рту, сосали его. Были и такие, с сильной волей, которые доносили «кюхен» до авиационного завода «Мариене», где все они работали.
Завод к началу войны стал головным заводом Хенкеля (муттерверке). В Ростоке появилось еще два завода Хейнкеля: «Бляхештрассе» и «Верфтштрассе
 «Мариене» представлял собой как бы в миниатюре «Новую Европу», которую строил Гитлер на тысячу лет.
На «Мариене» работали люди разных национальностей. Их пригнали сюда из России, Украины, Белорусии и Польши Но были рабочие из  Бельгии, Голландии, Франции, Греции, Норвегии ,Чехии,Венгрии, позже добавились итальянцы.
   На самой низкой ступеньке социальной лестницы были русские. Здесь не было деления на украинцев, белорусов, грузин, узбеков, армян -- все были русскими, а точнее -- советскими.
Все они имели опознавательные знаки -- желтый металлический номер с буквой «R» и матерчатый -- синим по белому было написано «OST».
.
В уборную для немцев на заводе русский зайти не мог. Если он туда заходил, его избивали.
Убежища для русских на заводе были сделаны отдельно: канава глубиной до пояса, обложенная тонкими бетонными плитами. Наполовину они возвышались над землей и во время первой же бомбежки рухнули от воздушной волны и погребли сотни людей.
Если голодный русский во время раскопок после бомбежки нашел баночку маринованной моркови и припрятал -- лагерь уничтожения.
На втором месте в «Новой Европе» были поляки. Поляки тоже были славяне и в конечном счете подлежали истреблению. Но Польша уже не имела армии, которая бы сражалась против Германии. С Польшей, как считал Гитлер,-  покончено , с Францией-тоже. Остальные или «союзники»или,или как голландцы, принадлежали к "германской расе".Все они носили зеленый "треуголник-А-ауслендер-иностранец."
 Вся Европа была уже« у ног».Осталась только Россия.И русских  предстояло еще сломить, запугать до смерти, и все средства для этого были хороши.